). Отсюда, какъ у насъ, такъ и у нихъ существуетъ длинный рядъ заговоровъ — обращеній къ деревьямъ. И французы также ходятъ л?читься отъ лихорадки къ дубу; обязательно до восхода солнца, иначе средство не д?йствительно{1057}). У нихъ, между прочимъ, сохранился интересный обрядъ: больного ребенка обносятъ вокругъ алтаря {1058}). Надо думать, что въ этомъ обыча? отразилось прежнее хожденіе вокругъ дерева. Это т?мъ бол?е возможно, что церкви воздвигались именно на м?стахъ низвергнутыхъ идоловъ или священныхъ деревьевъ, и народъ продолжалъ привычное пос?щеніе этихъ м?стъ перенося на новые предметы то уваженіе, которымъ н?когда пользовались посл?дніе{1059}). За то же какъ будто говоритъ и мазурскій обычай обносить больного сухоткой вокругъ костела{1060}). У славянъ обрядъ хожденія вокругъ дерева, очевидно, ассоціировался съ хожденіемъ вокругъ аналоя. Отсюда — часто встр?чающійся въ заговорахъ мотивъ сватовства съ дубомь. — До сихъ поръ выборъ дерева былъ произволенъ. Опред?лялся только его видъ. Въ одномъ случа? требовалось отыскать старый дубъ у источника; но опять-таки не опред?ленный какой-нибудь дубъ. Однако существовали и существуютъ спеціальныя священныя и ц?лебныя деревья. Если въ дуб? есть естественное отверстіе, позволяющее пройти сквозь него, то дерево разсматривается, какъ священное{1061}). Къ такимъ дубамъ издалека приходятъ на поклоненіе. Бартшъ говоритъ, что близъ Мекленбурга въ 20-хъ годахъ прошлаго стол?тія народъ приходилъ еще къ такимъ дубамъ{1062}). Подъ ц?лебными деревьями кладутъ больныхъ, поятъ ихъ отваромъ листьевъ и цв?та такихъ деревъ; окатываютъ съ нихъ водой д?тей;
при зубной боли грызутъ деревья и т. д. Особенно много такихъ деревьевъ сохранилось въ с?верныхъ областяхъ Россіи{1063}). Таково въ Пензенской губ. дерево 'Искол?нъ', священныя три липы изъ одного корня. Если ихъ рубятъ, то изъ нихъ идетъ кровь{1064}). Дерево пользуется славою ц?лебнаго. Въ житіи Адріана Пошехонскаго описывается обрядъ пролазанія черезъ рябину. 'Тамо ростяше древо, зовомое рябина, обычай же имяху, во всяки годы, мнози изъ близь сущихъ весей и градовъ людіе въ бывающій день пятничный, предъ праздникомъ св. пророка Иліи, приходить въ оное м?сто къ р?ченному древу рябин?. Прихождаху же и священницы изъ ближайшихъ селей и приношаху образъ святыя мученицы Параскевы, Нареченныя Пятницы, молебная п?нія совершающе. Людіе же, для полученія здравія, сквозь оное древо пронимаютъ д?ти своя иніи же совершеннаго возраста и сами пролазаху и получаху исцеленіе'{1065} ). Очевидно, что христіанскій обрядъ зд?сь примкнулъ къ старому языческому почитанію дерева. Не даромъ въ древней Руси высшее духовенство боролось съ моленіями у источниковъ и деревъ. Несомн?нно, что у насъ какъ и у другихъ народовъ, былъ культъ деревьевъ и въ частности — дуба. Изв?стно свид?тельство Константина Багрянороднаго о томь, что россы на пути въ Царьградъ приносили въ жертву живыхъ птицъ у великаго дуба. У Балтійскихъ славянъ въ ІЦетин? былъ близъ храма разв?систый дубъ и подъ нимъ прекрасный родникъ, который считался жилищемъ божествъ{1066} ). Близъ Стотгарда была священная дубовая роща. 'У верховнаго божества Варяговъ не было ни храмовъ, ни алтарей, ему посвящали только дубъ, окруженный оградою съ пространными м?стами для народа. Туда приходили люди съ жрецами и приносили жертву, тамъ же собирались в?ча и судили тяжбы'{1067}). Дубъ почитался у пруссовъ и кельтовъ. Св. Бонифацій срубаетъ огромный дубъ гессенскаго небеснаго божества и строитъ изъ его ствола часовню.
Дубъ является священнымъ деревомъ также у эстовъ{1068}). Въ Славоніи, въ провинціи Пожеганской, въ XVII в. была липа въ пустынной м?стности. Христіане и турки совершали моленія подъ нею, прикладывались къ ней и, будто бы, получали исц?ленія{1069}).
Итакъ, вс? эти факты даютъ основаніе думать, что подъ дубомъ такъ же, какъ и подъ Латыремъ камнемъ, въ заговорахъ скрывается н?что реальное. При изсл?дованіи заговорныхъ мотивовъ, мы уже вид?ли, какъ могъ складываться образъ чудеснаго древа на чисто заговорной почв?. Н?тъ ничего удивительнаго, если образъ этотъ потомъ ассоціировался съ представленіями о д?йствительныхъ священныхъ дубахъ и даже могъ быть зам?неннымъ посл?дними. Это гармонируетъ съ постояннымъ стремленіемъ подкр?пить врачебный обрядъ священнымъ авторитетомъ. Даже если и можно въ чудесномъ древ? и Латыр? камн? усматривать черты христіанскихъ символовъ, то во всякомъ случа? это не результатъ обдуманно составленной системы символовъ, а только постепенный частичный наростъ не всегда сознательный. Также нельзя согласиться и съ т?мъ, что образы св?тилъ и зорь, встр?чающіеся въ заговорахъ, только символы Христа и Б. Матери. Поклоненіе св?тиламъ засвид?тельствовано, какъ у славянъ, такъ и у другихъ европейскихъ народовъ. Объяснять подобные факты т?мъ, что символъ забылся и сталъ пониматься въ буквальномъ смысл? не возможно. Нельзя допустить, чтобы изъ символовъ, неим?ющихъ ничего общаго съ обрядами, родились обряды и при томъ въ такомъ изобиліи, что проникли въ народныя массы всей Европы. Обрядъ, обычай устойчив?е сопровождающихъ его формулъ, п?сенъ и т. п. Поэтому-то и нельзя при изсл?дованіи памятниковъ народнаго творчества отрывать, напр., п?сни оть обрядовъ, если между ними есть какая-либо связь. Т?мъ бол?е этого нельзя д?лать въ области заговоровъ, которые, какъ мы вид?ли, органически развились изъ обрядовъ. Въ XVI в. Макарій писалъ, что по Руси во многихъ м?стахъ кр?пки обычаи
предковъ. 'Суть же скверныя мольбища ихъ л?съ и каменіе, и р?ки и болота, источники и горы, солнце, луна и зв?зды'. Что же, неужели это результатъ христіанской символики за 6 в?ковъ существованія ея на Руси? Обращеніе къ востоку, о которомъ постоянно упоминается въ заговорахъ, вызываетъ христіанскія представленія, говоритъ Мансикка; тамъ сконцентрированы вс? событія земной жизни Христа. И онъ приводитъ въ подтвержденіе свид?тельство одного древняго поученія, что христіане обращаются къ солнечному восходу не потому, что они востокъ обожаютъ; но потому, что Богъ есть истинное солнце. Въ то время, какъ мы обращаемся къ нашей прежней родин?, потерянному раю, мы просимъ Бога, чтобы онъ намъ возвратилъ его{1070}). Конечно, съ востокомъ связаны христіанскія представленія, но обращеніе къ нему было, очевидно, и раньше христіанства. Не этимъ ли объясняется и самая потребность пояснять въ поученіи смыслъ обращенія къ востоку? Не было бы надобности доказывать, что, поклоняясь иконамъ, поклоняются не самому образу, а лицу, изображаемому имъ, если бы раньше не было изв?стно идолопоклонства. Не было бы и потребности объяснять, что, молясь на востокъ, молятся 'Истинному Солнцу', а не просто солнцу, если бы раньше не поклонялись просто солнцу. Да в?дь и не только христіанскій знахарь обращается къ востоку, зорямъ и св?тиламъ. Т? же пріемы были изв?стны и заклинателямъ древней Индіи. И въ ихъ чарахъ важную роль играли зори, фазы луны и т. д.{1071}). Наприм?ръ, чтобы открыть колдуна, ложились спать лицомъ къ востоку{1072}). Т?мъ, что н?когда поклонялись св?тиламъ и водамъ, объясняется фактъ, что до сихъ поръ сохранилось громадное количество заговоровъ въ форм? молитвъ къ этимъ предметамъ, а не вылившихся въ эпическую форму. И теперь все еще живущее у насъ и на Запад? поклоненіе зорямъ и св?тиламъ при заговорахъ не результатъ непониманія символовъ, а прямое насл?дство языческой древности.
Въ предыдущихъ главахъ я далъ два опред?ленія заговоровъ: одно чисто вн?шнее, формальное, другое генетическое, указывающее на исходную точку развитія заговора. Теперь посл?дній разъ оглянемся на тотъ процессъ эволюціи заговоровъ, какой я зд?сь пытался осв?тить, и спросимъ: что же такое заговоръ по существу, по своему содержанію? и что такое заговорное творчество? Едва ли правъ Мансикка, утверждающій, что нельзя просл?дить развитіе заговоровъ, а можно наблюдать лишь процессъ ихъ распаденія. Если для него вся заговорная литература ничего не говоритъ объ упорной в?ковой работ? народной мысли, a свид?тельствуетъ о ея темнот? и засто?, то мн? кажется, что съ этимъ нельзя согласиться. Мы теперь вид?ли, что можно просл?дить не только процессъ распаденія заговоровъ, но и процессъ созиданія. Это — медленная коллективная работа надъ созданіемъ ми?а. Органическій процессъ созданія заговора — процессъ созданія легенды, ми?а для оправданія поисшатавшагося авторитета симпатическаго обряда. По содержанію своему на высшихъ ступеняхъ развитія заговоръ представляетъ легенду, ми?ъ, подтверждающій законность соотв?тствуюшаго симпатическаго обряда. Выше я говорилъ о
