найдут, можете не сомневаться, там крепкие профессионалы служат. К тому же
Владимир Владимирович к ним лично обращался. Здесь тоже следы остались. Кредит в банке оформлялся, и не думаю, что партнер
Пархоменкова гражданин Усков был не в курсе происшедшего. Лицензия банка 'Парус' в ближайшее время будет отозвана Центробанком. А сейчас Усков задержан и помещен в следственный изолятор.
- Оперативно, - криво усмехнулся Сидоров.
- Мы всегда оперативны.
- Всегда? - с сомнением в голосе спросил Сидоров.
- Всегда, - уверенно ответил Илья Михайлович. - Но иногда итоги нашей работы не объявляются.
- С Пархомом у вас не шибко оперативно вышло, - напомнил Сидоров
Илье Михайловичу о том, что московская бригада появилась на сцене, когда бандит уже пал от кинжала своих же головорезов.
- Да, немного опоздали, - согласился чиновник и вдруг улыбнувшись, взглянул на Сидорова. - А может оно и к лучшему?
- Но вы говорили о торжестве справедливости.
- А я себе не противоречу. Виновный получил справедливое возмездие. Даже более справедливое, чем то, которое определил бы ему суд. Конечно, жену вашу не воскресить, но все, что Пархом у нее отнял можно вернуть. Ведь это ваши деньги, Алексей Алексеевич. И по оценкам Дениса Александровича немалые.
- Ну и что? Зачем бомжу деньги?
- Деньги нужны всем, - возразил Илья Михайлович. - Их можно потратить на глупости или хуже того, распоряжаться ими, как распоряжался Пархом и подобные ему, но можно и обратить их во благо.
При помощи денег много хороших дел совершить можно.
- Совсем недавно подобный разговор мы вели с Андреем
Валентиновичем Самсоновым, - задумчиво произнес Сидоров. - А теперь вот…с вами. - И вдруг вспомнил: 'А ведь я и так уже богат. У меня в каком-то банке имеется счет, а на нем лежит два миллиона евро.
Нужно разыскать Матвея Яковлевича Пальмана. Не думаю, что это трудно будет сделать'. - И сказал вслух: - Темно совсем стало. Пойдемте,
Илья Михайлович.
ЭПИЛОГ
Старый бомж Бирюк, бывший вор в законе, а ныне обитатель Дома престарелых, который здесь называли 'Приютом убогих' и торжественное открытие которого произошло около полугода назад, еще при прежнем мэре, проснулся от гула за окном. Окно было еще новое, крепкое, не рассохшееся и не разбухшее, но обычное, совдеповское, не стеклоблок в пластиковом профиле. А потому и звуки далеких ударов были хорошо слышны, словно окно было открыто настежь.
Проснулся Бирюк и сразу вспомнил: сегодня должны рушить устоявшие в давней битве с конверсией стены 'взрывного' цеха завода 'Искра'.
Что могли уже разобрали и вывезли. Что могло пригодиться в новом строительстве, а такого добра оказалось мало, оставили. А вот
'взрывной' цех не вписывался в новый проект, слишком он был мрачным, кряжистым и ветхим.
Правда, ветхими стены 'взрывного' цеха не были, они только казались такими от шестидесятилетней копоти, которой были покрыты, да из-за выбитых стекол в окнах, забитых фанерой и рваным рубероидом. Кладка конца сороковых годов, послевоенная. Строили завод пленные японцы. Или немцы? Неважно. Строили с соблюдением всех требований технологии строительного производства. Цемента, несмотря на его тогдашний дефицит, не жалели, а сыпали в кладочный раствор столько, сколько было положено, и месили раствор вручную.
Воровство в те времена, конечно, было, но еще не так мощно расцвело, как в последующие годы советской власти. В том числе на стройках объектов народного хозяйства. Что произошло? Хозяина не стало. Государство - это мы. Или: мы - хозяева страны. А хозяину можно все. Можно брать, что плохо лежит. Что лежит хорошо, тоже брать можно. Бирюк был вором. Он тоже брал все, что плохо и хорошо лежало. И еще как брал! Но не у себя же, ешкин кот!
Хозяин так и не пришел. Ни вместе с Горбачевым, ни (прости господи!) с Ельциным. Ни потом. И сейчас его нет - одни рвачи и хапуги. Разве что Сидоров настоящим хозяином станет? Поживем, увидим. Хотя и сейчас уже видно - будет толк из Сидорова. Не для себя колотится, для людей! Вон сколько рабочих мест организовал! А сколько еще организует, когда новый завод заработает!
…И кирпич, из которого сложены стены цеха, тоже хорош - без пережогов, ровный и плотный, как натуральный камень, а на сколах сочного розового цвета, как ветчина, того же времени изготовления.
Даже жалко такую кладку рушить. Но надо. Иные технологии, иные конструкции, иной дизайн. Жизнь иная.
Бирюк, когда он жил в цехе и был бомжем, решил как-то в кубрике своем зимник устроить. Зимний холодильник. Стал стену долбить, вооружившись двухкилограммовой кувалдочкой и широким зубилом.
Долбил, долбил. Долбил, долбил. Замаялся. Кирпич долбился с трудом, мелкими чешуйками отщеплялся, а раствор вообще не долбился. Монолит, ешкин кот!
Дубасили по стенам 'взрывного' настойчиво. В пустом стакане, стоящем на тумбочке рядом с кроватью Бирюка брякала в такт ударам серебряная ложечка.
И чего Сидоров сдал всю взрывчатку? Оставил бы малую толику на всякий случай. Вот и пригодился бы теперь пластид. (Точнее: пластит
- так Альф учил). Заложить по шашечке по углам цеха и… Да кабы знать, что понадобится!…Хотя, можно было и официально взрывников нанять. Просто не учел Сидоров качества кладки, просчитался. Оно и понятно, ешкин кот! Он же зимник себе не устраивал. Вот и долбят крепкие стены цеха драглайном, вернее железным шаром, навешенным на его стрелу. По старинке. А может оно и правильно? Горожане еще тот взрыв не забыли. Когда им пришлось в окна новые стекла вставлять.
Тогда Альфред погиб…Да много тогда кого замесило…
Бирюк поднялся и быстро влез в шерстяной спортивный костюм, натянул на сухие желтоватые ступни шерстяные носки домашней вязки, купленные им на рынке у старушки. Подумал и накинул на плечи махровый халат, подаренный Окрошкой. В его комнате (одиночке, как иногда называл Бирюк свое новое, но уже обжитое за полгода жилье) было не жарко. Позавчера отключили отопление, а вчера к вечеру резко похолодало. Весна. Неустойчивая погода. А он еще, как назло ободрал скотч с окна, приклеенный в зиму, и вытащил вату, которой были заткнуты щели. И сам помыл раму и стекла, чем вызвал приступ негодования штатной уборщицы.
Быстро, по-военному, заправив кровать, Бирюк пошел в ванную. Когда он вышел оттуда, гладко выбритый, умытый и тщательно причесанный, в дверь постучали и тут же, скрипнув, она приоткрылась. Бирюк не выносил закрытых дверей и никогда не запирался на ночь. И вообще он никогда не закрывался на замок, если был в 'Приюте убогих' у себя в комнате.
- Вы уже проснулись?
Это была Майка, рыжеволосая сестричка-опекунша Майка. Майя
Леопольдовна, как ее представила директрисса Дома престарелых. Такое у Майки было интересное сочетание имени и отчества. Впрочем, по имени-отчеству к ней никто не обращался, все звали Майкой. Старики в основном. Старухи звали Маечкой. И при этом мило улыбались, но в красивую Майкину спину смотрели зло, с прищуром и что-то тихо шептали, наверное, слово 'стерва!'. Или что-то другое, обидное.
