пойти на крайние уступки и, в том числе, на отказ от 'нейтральной зоны' в северной Корее. Абаза остался при особом мнении, требуя лишь ограничения зоны Ялудзянским водоразделом. За два дня до представления журнала совещания государю, Абаза, после личного доклада ему, вызвал японского посланника Курино и сообщил ему решение в своей версии... Министр иностранных дел Ламсдорф узнал об этой выходке Абазы много времени спустя после открытия военных действий и в своем докладе государю назвал ее 'совершенно невероятной'. Дипломатический язык более сильного выражения не допускал. А через два дня после выходки Абазы мнение министра иностранных дел и 'Особого совещания' получило санкцию государя... В своем последнем предложении Японии Россия допускала внедрение японцев в Манчжурию железнодорожным путем из Кореи, отказывалась от гарантий, от 'нейтральной зоны' и предоставляла Японии полную свободу рук в Корее.
Но никакая уступчивость официальных руководителей русской политики не могла уже улучшить {136} и никакое противодействие закулисных сил ухудшить положение. Ибо Япония, пустив в ход весь свой военный механизм, решилась на вооруженное столкновение, торопясь выступить до подхода подкреплений из России. Последнее русское предложение было отправлено по телеграфу нашему посланнику в Токио 4-го февраля и в тот же день в копиях в Париж и Лондон. Содержание его, следовательно, было во время известно японскому правительству, тем более, что японский посол в Лондоне Хаяши того же 4-го февраля телеграфировал в Токио, что английское правительство считает сделанные Россией уступки предельными и что непринятие их Японией может лишить ее поддержки всех держав... Но мирное решение вопроса вовсе не входило в намерения японского правительства. Оно задержало передачу телеграммы нашему послу в Токио до 7-го, а 6-го через посланника своего в Петербурге обратилось к русскому правительству с нотой, которая, после фактического захвата японцами Кореи, звучала невыносимым лицемерием:
'Его величество, император Японии, - говорилось в ноте, - считает независимость и территориальную неприкосновенность Кореи исключительно существенными для своего собственного спокойствия и безопасности и, вследствие этого, не может взирать с безразличием ни на какое действие, направленное к тому, чтобы сделать необеспеченным положение Кореи'.
Нота заканчивалась словами:
'Императорское правительство оставляет за собой право принять такое независимое действие, какое сочтет наилучшим... для охраны своих прав и интересов'.
В тот же день, 6-го февраля, японцы захватили корабли русского Добровольного {137} флота (коммерческие), бывшие в восточных водах, а флот адмирала Того вышел в море и в ночь с 8-го на 9-ое февраля без объявления войны напал на русскую эскадру в Порт-Артуре, выведя из строя 2 броненосца и 1 крейсер, и блокируя эскадру.
Теперь, после всех событий Второй мировой войны, потрясших мир, подход к возникновению русско- японской войны должен быть коренным образом пересмотрен. Несомненно, более прямая и дружественная политика русского правительства к Китаю и устранение закулисной работы темных сил могли бы отдалить кризис. Но только отдалить. Ибо тогда уже выявилась паназиатская идея, с главенством Японии, овладевшая водителями молодой, недавно выступившей на мировую арену державы, и проникавшая в толщу народа. И, если в течение ряда последовавших лет сменявшиеся у кормила власти японские партии минсейто и сейюкай и обособленная военная группа ('Черный Дракон') весьма расходились в методах, сроках и направлениях экспансии, то все они одинаково представляли себе 'историческую миссию' Японии.
России суждено было противостоять первому серьезному натиску японской экспансии на мир. Конечно, русское правительство виновно в нарушении суверенитета Китая выходом к Квантунским портам. В морально-политическом аспекте все великие державы не были безгрешны в отношении Китая, используя его слабость и отсталость путем территориальных захватов (Тогда же Германия захватила Киа-чоу, Англия - Вей-ха-вей, Франция - бухту Гаун Чжо-вань.) или экономической эксплоатации; {138} практика иностранных концессий и поселений была вообще далека от идиллии содружества... Но последующие события свидетельствуют, что, при отказе от оккупации Манчжурии и при уважении там договорных прав иностранных держав, русская акция была неизмеримо менее опасной и для них, и для Китая, нежели японская.
Этого тогда не поняли.
Китай, не выступая активно, занял враждебное положение в отношении России.
Англия еще с 1902 года заключила союз с Японией, обязавшись оказать ей военную помощь, если бы Япония 'при охранении своих интересов в Китае, вступила в столкновение с другой державой и к последней присоединилась бы еще одна или несколько держав'. Другими словами, давалось обеспечение от противо- японской коалиции... Англия обещала и действительно оказала Японии большую материальную помощь и принимала существенное участие в создании японского флота. Английская печать всемерно возбуждала Японию против России, а главнокомандующий, генерал Уольслей после занятия нами Порт-Артура заявил, что в случае войны 'британская армия будет в полной готовности'.
В своей борьбе против России и за утверждение на азиатском материке Япония нашла поддержку и в США. На ее стороне были руководители американской политики и большая часть печати. Посетивший тогда Нью-Йорк японский принц Фушими был принят там весьма приветливо и получил заверение, что 'Соединенные Штаты имеют общие с Японией не только коммерческие, но и политические интересы'... Японии обещана была экономическая помощь и оказана в широких размерах.
{139} Несомненно, без таких гарантий со стороны Соединенных Штатов и особенно Англии, Япония в 1904 году не выступила бы. Так державы эти ковали оружие для своего естественного врага, создавая 'великодержавную Японию'. И тот самый исторический бумеранг, который ударил по русским головам у Порт-Артура, в обратном полете своем пронесся по всему Китаю и нанес удар по Сингапуру и Перл- Харбору...
В результате войны, успехи, одержанные желтой расой над белой, выдвинули Японию в ранг первоклассных держав, возбудили воспаленное воображение нации и окончательно определили пути японского империализма, нашедшего потом столь яркое изображение в так называемом 'завещании Танаки'. В этом документе - докладе императору в июле 1927 года бывшего премьера и главы партии сейюкай, выработанном особой комиссией, имеются такие знаменательные строки:
'Согласно завету Мейджи, наш первый шаг должен был заключаться в завоевании Формозы, а второй - в аннексии Кореи. Теперь должен быть сделан третий шаг, заключающийся в завоевании Манчжурии, Монголии и Китая. Когда это будет сделано, у наших ног будет вся остальная Азия. Раса Ямато сможет тогда перейти к завоеванию Мира'. А так как поперек пути к завладению Китаем встали Соединенные Штаты, то 'мы должны будем сокрушить их'.
***
Мы оказались неподготовленными к войне ни в политическом, ни в военном отношении.
Необходимость усиления нашего военного потенциала на Дальнем Востоке встречала препятствие в нашем положении на Западе, благодаря недоверию к {140} Германии. Военный министр Куропаткин (1900) считал нашу западную границу 'находящейся еще в небывалой в истории России опасности', и требовал укрепления там нашего военного положения, без разбрасывания сил и средств 'на внешние предприятия'.
На огромной территории Дальнего Востока к началу 1904 года находилось всего 108 батальонов, 66 конных сотен и 208 орудий, т. е. около 100 тысяч офицеров и солдат. Подкрепления могли подвозиться из России с громадных расстояний, причем пропускная способность Сибирской магистрали равнялась всего 3 парам сквозных поездов в сутки. Между тем, с точки зрения чисто военной, нужно было или не выходить к Порт-Артуру, или, решившись на этот шаг, необходимо было тогда же сосредоточить крупные силы в Приамурском крае и в Квантуне.
Но, самое главное, мы недооценили военной силы Японии. Эту ошибку разделяли с нами военные штабы всех великих держав. Все военные агенты ходили в Японии впотьмах, благодаря трудности языка, крайней подозрительности и осторожности японского командования и, наконец, к чести японцев, почти полного отсутствия там того порочного элемента, который в других государствах идет на службу иностранного шпионажа. Ошибки были очень серьезные. Так, максимальным напряжением Японии считалась нами постановка под ружье 348 тысяч человек, причем на театр военных действий - 253 тысячи. Между тем, Япония призвала 2,727.000, из которых использовано было для войны 1.185.000, т. е. в три раза больше предположенного. Не принято было во внимание, что 13 японских резервных бригад получили такую организацию и вооружение, что могли выйти в бой наряду с полевыми дивизиями. И т. д.
Более определенными были сведения о японском флоте. К 1904 году в водах Дальнего Востока наша
