отношенія и не могутъ разсматриваться въ качеств? его редакцій. Таковъ, напр., заговоръ Черниговской губерніи отъ падучей. Такія рискованыя обобщенія можно найти только у ми?ологовъ, когда они шкурку мышиную разсматриваютъ, какъ тучу, а зубы — какъ молнію{207}). Зд?сь же отрицательно сказалось и пренебреженіе обрядомъ. Если бы авторъ обратилъ на него вниманіе, то онъ, конечно, не оставилъ бы безъ вниманія и изв?стные 'зм?евики', им?ющіе прямое отношеніе къ разбираемому мотиву. Зат?мъ онъ бы припомнилъ, что при заговорахъ отъ сглаза осл?пленіе не только упоминается въ заговор?, но и совершается въ магическомъ обряд?. Такимъ образомъ выдвинулся бы новый источникъ происхожденія этого мотива. Наконецъ, черниговскій заговоръ отъ падучей не попалъ бы на одну линію съ мотивомъ зм?и, такъ какъ онъ носитъ на себ? явные сл?ды совершенно иного обряда, съ которымъ онъ когда-то былъ связанъ. Однако автору приходится иногда касаться и обряда, такъ какъ онъ сплошь да рядомъ стоитъ въ кричащемъ противор?чіи съ символическимъ толкованіемъ и требуетъ объясненія. Съ пріемомъ разр?шенія такихъ недоразум?ній мы знакомимся при
разбор? сл?дующей группы заговоровъ. Заговоры отъ д?тской безсонницы, плача ('криксы', 'плаксы') часто говорятъ о какомъ-нибудь сватовств?. При самомъ произношеніи ихъ часто обращаются лицомъ къ гор?, покрытой л?сомъ, дубу, св?тящемуся въ дали огоньку и кланяются имъ; носятъ младенцевъ къ курамъ. Мансикка думаетъ, что мотивъ сватовства им?етъ отношеніе къ евангельскимъ притчамъ о свадьб? царскаго сына и о мудрыхъ д?вахъ, и въ немъ таится глубокое символическое указаніе на связь Христа и Церкви, жениха и нев?сты{208}). Какъ же объяснить, что такой заговоръ сопровождается обрядами явно суев?рнаго характера? 'Они, по нашему мн?нію', говоритъ Мансикка, 'объясняются т?мъ, что народъ, не понимавшій ученой символики формулы, затемнялъ истинный смыслъ молитвы и соединеннаго съ ней обряда посторонними прибавлениями'{209} ). Первоначально, когда знахарка обращалась къ гор? и кланялась ей, она представляла себ? Галилейскую гору; потомъ, когда символъ забылся, стали кланяться просто гор?. Огонекъ вдали также первоначально былъ символомъ царской свадьбы{210}). Дубъ, которому кланяется знахарка, означалъ ни что иное, какъ крестное древо, или сіонскій кипарисъ, символъ Богородицы. А откуда обычай носить д?тей къ курамъ? Объясненіе этого вопроса стоитъ въ связи съ другимъ. Въ заговорахъ иногда идетъ р?чь о брак? сына какой-то 'матери л?са', вилы. И вотъ Мансикка объясняетъ, что первоначально говорилось о брак? Христа, сына Богородицы. Потомъ Матерь Божія обратилась въ 'матерь л?са'. Дубъ, дубовый л?съ, в?дь, тоже символы. Зат?мъ изъ 'матери л?са' обратилась въ вилу, 'ночную д?ву'. А эта въ свою очередь могла прійти въ соприкосновеніе съ изв?стной В?щицей. Посл?дняя же приходитъ, какъ нас?дка, душить д?тей. Отсюда — и обычай носить младенцевъ къ курамь{211}). Вообще, Богородица въ заговорахъ, по мн?нію Мансикка, претерп?ваетъ прямо удивительныя
метаморфозы. То она обращается въ вилу, то въ зм?ю, то въ «тоску», мечущуюся на жел?зной доск?, то въ бабу-Ягу и т. д.{212}). Я не буду говорить о томъ, насколько основательны вс? эти соображенія изсл?дователя. Укажу только, насколько и зд?сь причиной вс?хъ хитросплетеній было пренебреженіе къ народнымъ в?рованіямъ и обрядамъ. Мн? кажется, прежде ч?мъ обращаться къ евангельскимъ притчамъ, сл?довало бы посмотр?ть, н?тъ ли чего-нибудь бол?е подходящаго въ самыхъ народныхъ обрядахъ. Оказалось бы, что существуютъ магическіе обряды, ничего общаго съ христіанствомъ не им?ющіе и все-таки изображающіе свадьбу. Таковы, напр., обряды сватовства земли, воды{213}). Новыя параллели нашлись бы въ 'майскомъ жених?', 'майской нев?ст?', въ обрядахъ внесенія дерева. Сл?довало бы обратить вниманіе на общенародный культъ деревьевъ и в?ру въ ихъ способность снять бол?знь съ челов?ка не только у христіанъ, но и у дикихъ народовъ. Словомъ, къ мотиву сватовства съ деревомъ подыскалась бы реальная основа. — Посл? обзора общеславянскихъ заговоровъ Мансикка приходитъ къ заключенію, что все ихъ содержаніе либо евангельскаго, либо апокрифическаго характера. Отд?льные мотивы общи вс?мъ народамъ, стоящимъ подъ вліяніемъ Византіи. Иногда же они распространены по всей Европ?, какъ, напр., 'Встр?ча со зломъ', «Христосъ-пахарь», 'Пастухи-апостолы'. Это поразительное сходство объясняется предположеніемъ, что они были уже въ л?чебникахъ, первоначально писавшихся большею частью по-латыни, въ ранніе в?ка христіанства{214}). Большую роль игралъ при этомъ требникъ. 'Роль требника заключалась еще въ томъ, что онъ, какъ предпочтительное средство 'противъ всевозможныхъ бол?зней', представлялъ подробный перечень частей т?ла, подверженныхъ возд?йствію діавола. Предположеніе, что заклинаніе и церковная молитва существовали независимо другъ отъ друга, недоказуемо, къ тому же мы знаемъ, что духовенство въ прежнія времена занималось врачеваніемъ бол?зней среди
народа при помощи находившихся въ ихъ распоряженіи средствъ и такимъ образомъ предоставляло народу возможность познакомиться съ тайнами требника и л?чебника'{215} ). Что касается спеціально русскихъ заговоровъ, то и ихъ содержаніе все объясняется чисто христіанской символикой. Обращеніе къ востоку, постоянно упоминающееся въ заговорахъ, связано съ т?мъ, что на восток?, въ стран? земной жизни Христа, сконцентрированы вс? важн?йшія христіанскія воспоминанія. 'Синее море' также указываетъ на востокъ{216}). Островъ Буянъ — символъ Голго?ы{217}). Алатырь — престолъ Божій{218}). Подъ дубомъ на океан? надо разум?ть крестное древо, поднявшееся изъ гр?ховнаго житейскаго моря. Терновый кустъ — купина неопалимая{219}). Чистое поле — святое поле, гд? Христосъ ходилъ{220}). Если въ заговор? упоминается существо женское, то это всегда почти оказывается Б. Матерь, мужское — Христосъ. О превращеніяхъ Богородицы я уже говорилъ. Христосъ терпитъ ихъ не мен?е. То онъ является въ образ? мертвеца{221}). То ходитъ просто, какъ безымянный челов?къ. То даже въ немъ олицетворяется сама бол?знь{222}) и т. д. Какъ образецъ толкованій частныхъ случаевъ, я приведу сл?дующее. У Романова есть заговоръ, содержащій такое м?сто: 'Стоиць хатка на куриной ножцы, a ў тэй хатцы старая бабка, хл?бъ запекала и рабу Б. Гришку кровъ замувляла, молодзика, всхода и потповно'{223}). Мансикка сопоставляетъ съ нимъ сл?дующій н?мецкій заговоръ:,Es giengen drei Jungfrauen uber Land[9] sie tragen ein Stuck Brot in der Hand, die eine sprach: wir wollens zerteilen und zerschneiden; die dritte sprach: wir wollen NN. Kuh ihr Rot damit vertreiben. И говоритъ: 'Хотя мы и не станемъ
утверждать, что об? формулы зависятъ другъ отъ друга, однако общая имъ черта, хл?бъ въ н?которомъ отношеніи къ Маріи, существуетъ. И, чтобы понять эту мысль, мы по обыкновенію, заглянемъ въ христіанскую символику. Тамъ символически хл?бомъ означается либо самъ Христосъ, 'хл?бъ жизни', либо его т?ло, какъ Св. Тайны. Эта пища благодаря Маріи, трапез?, qua nascitur ecclesia[10] выпала на долю всего челов?чества. Отсюда — ея роль при разд?л? и печеніи хл?ба'{224}). Отсюда уже недалеко и до того, чтобы найти въ заговорахъ и изображеніе таинства евхаристіи. И д?йствительно, въ одномъ н?мецкомъ заговор? отъ рожи Мансикка видитъ въ красномъ хл?б?, разр?заемомъ краснымъ ножомъ, указаніе на евхаристію и жертвенную смерть на Голго??{225}). И въ классическомъ 2-мъ мерзебургскомъ заговор? оказываются не германскіе боги, а Христосъ и евангельскія жены, только переряженные германскими богами{226}). Зач?мъ же потребовался такой маскарадъ, проходящій чрезъ всю заговорную литературу? Кто его прод?лалъ? Авторъ, какъ будто, и самъ не отдаетъ себ? полнаго отчета въ этомъ. Раньше онъ утверждалъ, что языческій элементъ проникалъ въ заговоры благодаря нев?жеству народа, не умудреннаго символикой и принимавшаго ее за чистую монету. По поводу же мерзебургскаго заговора заявляетъ, что само духовенство, изъ рукъ котораго онъ вышелъ, по разнымъ основаніямъ перерядило Христа въ Водана{227}). Какія же это основанія? Отв?тъ находимъ только въ коротенькой зам?тк?, въ прим?чаніи. 'Либо для того, чтобы введеніемъ незнакомыхъ именъ скрыть тайну и покоящуюся на ней силу молитвы, либо, чтобы изб?жать употребленія святыхъ именъ въ тайныхъ заклинаніяхъ'{228}). Оставляя
