Мередит покраснел и вскочил на ноги.
- Простите! Я... Как-то не подумал. Что мне надо делать?
- Вы могли бы помочь Кларе собирать хворост. Вы могли бы ободрать и выпотрошить кроличьи тушки. Вы могли бы пойти на охоту с другими мужчинами. Бог мой, Мередит, от вас никакого проку! - Повернувшись на каблуках, она решительным шагом направилась назад в рощу.
- Она слишком много работает, - сказал Иеремия.
- Она - настоящий боец, Иеремия, - грустно ответил Мередит. - Но она права. Я чересчур много времени провожу в размышлениях - в мечтах, если хотите.
- Некоторые люди - прирожденные мечтатели, - сказал Иеремия, - ничего дурного в этом нет. Пойдите помогите Кларе. Она же почти на сносях, и таскать хворост ей ни к чему.
- Да... Да, вы правы.
Оставшись один, Иеремия соорудил кольцо из камней и тщательно сложил в нем хворост так, чтобы он сразу разгорелся. И не услышал, как к нему подошел Шэнноу, обернувшись только на скрип кресла Мередита, в которое тот опустился.
- Вид у вас окрепший, - сказал старик. - Как вы себя чувствуете?
- Идущим на поправку, - ответил Шэнноу.
- А ваша память?
- Тут где-нибудь поблизости есть селение?
- Почему вы спрашиваете?
- Когда мы еще ехали, я увидел вдали дым.
- Я его тоже видел, - сказал Иеремия. - Но если удача нам улыбнется, завтра вечером мы уже будем далеко отсюда.
- Удача?
- В наши беспокойные времена странников не слишком привечают.
- Почему?
- Нелегкий вопрос, мистер Шэнноу. Быть может, люди, привязанные к одному какому-то месту, завидуют нашей свободе. Быть может, они видят в нас угрозу своему обычному укладу. Иными словами, я не знаю причины. С тем же успехом вы могли бы спросить, почему людям нравится убивать друг друга или почему им куда легче ненавидеть, чем любить.
- Вероятно, дело в собственничестве, - сказал Шэнноу. - Когда люди пускают где-нибудь корни, они осматриваются по сторонам и начинают считать, что все вокруг принадлежит им - олени, деревья, самые горы. А тут являетесь вы, убиваете пару оленей, и они видят в этом воровство.
- Конечно, отчасти и так, - согласился Иеремия. - Но вы не разделяете такую точку зрения, мистер Шэнноу?
- Я никогда нигде не пускал корней.
- Вы загадочны, сэр. Вы многознающи, вежливы, и все-таки у вас облик воина. Я это вижу. Мне кажется... вы смертоносный человек, мистер Шэнноу.
Шэнноу медленно кивнул, и взгляд его темно-синих глаз встретился со взглядом Иеремии.
- Вам незачем меня опасаться, старик. Я не зачинатель войн. Я не краду, и я не лгу.
- Вы участвовали в той войне, мистер Шэнноу?
- Насколько помню, нет.
- Большинство мужчин вашего возраста участвовали в войне Единения.
- Расскажите мне о ней.
Но старик не успел ничего сказать. К ним подбежала Исида.
- Всадники! - крикнула она. - И вооруженные.
Иеремия встал и прошел между фургонами. Исида шла рядом с ним. К ним присоединились еще женщины и дети. Доктор Мередит, прижимая к груди охапку хвороста, застыл на месте рядом с беременной женщиной и ее двумя дочками. Иеремия приложил ладонь к глазам, загораживая их от лучей заходящего солнца, и пересчитал всадников. Пятнадцать, и все вооружены. Во главе ехал худощавый молодой человек с совершенно белыми, по плечи, волосами. Отряд легкой рысью приблизился к фургонам и остановил коней. Белобрысый наклонился с седла.
- Кто вы? - спросил он с нотой пренебрежения в голосе.
- Я Иеремия. А это мои друзья. Белобрысый поглядел на раскрашенные фургоны и что-то тихо сказал всаднику справа от себя.
- Вы верные последователи Книги? - спросил он затем, переводя взгляд на Иеремию.
- Конечно, - ответил старик.
- У вас есть документ, подтверждающий Клятву? - Его голос стал мягким и превратился почти в шипение.
- Нам никто не предлагал принести клятву, сэр. Мы странники и редко остаемся возле селений настолько долго, чтобы нас спрашивали о нашей вере.
- Я спрашиваю о ней, - сказал белобрысый. - И мне не нравится твоя дерзость, фургонщик. Я Аарон Крейн, Клятвоприимец селения Чистота. Знаешь, почему мне поручили этот пост? - Иеремия покачал головой. - А потому, что я наделен даром обличения. Я учую язычника с пятидесяти шагов. А в Божьем краю таким места нет. Они пятно на лике земли, зловредная язва в плоти планеты и мерзость в глазах Божьих. Прочти мне сейчас же двадцать второй псалом.
Иеремия тяжело вздохнул.
- Я не книжник, сэр. Моя Библия у меня в фургоне... Я схожу за ней.
- Ты язычник, - завизжал Крейн, - и твой фургон будет сожжен! Извернувшись в седле, он махнул всадникам. - Пусть головни в их кострах послужат вам факелами. Сожгите фургоны!
Всадники спешились и ринулись следом за Крейном. Иеремия встал перед ними.
- Прошу вас, сэр, не... - Его отшвырнули. Иеремия тяжело ударился о землю, однако кое-как поднялся на ноги в ту секунду, когда Исида подбежала к тому, кто ударил его, занося кулак. Он отшвырнул и ее.
И Иеремия в бессильном отчаянии смотрел, как отряд окружает костер.
Аарон Крейн пребывал наверху блаженства. Он был рожден для этого труда, для очищения земли, ее освящения, дабы сделать ее достойной верных последователей Книги. А фургонщики были закоснелыми изгоями, не внимающими велениям Господним. Мужчины - бездельники и лентяи, бабы все подряд шлюхи. Он посмотрел на белокурую, которая чуть не ударила Лича. Ветхая одежонка, груди так и выпирают из шерстяной рубахи. Хуже шлюхи, решил он, чувствуя, как распаляется его гнев. Он уже видел, как пылают фургоны, а язычники молят о пощаде. Но милосердие не для таких, как они, это он знал твердо. Пусть молят о милосердии перед престолом Всевышнего. Да, они все умрут, решил он. Кроме, конечно, детей - он же не какой-нибудь варвар.
Лич первый изготовил факел и вручил его Аарону Крейну.
- Да прославит это деяние имя Господа! - закричал Крейн.
- Аминь, - ответили его приспешники. Крейн направился к первому фургону и... остановился. Вперед выступил высокий мужчина. Он ничего не сказал и только стоял и смотрел на Крейна. Белобрысый Клятвоприимец посмотрел на него и мгновенно заметил, что, во-первых, мужчина не отрываясь смотрит ему прямо в глаза и что, во-вторых, он вооружен. Взгляд Крейна скользнул по двум кобурам с пистолетами на его бедрах. Мучительно сознавая, что его люди ждут сигнала, он вдруг растерялся. Высокий не сделал ни одного угрожающего движения, но он стоял прямо перед фургоном. И Крейн должен был пройти мимо него, чтобы запалить фургон.
- Кто ты? - спросил Крейн, оттягивая время, чтобы подумать.
- 'Раскрыли на меня пасть свою, как лев, алчущий добычи и рыкающий', процитировал тот негромко глубоким басом.
Крейн был ошеломлен. Слова из псалма, который он назвал старому фургонщику, но будто заряжены скрытым смыслом.
- Посторонись, - приказал Крейн, - и не вздумай воспрепятствовать свершениям во имя Господа. - У тебя есть выбор; жить или умереть, - сказал высокий все так же тихо и без всякого гнева.
У Крейна противно защемило в животе от ужаса. Этот его убьет - Крейн с ледяной уверенностью поверил ему.
