- Бог?
- Так точно, сэр. Он иногда появляется там, на топе грота, но редко, очень редко... Но сегодня я видел Его, и у Него была большая белая борода, развевающаяся на ветру. Его можно заметить только отсюда, сэр.
Пока Хорнблоуэр подыскивал слова для ответа на такое бредовое заявление, Финч успел забыть о его присутствии и снова таращился в щель.
- Это Он! - восторженно шептал Финч сам себе. - Я снова удостоился узреть Его! Да, все так: Бог на топе грота, а черт в канатной кладовой.
- Вполне справедливое размещение! - сказал Хорнблоуэр, но тихо, вовсе не желая подшучивать над несчастным.
- А черт в канатной кладовой во время 'собачьей' вахты* ['Собачья вахта', или 'собака' - вахта в вечернее и ночное время.], - повторил Финч. - Только Бог постоянно на топе грота. Жаль не всегда можно узреть Его, добавил он печально.
- Интересное расписание! - прокомментировал Хорнблоуэр, но опять же вполголоса.
С палубы донесся звук корабельного колокола: отбили восемь склянок. Вслед за этим запели боцманские дудки и послышался громовой бас самого боцмана Уолдрона.
- Смена вахты! Смена вахты! Эй вы, лентяи, а ну наверх, да поживее! Все по местам, приготовиться к повороту! Разводящий! Записать фамилию того, кто последним поднимется на палубу.
Короткий период отдыха, омраченный к тому же присутствием Финча, закончился. Хорнблоуэр перепрыгнул через бортик и схватился за ванты. Можно было спуститься через люк и по веревочной лестнице, но Хорнблоуэр знал, что старпом может его увидеть, и не желал потом иметь замечание от старшего офицера за 'недостойное настоящего моряка поведение'. Финч последовал за ним тем же способом, но уже к середине спуска далеко обогнал Хорнблоуэра, к огорчению последнего, считавшего себя в глубине души уже опытным морским волком. Но Финч, легкий как пушинка, буквально взлетал и слетал обратно по снастям с проворностью мартышки. Даже старые марсовые не могли с ним в этом тягаться.
Но вот Хорнблоуэр очутился на палубе и присоединился к другим членам экипажа, занятым поворотом на другой галс. Финч и его странные речи были временно позабыты.
Позже, однако, мысли Хорнблоуэра неизбежным образом вернулись к удивительным заявлениям несчастного полупомешанного. У него не было никаких сомнений, что Финч свято верил в свои слова и в самом деле что-то видел. Бога, например, он даже частично описал: большая белая борода, развевающаяся на ветру. Жаль только, что он не нашел слов и для описания черта в канатной кладовой. Что там могло быть? Рога, раздвоенные копыта и вилы? Или еще что-нибудь? Одно только было непонятно Хорнблоуэру - почему черт появляется только в канатной кладовой, да еще строго по расписанию, во время 'собаки'?
Неожиданно у Хорнблоуэра перехватило дыхание. Ему вдруг пришла в голову мысль, что появление черта в самом глухом месте корабля в самое неудобное время вполне может иметь не метафизическое, а самое что ни на есть логическое объяснение. Теперь ему предстояло решить, как себя вести, чтобы наилучшим образом разобраться с этой проблемой. Он мог доложить о своих подозрениях старшему помощнику м-ру Экклзу. Но такой метод, как уже достаточно хорошо знал Хорнблоуэр после года службы, мог привести к прямо противоположным результатам. Старпом не любил беспочвенных обвинений и бездоказательных заявлений и вполне мог устроить виновному в подобном проступке настоящую баню. Вернее было сначала посмотреть на все собственными глазами, а потом уже решать окончательно. Ведь он пока не знал, что именно ему удастся обнаружить, да и удастся ли вообще обнаружить что-либо... А хуже всего было то, что он плохо себе представлял, как ему действовать в случае, если он, все-таки, что-нибудь обнаружит. Больше всего на свете мичман Хорнблоуэр боялся прослыть трусом и попасть в дурацкое положение. К тому же, он отнюдь не был уверен в действенности своего авторитета флотского офицера. Он мог потерять контроль над ситуацией в случае каких-нибудь осложнений, что потом могло пасть на его же голову, а главное, могло бы крепко подорвать дисциплину.
Дисциплина - это было единственное, что превращало офицеров и матросов фрегата в сплоченный, боеспособный коллектив из трех сотен самых разных людей. Только такой коллектив, управляемый железной волей капитана, мог безупречно переносить неслыханные тяготы зимнего блокадного крейсирования и идти на смерть по мановению руки своего командира. Вот почему Хорнблоуэр начал спускаться в трюм после начала 'собачьей' вахты с большой осторожностью и с тяжестью на сердце.
Единственная свеча в подсвечнике, который он нес в руке, едва освещала темные и затхлые нижние помещения. Он постоянно спотыкался о какой-то разбросанный хлам. Но вот впереди замаячил слабый свет, а до ушей Хорнблоуэра донесся приглушенный звук человеческих голосов. Людей было много, и Хорнблоуэр с ужасом подумал, уж не затевают ли они бунт на корабле. Он прикрыл ладонью пламя свечи и, стараясь ступать совершенно бесшумно, двинулся вперед. Две лампы, подвешенные на бимсах* [Бимсы поперечные балки на судне, служащие основанием для палубы.] нижней палубы, тускло освещали дверной проем канатной кладовой. В центре ее собрались в кружок более двух десятков человек. По мере приближения Хорнблоуэр все сильнее слышал их возбужденные голоса, хотя пока не мог разобрать слов. Внезапно шум резко усилился, и какой-то матрос в центре круга поднялся на ноги. Почему-то он дрожал с ног до головы, словно его била падучая. Хорнблоуэр не видел его лица - он стоял к нему задом, - зато с удивлением отметил, что руки у матроса крепко связаны за спиной. Зрители снова взревели, словно болельщики во время кулачного боя. Человек в центре повернулся, и Хорнблоуэр узнал в нем своего подчиненного Стайлса. Но не это заставило Хорнблоуэра содрогнуться от омерзения. В щеку страдающего фурункулами матроса вцепилась здоровенная серая крыса. Именно ее он пытался стряхнуть, конвульсивно вздрагивая и мотая головой. К горлу мичмана подкатила тошнота.
Резким движением головы Стайлс наконец освободился от крысы. Она слетела на пол, а Стайлс опустился на колени и принялся неуклюже гоняться за крысой по импровизированной арене, стараясь схватить ее собственными зубами.
- Время! - крикнул кто-то; Хорнблоуэр узнал по голосу Партриджа, помощника боцмана. Слишком часто этот голос поднимал его по утрам, чтобы он мог его позабыть даже на смертном одре.
- Пять мертвых, - сказал другой голос. - Выплата ставок два к одному.
Хорнблоуэр рванулся вперед и увидел, что часть круга была огорожена канатами, представляя собой некое подобие ринга, в центре которого стоял на коленях Стайлс, а вокруг него валялись дохлые крысы. Партридж склонился над ним, показывая небольшие песочные часы, служившие вместо хронометра.
- Шесть мертвых! - запротестовал кто-то. - Последняя тоже готова.
- Ничего подобного, она еще шевелится.
- У нее хребет перегрызен, значит, считай подохла.
- Раз шевелится, значит живая, - веско отрубил Партридж.
Возражавший ему игрок хотел, видимо, поспорить на эту тему еще немного, но вдруг поднял глаза и заметил Хорнблоуэра. Он споткнулся на полуслове, чем привлек к себе всеобщее внимание. Теперь и остальные увидели мичмана и по многолетней привычке вытянулись при появлении офицера по стойке 'смирно'. Хорнблоуэр шагнул на середину. Он все еще не мог решить, что же ему делать, к тому же его до сих пор трясло от омерзения. Усилием воли он заставил себя собраться и думать, думать...
- Кто здесь старший? - задал он нейтральный вопрос, чтобы выиграть время.
Никто не ответил. Тогда Хорнблоуэр сам осмотрел собравшихся в кружок. Как ни странно, матросов среди них почти не было, а были, в основном, младшие офицеры, помощники боцмана и плотника и фельдшер Магридж. Его присутствие многое объяснило Хорнблоуэру, но его собственное положение не стало от этого легче. Начавший службу год назад мичман не мог рассчитывать на особый авторитет на борту 'Неутомимого', если полагался при этом только на свое офицерское звание. К тому же, многие из этих людей по званию были равны Хорнблоуэру, а по должности даже превосходили. В самом деле, если уж принять во внимание все стороны морской службы, один мичман куда менее важен для обеспечения жизнедеятельности корабля, чем, скажем, присутствующий здесь же м-р Уошберн, помощник бондаря, знающий все на свете о том, как следует размещать в трюме бочки с питьевой водой.
- Еще раз спрашиваю, кто здесь старший?
На этот раз голос Хорнблоуэра звучал значительно тверже, но прямого ответа он опять не получил.
