в?ры въ возможность навязять свою волю авторъ ищетъ въ томъ, какъ первобытный челов?къ представляетъ себ? «причину». 'Для младенческаго ума достаточно весьма незначительнаго основанія, чтобы связать дв? вещи'{75}). 'Представленіе о причин? первобытный умъ отвлекаетъ отъ явленій, въ которыхъ она, такъ сказать, проявляется самымъ яркимъ образомъ, т. е. отъ явленій возникновенія новыхъ особей отъ особей имъ подобныхъ — рожденіе животныхъ отъ родителей и растеній отъ с?мянъ растеній'{76}). Такимъ образомъ 'челов?къ приходитъ къ аксіом?, что сл?дствіе должно походить на свою причину'{77}). Съ другой стороны, причинная связь устанавливается на основаніи посл?довательности двухъ явленій. Post hoc — ergo propter hoc. Обоимъ этимъ условіямъ удовлетворяетъ слово. Съ одной стороны, слово первобытнаго челов?ка не абстрактный знакъ. 'Его мысль, какъ и его слово — картина'{78}). Следовательно, она можетъ подойти подъ понятіе причины (нечто, похожее на данное явленіе). Это т?мъ бол?е возможно, что, въ глазахъ первобытнаго челов?ка, слово — 'предметъ осязаемый,

25

матеріальный'. Слово могло даже казаться живымъ сушествомъ, какъ ведаическая Gayatri (Молитва) {79}). Съ другой стороны, 'ничто такъ близко не лежитъ къ явленію, какъ слово, его обозначающее, его названіе'{80}). Такимъ образомъ слово становится въ рядъ причинъ. А предметы неодушевленные и даже ихъ состоянія (бол?знь, напр.) понимаются, какъ живыя существа. 'Потому упоминаніе ихъ названій можетъ вызвать ихъ самыхъ'{81}). Но есть заговоры, которые не обращаются ни къ какому живому существу. Ихъ суть въ сравненіи. 'При разсмотр?ніи такого рода заговоровъ мы по необходимости должны придти къ заключенію, что, по уб?жденію первобытнаго челов?ка, не только явленіе, существующее на самомъ д?л?, но и явленіе, существующее только на словахъ{82}), должно произвести другое подобное на д?л?'{83}). Это т?мъ бол?е возможно, что слово представляется имъ настолько же матеріальнымъ, насколько и другіе, д?йствительно матеріальные предметы. Касаясь вопроса о взаимоотношеніи слова и сопровождающаго его д?йствія, Крушевскій высказываетъ уб?жденіе, что 'сущность заговора есть само пожеланіе. На это указываетъ и языкъ: н?мецкое Wunsch значитъ и желаніе, и заклятіе'{84}). Сопутствующее д?йствіе — далеко не существенная его принадлежность{85} ). Таковы общіе взгляды Крушевскаго на заговоръ. Что же касается толкованія содержанія заговоровъ, то оно опять чисто ми?ологическое. Въ работ? Крушевскаго ми?ологическое объясненіе пришло, можно сказать, къ саморазрушенію. Оно рушилось подъ собственной своей тяжестью. Авторъ съ выдержанною посл?довательностью свелъ такую массу различныхъ образовъ къ олицетворенію одного физическаго явленія, что самъ подъ конецъ усумнился: 'неужели можно все объяснить однимъ простымъ физическимъ

26

явленіемъ?'{86}). Такимъ образомъ невольно является потребность искать новыхъ путей.

Ихъ предлагаетъ А. А. Потебня[6] Нельзя сказать, что онъ же ихъ и открываетъ: они нам?чались уже раньше. Потебня только опред?ленно останавливается на нихъ и идетъ дал?е въ этомъ направленіи. Онъ не посвятилъ заговорамъ спеціальной работы, но неоднократно касался ихъ попутно въ своихъ трудахъ. Первое опред?леніе заговора имъ дано было совершенно въ дух? господствовавшихъ въ то время понятій о заговор?. 'Заговоры, выв?трившіяся языческія молитвы, сопровождаются иногда (а прежде, в?роятно, всегда) обрядами, согласными съ ихъ содержаніемъ, т. е. символически изображающими его обрядами'{87}). Но постепенно мн?ніе это было оставлено ученымъ. Ветуховъ, ученикъ Потебни, по лекціямъ, записаннымъ въ 1875 г., возстанавливаетъ переходную ступень къ новому взгляду, получившему выраженіе въ ст. 'Малорусская народная п?сня'{88}). Положенія записокъ совершенно тождественны съ положеніями статьи и представляютъ разницу только въ формулировк? опред?ленія заговора. Она такова: 'Заговоръ — это словесное изображеніе сравненія даннаго явленія съ желаннымъ, сравненіе, им?ющее ц?лью произвести это желанное явленіе'{89}). Эта формулировка н?сколько уже изм?нена въ ст. 'Мал. нар. п?сня'. Въ ней Потебня говоритъ: 'Оставаясь при мн?ніи, что заговоры вообще{90}) суть обломки языческихъ молитвъ, что ч?мъ бол?е заговоръ подходитъ къ молитв?, т?мъ онъ первобытн?е, мы впадаемъ въ ошибку'{91}). Мысль эта собственно уже была высказана О. Миллеромъ. Потебня ее развиваетъ. 'Въ молитв? челов?къ обращается къ существу, которое, по его мн?нію, на столько челов?кообразно, что можетъ исполнить

27

просьбу, или н?тъ, что оно доступно похвал? и благодарности или порицанію и мести. Конечно, хотя въ заговорахъ почти н?тъ сл?довъ благодаренія, но часть ихъ подходитъ подъ понятіе молитвы въ обширномъ смысл?, заключая въ себ? прив?тствіе (напр. 'добри?-вечір тобі місяцю, милий князю'…), изображеніе могущества божества, упрекъ, просьбу, угрозу. Т?мъ не мен?е значительная часть заговоровъ им?етъ съ молитвою лишь то общее, что вытекаетъ изъ желанія, чтобы н?что совершилось. Нельзя сказать, что они вообще отличаются отъ языческой молитвы т?мъ, что, 'принадлежа къ эпох? бол?е грубаго представленія о божеств?, им?ютъ, по мн?нію говорящаго, принудительное вліяніе' (О. Миллеръ), ибо, во-первыхъ, въ языческой молитв? врядъ ли можно разграничить принудительность и непринудительность; во-вторыхъ, въ заговор? можетъ вовсе не заключаться представленія о божеств?'{92}). Переходя къ вопросу о формулировк? опред?ленія заговора, Потебня не соглашается съ опред?леніемъ Крушевскаго. 'Опред?леніе заговора, какъ выраженнаго словами пожеланія, которое непрем?нно должно исполниться — слишкомъ широко. Оно не указываетъ на исходную точку развитія заговоровъ, какъ особой формы пожеланія {93}), присоединяетъ къ нимъ, напр., простыя проклятія и ругательства, подъ условіемъ в?ры въ то, что они сбываются, и… существенные элементы причитаній по мертвымъ. Мн? кажется, основную формулу заговора лучше опред?лить такъ: это — 'словесное изображеніе сравненія даннаго или нарочно произведеннаго явленія съ желаннымъ, им?ющее ц?лью произвести это посл?днее'{94}). При сравненіи этого опред?ленія съ вышеприведеннымъ, оказывается, что разница между ними заключается только въ добавочныхъ словахъ 'или нарочно произведеннаго'. Такимъ образомъ выясняется, что Потебня раньше упускалъ изъ виду ту органическую связь, какая существуетъ между заговоромъ и сопровождающимъ его обрядомъ. Дальн?йшее изсл?дованіе заставило его до н?которой

28

степени поправить эту ошибку. Однако онъ и теперь не видитъ важной разницы между сравненіемъ съ даннымъ и нарочно произведеннымъ явленіями. Это будетъ выяснено другимъ изсл?дователемъ. Возникновеніе заговоровъ, по мн?нію Потебни, связано съ созданіемъ категоріи причины изъ отношеній 'cum hoc' и 'post hoc', въ частности изъ отношеній сходства{95}). 'Вм?ст? с созданіем категоріи причины (propter hoc) из отношеній одновременности, посл?довательности и сходства; вм?ст? с возникновеніем сознанія возможности д?ятельнаго участія воли в произведеніи сл?дствія, заключеніе от прим?ты и гаданье может переходить в созданіе образа… с ц?лью вызвать появленіе в д?йствительности того желаннаго, что этим образом представлено. При уб?жденіи в возможности тождества отношеній причины и сл?дствія с одной стороны и образа и изображаемаго с другой, созданіе образа с упомянутою ц?лью может быть или чарами в т?сном смысл?… или созданіем поэтическим. Посл?днее, при упомянутом условіи, при в?р? в непосредственную силу слова, есть или заговор или величанье и его противоположность. Между этими формами могут быть сочетанія и посредствующія ступени'{96}). 'Въ звачительномъ числ? наличныхъ заговоровъ зам?тно, какъ въ нихъ, съ одной стороны, желаніе, заран?е опред?ленное лишь въ самомъ общемъ, спеціялизуется подъ вліяніемъ случайныхъ воспріятій, съ другой — въ этихъ воспріятіяхъ усматриваются т? или другія стороны подъ вліяніемъ господствующаго настроенія. Напр. приколъ{97}) не им?етъ отношенія къ

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату