- Человеку столько лет, на сколько он себя чувствует, - заметил Штирлиц; он часто повторял эту фразу, она была неким спасательным кругом, - что бы ни было, но самое хорошее еще впереди; живи этим, верь в это, как в утреннюю молитву, все остальное - суета сует.
- Хорошо сказано, че, - дон Хосе улыбнулся. - Ваши слова?
- А разве можно считать слова собственностью? Любое слово было произнесено до нас с вами миллион, миллиард раз... А потом я, вы, он несколько иначе составили слова - причем случайно, не думая, - и получилась ваша, моя, его фраза... Это же высказывалось до нас сотни тысяч раз, только другими людьми, при других обстоятельствах, на иных языках...
- Занятно... Почти так же говорил наш Хорхе Борхес... Читали его книги?
- Только эссе. Его мало переводят в Европе и Штатах.
- Европа и Штаты поучают нас в сфере техники и эксплуатируют в экономике. А им бы поучиться у нас тому, что я бы определил как национальный синтез при расовом разнородстве. Вся Латинская Америка суть одна нация, которая включает в себя креолов и индейцев, испанцев и африканцев, немцев и русских, англичан и сербов; это никого еще не занимало в мире, кроме как наших литераторов, - именно в этом они политики, причем весьма опасные для режимов в силу их талантливости... Возьмите Борхеса, он останется в памяти как глыба аргентинской прозы, поверьте мне, че. Он насквозь политизирован, претендует на то, чтобы быть правым, но талант всегда стоит в левом ряду прогресса... Он как-то прекрасно сказал: никто не покушался на право Расина считаться французским поэтом за то, что он выбрал для своих трагедий античные темы... Правда ведь, а? Бедный Шекспир был бы изумлен, прикажи ему писать только на темы английской жизни с обязательным описанием привычного для британцев пейзажа. Гамлет рожден в Дании, Отелло - мавр, леди Макбет - шотландка... Между прочим, наш культ преклонения перед местным колоритом пришел из Европы, нам его европейские националисты навязали... Разве важно описывать, что происходит на похоронах индейцев? Необходимо понять суть их веры, а внешнее, в и д н о е легко описывать; осознать глубинное, принадлежное всему человечеству, значительно труднее, че. Подлинно национальная литература, одержимая социальной проблематикой, не очень-то нуждается в местном колорите... В самой мудрой арабской книге - я имею в виду Коран - нет ни одного упоминания о самом типичном арабском животном верблюде. Для Магомета верблюд был частью родной ему повседневности, он не интересовал его как колорит... Зато верблюд очень интересует туриста, приехавшего на Нил, или бездарного поэта, спекулирующего описательством того, что дается без труда, да еще проливающего при этом слезу о горькой судьбе погонщика... Борхес провозгласил верно: наша литература должна сделаться по-настоящему аргентинской и без удобного описания быта гаучо. Будущее ныне решается в городе, нравится это традиционалистам, которые всегда опрокинуты в национализм, или нет.
- Но ведь прославленный аргентинский роман <Дон Сегундо Сомбра> посвящен гаучо и весь пронизан местным колоритом, - возразил Штирлиц. - Я не вижу в нем национализма, мне эта идеология отвратительна, как и вам...
Дон Хосе рассмеялся. Как истинный спорщик, измученный одиночеством, он ликовал, когда компаньон подставлялся:
- Че, вы не представляете себе, как вы неправы! Автор <Дон Сегундо> Гуиральдес многие годы прожил в Париже и при этом в совершенстве знал английский! Его литературные гаучо, ставшие, кстати, аргентинским эталоном, говорят совершенно не так, как истинные гаучо Патагонии! Его герои говорят на жаргоне Монмартра, где жил писатель! А сюжет романа подобен <Киму> Редьярда Киплинга! Но ведь и сам Киплинг вышел из твеновского <Геккельбери Фина>! Если бы Гуиральдес не вобрал в себя французскую метафористику и американо-британскую структурность, мы бы не имели классической аргентинской прозы! Классика без предшественников невозможна. Задача аргентинской литературы состоит в отдаче идей мировой культуры нашему народу. Про нас говорят, что мы как молодая нация оторваны от истории. Наоборот, че, именно молодая нация алчно набрасывается на историю, она чувствует ее значительно более остро, чем старые нации... Нигде не было таких яростных споров между поклонниками нацистов и патриотами союзнической идеи, как в Аргентине! Нигде! Вы себе не представляете накал борьбы, который здесь был в конце тридцатых и начале сороковых годов! Между <традиционалистами>, которые поддерживали нацистов, и левыми, стоявшими за интернационал...
- Крики по поводу традиций, новаций, национализма, исключительности, как правило, присущи малоталантливым людям, лишенным общественной идеи, сказал Штирлиц. - Важнее рассуждать не о том, сколь Дон Кихот <типично испанский>, но почему он, обращаясь с речью к крестьянам, чуть ли не дословно цитирует фрагменты из <Трудов и дней> Гесиода... Греко-средиземноморское влияние времен античности на средневекового рыцаря печального образа... Об этом, кстати, в Испании запрещено с п о р и т ь: <Дон Кихот абсолютный испанец, не подверженный никаким влияниям извне, только беспочвенный интернационалист может позволить себе такое кощунство!>
- Вот видите, - задумчиво откликнулся дон Хосе. - А мы, аргентинцы, к испанской культуре, включавшей - как вы настаиваете - элементы древнегреческой, прибавили магическое искусство индейцев, идеи французских энциклопедистов; алчное колонизаторство британцев вынудило нас выучить английский; уже в начале сороковых годов <По ком звонит колокол> здесь знали лучше, чем в Штатах, не говоря уже о Европе... Мы - бурлящий котел, че, наша литература, являющаяся выразителем и д е й, чревата провозглашением манифеста, и этот манифест очень не понравится на севере, не сердитесь, что я это говорю вам, янки... Границы не могут охранить ту или иную традицию, особенно в наше время... Армия, которую мы содержим, не в силах сдержать чье бы то ни было нашествие в Кордильерах или в сельве Параны, - сама история так распорядилась... Армия охраняет не страну с ее традициями, а президентский дворец, че...
- Видимо, ваша литература стоит перед важнейшей задачей: понять новую суть в р е м е н и, - заметил Штирлиц. - За последние двадцать лет гений науки в з о р в а л изнутри понятие о времени и пространстве... В Европе и Штатах это поняли уже... У вас еще, видимо, предстоит понять. Это вызовет ломку укоренившихся представлений о литературе.
- Заметьте, первая реакция почти на все великие романы мелкорослых критиков определялась однозначно: <Какой это роман, пародия на литературу!> - дон Хосе вздохнул. - Мир еще до сих пор живет под г н е т о м Золя, который говорил, что писатель должен погрузиться в маленький район, раствориться в нем, понять его, а уж потом живописать то, что стало для него самого бытом... А ведь это дезориентирует литератора: посетив народный праздник, он описывает д е й с т в и е, но не задумывается над внутренними причинами, то есть проходит мимо истинной традиции...
- Верно, - согласился Штирлиц.
- Вы читали роман гватемальца Мигеля Анхела Астуриаса <Сеньор президент>, че?
- Нет. Когда он вышел?
- Только что... Сюда его не очень-то ввозят, есть некоторое сходство между президентами - нашим и литературным. Это - динамит под нынешние устои Латинской Америки, че, это страшнее любого лозунга, потому что это правда, причем написанная с захватывающим интересом. А про Хорхе Амаду слыхали? Бразилец... Почитайте его <Страну карнавала> или <Мертвое море>! Это же призыв к борьбе... Вы спрашивали меня о журналистах, которые могут писать по-настоящему... Где-то в Буэнос-Айресе работает Хуан Карлос Онетти, он эмигрировал из Уругвая, там его гоняли за роман <Бездна>... Если попадете в столицу, обязательно повстречайтесь с ним, он - кладезь знаний и чувств, совершенно поразительный мастер.
- И никто из журналистов такого класса, как он, не занимался вопросом немецкой иммиграции в Латинскую Америку?
- Наших писателей больше занимают проблема индейско-креольского синтеза и вторжение янки... Правды ради надо отметить, что немцы вели себя здесь значительно тише <гринго>, че. Не сердитесь за <гринго>, это у нас в крови, - помните Джека Лондона, его <Мексиканца>? Это же он канонизировал кличку <гринго>, до него такого понятия не существовало в литературе... Лишнее доказательство того, что книга - главный свидетель прогресса...
Штирлиц кивнул, задумчиво спросил:
- Кто может иметь информацию о немцах в Кордове?
- Хм... Зачем вам это, че?
- Зачем? - переспросил Штирлиц. - Да как вам ответить... Наверное, затем, что я воевал с наци...
