Заговоры: Опыт исследования происхождения и развития заговорных формул

l:href='#c_172'>^{172}). Исторію собственно германскихъ формулъ онъ разд?ляетъ на три эпохи: германскую-дохристіанскую, учено-христіанскую и третью — народную ^{173}). Въ большинств? дохристіанскихъ заклинаній собственно заговору, по его наблюденію, предпосылается эпическое введеніе, въ которомъ разсказывается подходящее событіе изъ міра боговъ. Словомъ, сюда относятся т? самые заговоры, которые считалъ древн?йшими и Вутке, какъ бол?е подходящіе къ духу н?мецкаго народа (пов?ствовательные). По поводу разд?ленія въ заговорныхъ формулахъ эпическаго вступленія и собственно заговора, ядра, Эберманъ вступаетъ въ споръ съ Шёнбахомъ, отвергающимъ такое д?леніе. Для дохристіанской эпохи соглашается онъ, это д?леніе не важно; но потомъ, съ теченіемъ времени, разд?леніе ихъ все обостряется, ядро д?лается самостоятельной частью и вступаетъ въ соединенія съ другими эпическими введеніями. Подобный же взглядъ мы находимъ у Буслаева. Ц?лебная сила зависитъ отъ главнаго содержанія формулъ. Видоизм?ненію ихъ способствовало, съ одной стороны, вторженіе христіанства, а съ другой — ри?ма. Вліяніе христіанства сказалось въ томъ, что или языческія имена зам?нялись христіанскими, или, бол?е того, къ новымъ личностямъ подбирались

43

еще и новыя ситуаціи, главнымъ образомъ изъ Библіи. При этомъ первый случай могъ быть предварительною ступенью для второго^{174}). Такая христіанская переработка относится ко второй эпох? (христіанской) заговора. Расцв?тъ ея падаетъ на промежутокъ со второй половины XI в. до конца XII в?ка. Въ это время эпическая часть неестественно разростается, часто въ ней соединяется н?сколько событій, а ядро заговора постепенно все бол?е и бол?е отт?сняется и иногда совершенно устраняется. Въ то же время заговоръ приближается къ молитв? и нер?дко переходитъ въ нее^{175}). Творцами заговоровъ во вторую эпоху являются монахи. Заговоры часто создаются на латинскомъ язык? и при посредств? монастырей широко распространяются у различныхъ народовъ, подвергаясь переводу на м?стные языки. Этимъ объясняется поразительное сходство заговоровъ у различныхъ народовъ Европы. Въ противоположность германскимъ заговорамъ, эти распространяются при помощи письменности^{176}). Объемистые на библейскихъ основаніяхъ покоящіеся заговоры применялись и записывались главнымъ образомъ учеными людьми (письменное преданіе доходитъ до XVII в?ка). Но въ низшихъ слояхъ народа они, тяжелые и мало народные, плохо прививались. Тамъ жили еще старые языческіе заговоры. Однако, съ теченіемъ времени, они бол?е и бол?е сморщивались и теряли смыслъ. При этомъ гораздо лучше сохранялось ядро заговора, ч?мъ введеніе, потому что, по мн?нію автора, оно было существеннымъ, и въ немъ главнымъ образомъ сохранялось языческое^{177}). Съ развитіемъ точнаго медицинскаго знанія, заговоры отт?сняются изъ среды образованныхъ людей въ низшіе слои народа. При этомъ громоздкія христіанскія формулы разсыпаются на бол?е мелкія и искажаются. Такимъ образомъ въ рукахъ народа въ поздн?йшее время скопляется большой и пестрый матеріалъ^{178}). Но если изъ современной

44

заговорной литературы выд?лить все, что можно возвести къ двумъ первымъ эпохамъ ея развитія, то все-таки получится остатокъ. Онъ проявляется главнымъ образомъ въ стилистическихъ особенностяхъ, какъ продуктъ третьей эпохи. Эта эпоха должна быть названа народной (volkstumliche), потому что родившіеся въ ней заговоры должно разсматривать, какъ в?твь народной поэзіи: они стоятъ въ т?сной связи особенно съ п?снями, загадками и д?тскими п?сенками. 'Вс?мъ этимъ видамъ поэзіи общи одни и т? же способы выраженія и между ними существуетъ живой обм?нъ мотивами и шаблонными выраженіями. Напротивъ, для бол?е старыхъ, христіанскихъ формулъ характерно отбрасываніе вс?хъ излишнихъ побочныхъ деталей. Заговоры обращаются въ сжатыя формулы, даже если они сами при этомъ искажаются до непонятности. Большею частью заговоръ начинается шаблоннымъ вступленіемъ изъ двухъ стиховъ, за которыми въ трехъ дальн?йшихъ стихахъ сл?дуетъ ядро заговора; оно вм?ст? съ т?мъ въ посл?днемъ стих? содержитъ прим?неніе къ данному случаю бол?зни, или же прибавляется еще краткое заключеніе'^{179}). Благодаря устной передач? формулы эти им?ютъ массу варіантовъ, въ созданіи которыхъ громадную роль играетъ ри?ма. Формула переходитъ изъ одного нар?чія въ другое. Нарушенная при этомъ ри?ма требуетъ возстановленія. Отсюда — изм?неніе всей формулы^{180}). Вторымъ факторомъ, при созданіи варіантовъ, является локализація заговоровъ. Чужія имена въ пришедшемъ со стороны заговор? зам?няются бол?е родными^{181}).

Таковы взгляды Эбермана. Посл? русскихъ работъ они представляютъ мало интереса, и я такъ подробно остановился на нихъ только съ тою ц?лью, чтобы представить, въ какомъ положеніи находится современная разработка заговоровъ у н?мцевъ. Настойчиво разрабатываемый нашими учеными вопросъ о психологическихъ основахъ заговора совершенно не затронутъ Эберманомъ. Кое-что

45

на этотъ счетъ находимъ въ капитальномъ труд? Вундта[8] — Volkerpsychologie. Возникновеніе заговоровъ Вундтъ возводитъ къ анимистическому міровоззр?нію первобытнаго челов?ка. Всякій предметъ одушевленъ, и первоначальное колдовство всегда направлялось непосредственно на душу предмета (direkter Zauber). 'Заговоры первоначально им?ютъ значеніе прямой чары. Душа колдуна желаетъ при помощи ихъ возд?йствовать непосредственно на душу другого челов?ка или демона т?мъ, что онъ изрекаетъ ей заключающееся въ заговор? повел?ніе' ^{182}). Потомъ уже формула теряетъ характеръ приказанія и обращается въ чисто магическое колдовство, д?йствующее на разстояніи^{183}). Различныя магическія надписи — не что иное, какъ видъ магическихъ словъ. Но сила ихъ увеличивается въ глазахъ дикаго челов?ка еще т?мъ, что онъ, не зная письма, считаетъ его д?ломъ демонической силы^{184} ).

Подобную же роль въ созданіи заговоровъ анимизму приписываетъ и французскій ученый Ревиль. Про анимизмъ онъ говоритъ: 'Онъ порождаетъ колдовство'^{185}). А сила колдуна есть не что иное, какъ сила д?йствующаго черезъ него духа^{186}). Но духъ не всегда находится въ колдун?; его обыкновенно требуется привлечь различными средствами, приводящими челов?ка въ экстазъ. Зд?сь рождается первоначальный видъ чаръ — вызываніе духа. Сначала самое призываніе духа только выражаетъ желаніе вызывающаго и лишь ускоряетъ нервное возбужденіе. Но потомъ вызываніе изм?няется въ заклинаніе. Происходитъ перем?на подъ вліяніемъ опыта, показывающаго, что духъ непрем?нно является по вол? вызывающаго его (т. е. личность впадаетъ въ экстазъ)^{187}). Таково происхожденіе заклинанія. При немъ играло немалую роль и представленіе первобытнаго челов?ка о слов?. Съ ранняго времени челов?ка поражаетъ сила слова. Б?гущихъ воиновъ останавливаетъ

46

воодушевленное слово; ораторъ возбуждаетъ толпу; слову начальника вс? повинуются. Мы зд?сь раскрываемъ д?йствіе различныхъ причинъ. Но не то для дикаря. 'Слово, въ его глазахъ, было причиною непосредственною, сильною, въ н?которомъ род? механическою, обладающею самыми чудесными результатами'^{188}).

Любопытное возраженіе противъ теоріи анимизма д?лаетъ Леви-Брюль^{189}). Коренную ошибку анимистовъ онъ усматриваетъ въ томъ, что они, какъ аксіому, молчаливо признаютъ тождество умственной д?ятельности культурнаго челов?ка и — дикаря. По мн?нію анимистовъ, разумъ дикаря отличается отъ разума культурнаго челов?ка прим?рно такъ, какъ разумъ ребенка — отъ разума взрослаго, т. е. д?йствуетъ по однимъ и т?мъ же логическимъ законамъ, но лишь больше допускаетъ ошибокъ. Леви-Брюль старается доказать, что этотъ взглядъ ошибоченъ. Душевныя способности дикаря нельзя распред?лять по категоріямъ: чувство, разумъ, воля. У дикаря вс? эти способности находятся въ состояніи синкретизма. Благодаря тому, что представленія дикаря всегда отличаются сильной эмоціональной окраской, и вся умственная д?ятельность примитивнаго челов?ка пріобр?таетъ совершенно своеобразный характеръ. Эта эмоціональная окраска создаетъ то, что предметы и явленія въ сознаніи дикаря получаютъ особый характеръ, для опред?ленія котораго Леви-Брюль не находитъ бол?е подходящаго термина, какъ 'мистическій'. Дикарь всегда находится подъ ощущеніемъ благотворнаго или зловреднаго возд?йствія окружающаго міра. Онъ чувствуетъ въ предметахъ какую-то силу, которая исходитъ отъ нихъ и д?йствуетъ на него и на другіе предметы. Эта сила не можетъ быть названа «душей»,