заклятія'{32}). Такимъ образомъ, отд?ливши было эпическую часть, какъ несущественную, авторъ всетаки признаетъ, что въ глубокой древности-то заклятія, такъ сказать, «отстоялись» отъ эпическаго ми?а. Ц?лое забылось, а эпизодъ сохранился. 'Мантра переходитъ въ заклятіе еще въ эпоху Ведъ: заклятіе есть поздн?йшій видъ мантры… Съ теченіемъ времени заклятіе теряетъ мало- по-малу первоначальныя черты мантры, отрывается отъ эпическаго ц?лаго и забываетъ величанья божествъ; но сила клятвы остается въ нерушимости, какъ сила в?щаго слова'{33} ). Дал?е сл?дуетъ очень ц?нная догадка, въ рукахъ поздн?йшихъ изсл?дователей оказавшая крупныя услуги, но у Буслаева опять оставшаяся безплодной. 'Брагмана, какъ обрядъ и обычай, дол?е удерживается въ преданіи, такъ что силою обычая могли держаться до поздн?йшихъ временъ самыя заклятія… Знахари и в?дьмы поздн?йшей эпохи, утративъ живую связь съ языческими божествами, вовсе не помнятъ мантры — если позволено зд?сь выражаться языкомъ Ведъ: всю сущность д?ла полагаютъ они въ языческомъ обряд?'{34}). В?дь это ничто иное, какъ указаніе на связь заклятія съ
д?йствіемъ, мысль, оказавшаяся впосл?дствіи столь плодотворной. Хотя, правда, мы дал?е увидимъ, что обряды, сопровождающіе заговоры, очень часто не содержатъ въ себ? ничего языческаго. Останавливаясь на вопрос? о томъ, на какой почв? могли вырасти заговоры, Буслаевъ зам?чаетъ: 'Множество прим?тъ, заклятій или заговоровъ и другихъ суев?рныхъ обычаевъ и преданій, и досел? живущихъ въ простомъ народ?, свид?тельствуютъ намъ, что та поэтическая основа, изъ которой возникли эти разрозненные члены одного общаго имъ ц?лаго, была не собственно языческая, и уже вовсе не христіянская, но какая-то смутная, фантастическая среда, въ которой съ именами и предметами христіянскаго мира соединялось н?что другое, бол?е согласное съ ми?ическими воззр?ніями народнаго эпоса'{35}). Отм?тимъ еще мн?ніе Буслаева о степени самобытности заговоровъ и сродныхъ съ ними суев?рій. 'Перелистывая старинные рукописные сборники', говоритъ онъ: 'не разъ остановитесь вы на чрезвычайно любопытныхъ, большею частію короткихъ зам?ткахъ, носящихъ на себ? явственные сл?ды народныхъ суев?рій, частію заимствованныхъ, частію собственно русскихъ, иногда языческихъ, иногда съ прим?сью христіянскихъ преданій. Чернокнижіе, распространявшееся между русскими грамотниками въ книгахъ отреченныхъ или еретическихъ, не мало способствовало къ образованію этой, такъ сказать,
Прямымъ продолжателемъ взглядовъ Буслаева является
немъ фразу 'какъ чистыя зв?зды съ неба сыплются, такъ бы золотуха изъ раба (имр.) выкатилась', онъ говоритъ: 'Вся сила заклятія состоитъ въ формул?, чтобы золотушная сыпь такъ-же безсл?дно исчезла съ т?ла, какъ исчезаютъ по утру небесныя зв?зды'{46}). Потебня потомъ выскажетъ ту же мысль, только бол?е точнымъ и современнымъ языкомъ, и получится его изв?стное опред?леніе заговора. Ц?нное продолженіе нашла у А?анасьева[4] другая мысль Буслаева: связь заговора съ обрядомъ. А?анасьевъ д?лаетъ шагъ дальше: онъ указываетъ на то, что обрядъ въ н?которыхъ случаяхъ перешелъ въ формулу. 'Древн?йшая обстановка, сопровождавшая н?когда молитвенное возношеніе, отчасти и до сихъ поръ считается необходимымъ условіемъ силы заговора, отчасти оставленная — изъ обряда перешла въ формулу'{47}). Авторъ им?етъ въ виду вступительную формулу, въ которой онъ видитъ отдачу себя челов?комъ покровительству стихійныхъ божествъ{48}). Объясняя содержаніе заговорной поэзіи, А?анасьевъ зам?чаетъ, что 'въ эпоху христіанскую эти древн?йшія воззванія къ стихійнымъ божествамъ, подновляются подстановкою именъ Спасителя, Богородицы, апостоловъ и разныхъ угодниковъ; въ народные заговоры проникаетъ прим?сь воззр?ній, принадлежащихъ новому в?роученію, и сливается во едино съ языческими представленіями о могучихъ силахъ природы'{49}). Но я не буду останавливаться на толкованіяхъ, какія даетъ А?анасьевъ образамъ, встр?чающимся въ заговорахъ. Его изсл?дованія ведутся по методу ми?ологической школы. Онъ достаточно изв?стенъ. Ограничусь указаніемъ на то, что А?анасьевъ допустилъ гораздо бол?е увлеченія и ошибокъ при ми?ологическомъ толкованіи, ч?мъ его предшественникъ. Это, кажется, объясняется т?мъ, что посл?дній старался по возможности не выходить изъ общихъ положеній, тогда какъ А?анасьевъ пустился въ самыя детальныя объясненія, что, конечно, при ошибочномъ исходномъ пункт?, и должно
было привести къ Геркулесовымъ столбамъ. Однако, оставляя въ сторон? вс? ми?ологическіе экскурсы А?анасьева въ области заговоровъ, положительную сторону его работы надо вид?ть въ постановк? новаго ряда вопросовъ. Зарожденіе н?которыхъ изъ нихъ смутно намечается уже у Буслаева. Вопросы сл?дующіе: I) на чемъ держится в?ра въ магическую силу слова, источникъ заговоровъ, II) гд? центръ, ядро заговора, III) взаимоотношеніе между обрядомъ и заговоромъ, IV) взаимоотношеніе между христіанскимъ и языческимъ элементомъ заговоровъ, V) происхожденіе стереотипныхъ формулъ, VI) наличность въ заговорахъ ритма и ри?мы и ихъ значеніе, VII) заговорная символика.
Сл?дующій ученый, или в?рн?е современникъ А?анасьева, работавшій въ области заговоровъ —