Заговоры: Опыт исследования происхождения и развития заговорных формул

водицею'^{1082})!

Когда идетъ дождь:

'Дощику, дощику, зварю тоб? борщику, въ новенькому горщику, поставлю на дубочку: дубочокъ схитнувся, а дощикъ лынувся цебромъ, в?дромъ, до?йничкою, надъ нашою пашничкою'^{1083})!

Смыслъ обряда зд?сь вполн? ясенъ. Но съ теченіемъ времени онъ затемняется въ сознаніи народа. Во время дождя уже говорятъ:

'Дощику, дощику, зварю тоб? борщику, въ маленькому горщику: тоб? борщъ, ме?н? каша'^{1084})!

Наконецъ, и самая присказка начинаетъ употребляться не для вызыванія дождя, а для его отвращенія:

284

'Дощику, дощику, зварю тоб? борщику въ зеленому горщику, то?лько не йди'^{1085})!

'Не йди, дощику, дамъ т? борщику, поставлю на дубонц?, прилетять тры голубоньци?, та во?зьмуть тя на крылонька, занесуть тя въ чужиноньку'^{1086})!

Вс? подобные заговоры-присказки представляютъ собою, очевидно, обломки заклинательной п?сни, сопровождавшей н?когда обрядъ-чары на вызываніе дождя. Трудно даже представить себ?, что, когда теперь мы слышимъ детскую присказку — 'Дожжикъ, дожжикъ, пуще! Дадим теб? гущи!'^{1087}), то мы слышимъ отдаленное эхо древняго заклинанія, им?вшаго еще въ доисторическія времена громадное значеніе. Въ славянскомъ житіи св. Константина Философа разсказывается о жителяхъ Фуллъ (въ Крыму), что они поклонялись дубу и совершали требы подъ нимъ. На обличенія Константина они отв?чали: 'мы сего н?смы начали отъ ныня творити, нъ отъ отецъ есмы пріяли, и отъ того обр?таемъ вся за прошенія наша, дъждь наипаче и иная многая и како сіе мы сътворимъ, его же н?сть дерзнулъ никтоже отъ насъ сътворити? аще бо дерзнетъ кто се сътворити, тогда же съмрьть оузрить, и не имамы к тому дъжда вид?ти до кончины'^{1088} ). Думаю, что жители Фуллъ почитали дубъ, у котораго ихъ предки совершали традиціонное заклинаніе дождя. Возможно, что и самыя требы подъ дубомъ произошли изъ возліяній, изображавшихъ дождь. Съ утратой пониманія первичнаго смысла обряда, онъ обратился въ жертву, т. е. въ обряд? произошло то же, что мы выше вид?ли въ заклинаніи.

Были п?сни-заклинанія на попутный в?теръ^{1089}). Сумцовъ сообщаетъ п?сню-заклинаніе отъ в?дьмъ, которую наканун? Иванова и Петрова дня д?вушки поютъ, взобравшись на крышу бани^{1090}). Къ этой п?сн? примыкаютъ н?которыя малорусскія купальскія п?сни въ цит. выше сборник?

285

Мошинской^{1091}). Того же характера п?сни, поющіяся при опахиваніи сель и при н?которыхъ другихъ обрядахъ. Но мы ихъ сейчасъ оставимъ, а вернемся къ нимъ посл?, когда разсмотримъ синкретическія чарованія дикихъ, потому что для опред?ленія того, какая роль въ нихъ выпадаетъ на долю п?сни, необходимо опред?лить магическое значеніе самаго обряда. Пока же отм?тимъ н?которые виды чаръ, гд? значительная роль выпадаетъ на долю ритма. У мазуровъ есть чары, pospiewanie[216] т. е. п?ніе изв?стныхъ п?сенъ на чью-нибудь погибель. Уже само названіе показываетъ на характеръ чаръ. Pospiewanie[217] иногда состоитъ изъ п?нія 94-го псалма; но, очевидно, псаломъ занялъ зд?сь м?сто бол?е ранней п?сни- заклинанія. Обычай pospiewania распространенъ главнымъ образомъ въ сильно он?меченныхъ м?стахъ. У н?мцевъ этотъ пріемъ называется todsingen[218]^{1092}). Въ русскихъ заговорахъ иногда встр?чаются намеки, что н?которые заговоры п?лись. И это, можетъ быть, вліяніе западнаго pospiewania. Въ цитированномъ выше б?лорусскомъ заговор? отъ во?гнику есть такое м?сто: 'Потуль ты тутъ бывъ, покуль я цябе засп?въ. Я цябе засп?ваю и выбиваю и высякаю, и отъ раба божаго выгоняю…'^{1093}).

Поляки знаютъ и другой похожій на pospiewanie видъ чаръ. Это — odegranie. Оно совершается въ костел? надъ рубахой больного. Органистъ разстилаетъ рубаху и играетъ литанію. Посл? такого odegrania больной или тотчасъ выздоров?етъ, или умретъ^{1094}). Въ Піемонт? варятъ рубаху больного въ котл?. Когда вода закипитъ, женщины и мужчины, вооруженные палками, пляшутъ вокругъ котла, расп?вая формулы заклинаній^{1095}). — Таковы р?дкіе случаи сохранившихся въ Европ? чаръ п?ніемъ и музыкой. Но раньше за этими факторами признавалось д?йствіе бол?е могучее. О немъ свид?тельствуютъ памятники народной поэзіи. Въ Калевал? Вейнемейненъ и другіе

286

герои поютъ свои заклинанія, иногда сопровождая п?ніе игрой на гусляхъ. Но они знаютъ и такія заклинанія, которыя надо говорить, а не п?ть. Во время состязанія въ чарод?йств? съ мужемъ Лоухи, Лемминкайненъ 'началъ говорить в?щія слова и упражняться въ п?сноп?ніи'^{1096}). У насъ изв?стны «наигрыши» Добрыни; у н?мцевъ — волшебная скрипка. Греки знали чарующее п?ніе сиренъ. Орфей магической силой своей музыки укрощалъ дикихъ зв?рей, подымалъ камни, деревья, р?ки. Но нигд? все-таки въ Европ? мы не находимъ чистыхъ ритмическихъ чаръ. Что такія формулы существовали и сушествуютъ, мы видимъ на индійскихъ заклинателяхъ зм?й. Зм?и заклинаются чистымъ ритмомъ: либо ритмомъ музыки, либо ритмомъ движеній. Такія чары могутъ прим?няться и къ л?ченію бол?зней. По Теофрасту, падагру л?чили, играя на флейт? надъ больнымъ членомъ^{1097}). Въ этихъ случаяхъ мы видимъ магическую силу ритма вполн? свободною отъ прим?си другихъ элементовъ. И, что всего интересн?е, какъ разъ въ своемъ чистомъ вид? ритмъ, какъ средство гипнотическаго возд?йствія, находитъ признаніе въ наук?. Это обстоятельство опять-таки показываетъ, откуда слово могло отчасти черпать репутацію магической силы. Въ синкретическихъ чарахъ слово т?сно связано съ ритмомъ. А ритмъ обладаетъ не только мнимой, но и д?йствительной силой чарованія. Относительно существованія въ Европ? в?ры въ магическую силу ритма движеній есть, впрочемъ, скудныя указанія. Въ Рим? во время одной эпидеміи были приглашены этрусскіе жрецы, которые и исполнили магическій танецъ. Вутке говоритъ о пов?ріи, что танецъ вокругъ костра подъ Ивановъ день гарантируетъ отъ боли въ поясниц?^{1098}). Вспомнимъ купальскія пляски. У него же сообщается о танцахъ д?вушекъ вокругъ колодцевъ съ просьбой дать воды. Танцы вокругъ колодца ничто иное, какъ заклинаніе дождя. У Фрэзера сообщается аналогичный обрядъ заклинанія дождя: танцуютъ вокругъ сосуда съ

287

водой^{1099}). Выше намъ встр?чалась пляска вокругъ котла, въ которомъ варится рубаха больного. Опахиваніе селъ отъ коровьей смерти также сопровождается иногда пляской^{1100}), но вообще этотъ элементъ зд?сь не считается необходимымъ. Не можетъ не кинуться въ глаза, что по м?р? того, какъ чары являются бол?e синкретическими, расширяется число лицъ, принимающихъ въ нихъ участіе. Это наблюдается уже въ томъ случа?, если чары сопровождаются п?ніемъ; но еще зам?тн?е, когда выступаетъ на сцену танецъ и коллективный обрядъ. Вс? эти симптомы указываютъ на то, что когда-то чары были д?ломъ не только отд?льныхъ лицъ, a им?ли общественное значеніе. Отм?тимъ еще одинъ элементъ чаръ — драматическій. Разсматривая параллелистическіе заговоры, мы вид?ли, что изобразительный элементъ сопровождающихъ ихъ обрядовъ играетъ важную роль. По м?р? восхожденія къ большему синкретизму, и драматическій элементъ будетъ возрастать, требуя большаго количества участниковъ чаръ. Въ нашихъ л?чебныхъ чарахъ большею частью при драматическомъ исполненіи участвуетъ одно лицо (напр., загрызаніе грыжи). Часто два, иногда три. По сообщенію Н. Г. Козырева, въ Островскомъ у?зд?, въ 'зас?каніи спировицъ[219]' участвуютъ 3 знахаря, разыгрывая при этомъ маленькую сценку^{1101}). При заклинаніи неплоднаго фруктоваго дерева, 'наканун? Р. Х. у Малороссіянъ кто-нибудь изъ мущинъ беретъ топоръ и зоветъ кого-либо съ собою въ садъ. Тамъ, тотъ, кто вышелъ безъ топора, садится за дерево, не приносящее плода, a вышедшій съ топоромъ показываетъ видъ, будто хочетъ рубить дерево, и слегка опуститъ топоръ (цюкне): 'Не рубай мене: буду вже родити! (говоритъ