нерастраченную мощь. Завывающий ветер обрушивал на прибрежные утесы гигантские валы, покрытые белой пеной. Они разбивались с неумолчным грохотом, не позволяющим услышать находящегося в двух шагах собеседника. Хорнблоуэр стоял на вершине скалы, возвышающейся над бухтой Эль-Ферроль и кутался в старый заношенный плащ, чуть наклоняясь вперед, чтобы противостоять мощным порывам ветра. Он был настолько силен, что порой у Хорнблоуэра перехватывало дыхание. Он мог бы повернуться спиной, но тогда ветер лохматил бы ему давно не стриженные волосы и заворачивал бы полы плаща. К тому же, он смотрел бы тогда не на море, а на крепость. У Хорнблоуэра не было ни малейшего желания ни смотреть на свою тюрьму, ни возвращаться в нее. Его два часа еще не истекли. Только два драгоценных часа каждый день он мог ощущать себя свободным и побыть в одиночестве. Он мог вдыхать соленый воздух Атлантики, мог бродить по берегу или окрестностям города, мог делать, одним словом, все, что ему вздумается. Он часто приходил сюда, чтобы посмотреть на море. Со скалы можно было изредка разглядеть одинокий британский военный корабль, крейсирующий вдоль побережья в надежде перехватить какое-нибудь торговое или каботажное судно, а также с целью наблюдения за действиями запертых в гаванях испанских кораблей. Когда Хорнблоуэру удавалось увидеть такой корабль, он неотрывно провожал его взглядом, чувствуя себя умирающим от жажды, которому показали кувшин с водой, а затем унесли его за пределы досягаемости. Он жадно впитывал мельчайшие детали оснастки, изгибов корпуса, даже цвета краски на его бортах. В такие минуты отчаяние переполняло его, и черная пелена мрака застилала глаза.
Заканчивался второй год пребывания Хорнблоуэра в плену. Двадцать два месяца по двадцать два часа каждый день он вынужден был находиться под замком в небольшой комнате, которую он делил еще с пятью такими же свежеиспеченными лейтенантами. Как он завидовал ветру, свободно летевшему куда угодно и изливавшему свою ярость на любые преграды. Упрямо подставляя лицо ветру, Хорнблоуэр вглядывался в затянутый облаками горизонт. Вдали белели нарядные домики Ла-Коруньи, похожие на кусочки сахара, разбросанные по склонам холма. Между скалой и Ла-Коруньей открывалась узкая бухта, соединяясь слева с гаванью Эль-Ферроль. Справа нес седые волны Атлантический океан. От подножия скалы начиналась длинная цепь острых подводных камней, прозванных местным населением 'Зубами Дьявола'. Они тянулись узкой полосой в северном направлении, преграждая путь набегающим валам. С тридцатисекундными интервалами гигантские волны обрушивались на рифы с такой ужасающей силой, что вздрагивала даже скала под ногами Хорнблоуэра, а волна словно взрывалась, рассыпаясь на облако брызгов. Порывы ветра моментально подхватывали облако и уносили прочь, снова открывая взгляду черные торчащие пики 'Зубов Дьявола'.
Хорнблоуэр был на скале не один. В нескольких ярдах от него притулился артиллерист с береговой батареи с подзорной трубой в руках. Здесь был наблюдательный пост. Время от времени артиллерист подносил свой инструмент к глазам и принимался обозревать унылый и пустынный горизонт. Война с Англией научила испанцев осторожности и предусмотрительности - в любую минуту у берегов мог появиться мощный флот, высадить целую армию, захватить Эль-Ферроль, взорвать батареи и сжечь стоящие в гавани суда. Сегодня на это надеяться нечего, решил Хорнблоуэр, в такой шторм высадка десанта заранее обречена на провал.
Артиллерист-наблюдатель вел себя как-то странно. Он вот уже целую минуту напряженно вглядывался в одну точку. Потом достал платок, вытер промокшее от дождя и соленых брызг лицо и снова уставился в ту же точку. Хорнблоуэр тоже перевел взгляд в том же направлении, но без подзорной трубы ему трудно было что-нибудь увидеть в столь ненастный день. Наблюдатель что-то пробормотал себе под нос, повернулся и бегом бросился к караульной будке, где размещался небольшой отряд местной милиции, поставленный охранять береговую батарею. Через несколько минут он вернулся в сопровождении сержанта. Сержант взял трубу и приложил к глазу. Через несколько секунд он опустил инструмент, повернулся к артиллеристу, и они о чем-то оживленно заспорили на ужасном галисийском диалекте. Хотя Хорнблоуэр за два года плена научился очень прилично разговаривать как на галисийском, так и на кастильском наречиях, он не смог разобрать их слов из-за шума ветра. Когда же оба испанца пришли, наконец, к согласию, Хорнблоуэр мог уже невооруженным взглядом рассмотреть предмет их дискуссии. На горизонте возник светло-серый квадрат, который мог означать только одно - верхний парус приближающегося судна. Скорее всего, оно было испанским и спешило укрыться от шторма в бухте Эль-Ферроля.
Капитан корабля сильно рисковал - в такую погоду войти в узкую горловину бухты было весьма опасным предприятием. На его месте Хорнблоуэр лег бы в дрейф и переждал шторм в открытом море. Он пожал плечами и в очередной раз подивился стремлению испанских капитанов как можно скорее укрыться в безопасной гавани.
Но поведение двух испанцев как-то не вязалось с появлением обычного судна, торопящегося в гавань. Они снова принялись за спор. Хорнблоуэр не мог больше сдержать охватившего его любопытства и осторожно приблизился к спорщикам, одновременно формулируя по-испански в уме свои последующие слова.
- Прошу прощения, господа, - обратился он к ним с изысканной вежливостью, - не могли бы вы объяснить мне, что там происходит?
Сержант смерил его взглядом, секунду подумал, а потом молча протянул подзорную трубу. Хорнблоуэр с трудом удержался, чтобы не выхватить ее из рук испанца. Он еще раз вежливо поклонился, принял трубу и только тогда позволил себе посмотреть в море. Теперь он отчетливо видел трехмачтовый парусник с сильно зарифленными парусами, хотя на месте капитана Хорнблоуэр вообще убрал бы их в такой шторм. Парусник стремительно несся прямо на Эль-Ферроль. А секунду спустя Хорнблоуэр понял, почему испанский капитан так спешит и почему он рискнул оставить так много парусов. Следом за испанцем показался еще один корабль. Пока можно было различить только его марселя, но фок-мачта второго корабля была существенно ниже грота. Это, да еще характерная оснастка, убедительно свидетельствовали о принадлежности второго судна к британскому военно-морскому флоту. Теперь картина вырисовывалась. Где-то в Атлантике английский фрегат повстречал испанский капер и бросился за ним в погоню. Для капера эта погоня должна была закончиться печально. Даже если он сумеет вовремя достичь пределов досягаемости береговых батарей, спасшись таким образом от преследователя, в таком бурном море проблема входа в гавань может оказаться неразрешимой.
Хорнблоуэр опустил подзорную трубу, чтобы дать передохнуть глазам, и сержант тут же выхватил ее у него из рук. Все это время он, оказывается, следил за Хорнблоуэром, и теперь выражение лица англичанина без всяких слов сказало ему обо всем, что ему хотелось знать. Теперь сержант мог со спокойной совестью разбудить начальника караула и поднять тревогу на береговых и крепостных батареях. Сержант и артиллерист оба бросились бежать к караульной будке. Спустя несколько минут береговая батарея была подготовлена к бою. Артиллеристы застыли наготове у своих орудий у подножия скалы, на которой оставался теперь один Хорнблоуэр. Но одиночество его продолжалось недолго. По каменистой тропе зацокали копыта, и на скале появился конный офицер. Он бросил только один взгляд в подзорную трубу на приближающиеся корабли и тут же повернул коня и поскакал обратно на батарею. Еще через минуту одно из орудий произвело холостой выстрел, предупреждая остальные батареи Эль-Ферроля. На флагштоке батареи взвился испанский флаг. Спустя несколько секунд такой же флаг подняли на батарее, установленной у мыса Сан-Антонио. Теперь все орудия крепости и береговой охраны были приведены в полную боевую готовность, и плохо пришлось бы тому англичанину, который рискнул бы приблизиться к берегу на расстояние пушечного выстрела.
Преследуемый и преследователь тем временем уже успели подойти довольно близко и находились сейчас как раз напротив входа в бухту Ла-Коруньи. Оба корабля были повернуты вполоборота по отношению к Хорнблоуэру, и он ясно видел, с какой огромной скоростью они несутся. Он с замиранием сердца ожидал в любую секунду, что на английском корабле могут полететь мачты или порывом ветра сорвет паруса, и тогда все усилия окажутся напрасными. Но английские корабли строились на совесть, и ничего этого не произошло. Фрегат отделяло от капера не меньше полумили. При таком волнении пушечная стрельба на этой дистанции была бы малоэффективной, поэтому английский капитан прилагал все усилия, чтобы подойти поближе.
На скале появился комендант крепости со своей свитой из офицеров гарнизона. Заметив Хорнблоуэра, комендант слегка приподнял шляпу и поклонился в знак приветствия. Хорнблоуэр поклонился в ответ, стараясь казаться столь же церемонным, хотя у него шляпы не было. Комендант на своей лошади остановился рядом с Хорнблоуэром и перенес свое внимание на разыгрывающуюся в море драму.
