Майка подошла и встала рядом. Бирюк ощутил жар ее тела, или жар ему лишь показался, но он попятился от нее, как от чумной и, отойдя, сел на кровать. Оттуда увидел, что Майка зябко передернула плечами
(значит, не шло от нее жара!), подула на стекло, моментально запотевшее, и что-то написала на туманном пятне пальцем. Потом стерла написанное и молча вышла.
На стекле остались две последние буквы: АК. Дурак? А может мудак?
Нет, наверное, дурак. Старый дурак! Бирюк вернулся к окну и стер эти
'АК'. Открыл форточку. Звуки ударов стали еще громче.
Где-то там по площадке носится неугомонный Окрошка. Носится и на всех кричит, учит всех и каждого, как надо работать. Объясняет, небось, машинисту драглайна как правильно управлять механизмами, и в какой участок стены надо вдарить, чтобы половчей ее развалить. И не жалко ему 'родного дома', в котором долгие годы жил? Окрошка теперь не на костылях прыгает. Сидоров заказал ему протез, и Окрошка моментально научился ходить на двух ногах. Словно у него всегда было две ноги. Со стороны и не заметишь, что у человека протез. Быстро и легко выучился. Он вообще быстро всему обучается. Теперь Окрошку все называют Петром Васильевичем. Он теперь большой человек - заместитель директора строительной компании 'Екатерина Великая'.
Директор Сидоров Алексей Алексеевич, но Окрошка по-прежнему зовет его Ляксеичем.
По поводу того, что строить на месте бывшей 'Искры' у них с
Сидоровым спор вышел. Сидоров сказал, что строить будет завод железобетонных изделий, а потом город застраивать и расширять станет. Жилья не хватает. А Окрошка настаивал на том, что строить надо консервный завод. Чтобы все, значит, сыты были и консервов вволю поели. Сидоров посмеялся. Окрошка обиделся. Но обижался он недолго и с жаром включился в работу.
Кроме Окрошки в Сидоровской фирме почти все 'искровцы' работают.
Только Сестры Звягинцевы ушли в монастырь. Работать они не смогли, а богу молиться… Сидоров им посоветовал в монастырь идти и лично к настоятелю отвез. Кроме сестер - все в 'Екатерине Великой'. Кто на рабочих местах, а кто на умственной работе. Ведь в прошлой жизни многие интеллигентными людьми были. Серега Потоцкий, Малыш. Работу
Малыша правда трудно умственной назвать, он в службе безопасности трудится. А Серега конструктором когда-то был. Сейчас у Сидорова какие-то конструкции рассчитывает.
Все при деле. Только он, Бирюк, отдыхает. На государственном обеспечении. Да еще неслабые 'кабанчики' от Окрошки и Сидорова получает. Жрет бутерброды с икрой и сервелатом, пьет кофе. Коньяк в тумбочке стоит у него. Жрет и спит. Ежели что где кольнуло или заломило, будьте любезны - сестра- опекунша. Если что серьезней - тоже помереть не дадут. А если…
Нет. Надо позвонить Сидорову. А лучше встретиться. Может, возьмет на работу? Хоть сторожем. И насчет Майки с ним побазарить.
Майка…
Чуть до грехопадения не довела старика, кошка рыжая зеленоглазая!
Стерва окаянная! Правильно ее старухи так обзывают!
Бирюк прислушался к себе. Недавнее сексуальное возбуждение и не думало проходить. Перед мысленным взором Бирюка стоял ослепительно белый треугольничек Майкиных трусиков.
Фу ты, ешкин кот! Надо чем-то заняться. Сделать что-то своими руками. Выгнать дурную энергию физической нагрузкой. Отвлечься.
Перестановку что ли устроить?
Он осмотрелся. Особенно-то ничего и не переставишь - кровать, тумбочка, кресло, телевизор, холодильник. Все. Нет, не все. Картина!
Картину можно перевесить. Что она над кроватью висит? Он же на кровати валяется все время, и картину снизу не видно. Или в кресле сидит, телевизор смотрит. Картина сбоку. Тут одно из двух - либо на картину пялиться, либо в ящик. Куда бы ее повесить? А если над телевизором? 'Сонька' в проеме стоит между двух дверей - одна дверь в ванную, другая на кухоньку. Нет, не войдет картина в проем.
Широкая шибко. А если ее не поперек, а повдоль повесить?
Бирюк склонил голову набок. А ничего! Так даже больше на светофор похоже стало. Красный, желтый, зеленый. Горят одновременно. Ну и что? Это ж не светофор. Это картина.
Бирюк снял произведение неизвестного, но, по-видимому, неплохого, а может быть даже талантливого художника-абстракциониста с гвоздя, и увидел дверцу тайника.
- Интересно!
Бирюк поставил картину на пол, прислонив ее к стене, не спеша подошел к двери и, нарушив обыкновение, закрыл ее на ключ.
- Так оно спокойней будет, - сказал он сам себе вслух.
На дверке был кодовый замок, но для медвежатника с большим стажем, коим являлся Бирюк, любой замок не проблема. Было бы чем. Заветная котомка лежала в прикроватной тумбочке, с ней Бирюк расстаться не смог. Инструменты там, объяснил он Майке как-то. Мало ли что случится?
Через пару минут Бирюк вытащил из тайника кейс. Взвесив кейс в руке, определил:
- Либо там кирпичи, либо деньги. Подозреваю, что не кирпичи.
Кейс был доверху набит пачками стодолларовых купюр. Бирюк пересчитал пачки, доставая их из кейса и бросая на покрывало кровати
- сто штук по десять тысяч долларов в каждой пачке. Ровно один миллион долларов. Вид миллиона не привел Бирюка в состояние эйфории, он был совершенно спокоен. В своей жизни он видел горку бабок и побольше.
- И на хрена бомжу миллион? Тем более бомжу на полном государственном обеспечении?
Бирюк уселся в кресло, искоса взглянул на кучу долларов и завел неторопливый мысленный разговор с самим собой.
- Что делать с этими деньгами, а, Бирюк? Гульнуть напоследок?
Взять с собой Майку, думаю, она не откажется, и махнуть по Европам?
Погреть старые больные косточки на нерусских пляжах?
- Здесь в тихом уютном номере 'Приюта убогих' под теплым одеялом их верблюжьей шерсти тоже не холодно.
- Может тебе, Бирюк захотелось поплескаться в море? Или в океане?
Чего мелочиться?
- В персональной ванне мне сейчас комфортней. Температуру можно регулировать. А в море холодно. И всякая дрянь морская - рыбки, медузы. Акулы, пираньи всякие…
- Просадить часть бабок в казино? Оттянуться по полной?
Побарагозить всласть?
- Еще чего! Отдать ни за что, ни про что деньги каким-то дармоедам заморским! Хрен им!
- Можно попить дорогих коньяков, поесть омаров.
- Ох, да что омары! Овсянка и манная каша! Здоровая пища. И желудок не болит и со стулом полный порядок. Да и не хочется что-то ничего. Вон в холодильнике полно всего, а аппетита нет ни грамма. В тумбочке коньяк. Хочется водки или вина, скажу Сеньке-сантехнику, принесет. Но не хочется. Ни коньяку, ни водки, ни вина.
- Хочешь заняться любовью с Майкой? А что? Вдруг получится?
- Да какой из меня любовник? Шевельнулось что-то, я уж решил - смогу! А что я смогу? Это большой вопрос. Да, ешкин кот! Ушло мое время. Да от меня Майка в первую же ночь к какому-нибудь негру с твердыми мышцами в койку прыгнет. Только трусики ее беленькие сверкнут.
- Значит, не желаешь шикарно провести время и встретить смерть на огромной гостиничной кровати президентского номера? В объятиях
Майки? Ну ладно, не Майки, какой-нибудь… м-м-м…мулатки.
- Уж лучше я здесь смерть свою встречу. На Родине!
- Ну ладно. А без загулов? Просто посмотреть мир? Где ты был? Да нигде. По стране-то поколесил порядком, но в основном в автозаках и спецвагонах для перевозки заключенных по железной дороге. На мир смотрел через решетку и колючую проволоку. Ты даже море видел только
