– Нет, что вы, – ответила Катя, – такие только в фильмах про Штирлица. Что это за машина? Откуда?
– «Мерседес Родстер», выпуска тридцать пятого года. – Базис благоговейно погладил руль, открыл переднюю дверь, сел на водительское сиденье, слушая урчащий мотор, как меломан слушает скрипку Гварнери, потом повернул ключ зажигания, включив. – Эх, Катя, видели бы вы его раньше – призрак был, скелет ржавый. И во что превратился, а?
– Его нашли недалеко от Рыбачьего, в песке, – сказал Сукновалов, прикуривая (никто даже не оговорил его, что в гараже не курят). – Вот они отыскали, – он кивнул на ребят, – а Илья потом восстановил. А я деньги в капремонт вложил. Вот теперь будем с Ильей думать, как выгоднее продать это чудо техники. Машина с родословной. На ней сам Герман Геринг когда-то ездил.
Тут Линк, доселе молча и восхищенно разглядывавший машину, что-то недовольно буркнул по- немецки.
– Неужели это правда? – усомнилась Катя. – Быть того не может.
– Чистая правда. – Базис вылез из машины.
– Илья, а можно и мне за рулем посидеть? – умоляюще попросила Рита. – Я осторожно, ну пожалуйста, ну хоть на одну секундочку?
– Садись. – Сукновалов подхватил девушку под мышки, легко приподнял и усадил за руль.
Базис глянул на них и тут же отвернулся. Кате показалось, что на лицо его легла тень. «За машину, наверное, переживает», – подумала она.
– Все правда, – повторил он ей, – документально даже подтверждено через архив. Григорий Петрович специально справки наводил. Геринг после возвращения Мемельского края рейху часто охотился в здешних местах. И тут, на косе, и в заповеднике, прежнем Ибенхорстском лесу. А потом он взял и подарил эту машину летнему лагерю гитлерюгенда, располагавшемуся здесь, под Росситтеном. – Наткнувшись на вопросительный, недоверчивый Катин взгляд, Базис пояснил: – Здесь, на косе, в Рыбачьем – Росситтене – был перед войной летний военно-спортивный лагерь. Люфтваффе над ним шефствовало. Фрицы маленькие в лагере этом военными видами спорта занимались, особенно планеризмом. Тут у нас условия для этого очень подходящие. Геринг лагерем этим тоже интересовался – у них тогда так принято было: дети рейха – дети фюрера, ну и все такое. Все лучшее – им. Он и подарил им эту машину. А когда в тридцать восьмом лагерь закрыли, «мерс» этот так и остался в здешнем гараже. А потом, уже зимой сорок пятого, фрицы на нем драпать решили, когда войска наши наступали. Тогда все в ход шло. – Базис покосился на Линка. – Ты уж, Миха, друг сердечный, извини, но история есть история. Слова из нее, как из песни… того, не уберешь. Ну, значит, и не доехали тогда на нем фрицы – в «мерс» снаряд наш попал. Завалился тогда он, бедняга, в кювет, песком его занесло, и лежал он там больше полувека, пока на него не наткнулись.
– Да мы про тачку эту и про место, где она была, еще с первого класса знали, – хмыкнул один из подростков, – только она тогда полным металлоломом была. Кому нужно-то? Тут в дюнах и не то еще можно найти, если целью задаться. Патронов сколько хочешь можно набрать, даже «ППШ», если повезет.
– Теперь, после реставрации, учитывая такую родословную, за «мерс» ха-арошую сумму можно будет слупить, – мечтательно изрек Базис. – Ох, уж и гульнем мы тогда с Юлькой на эти бабки. В столицу махнем, потом куда-нибудь на острова. Ну что ты, Михель, дорогой, все морщишься? Ну, что такого я опять ляпнул?
Долговязый Линк обошел машину. Катя наблюдала за ним. После утренней встречи на кладбище она испытывала к этому человеку очень сложные чувства: он или не он так испугал ее там, возле березы?
– Я не понимать, как такое даже можно болтать, как такое даже можно думать. – Линк возмущенно глянул на Базиса, потом на улыбавшегося Сукновалова. – Если у нас в Дойчланд какой-то человек взять и сказать: я продавать машину Герман Геринг. И за то, что эта машина ездить Геринг, мне больше платить, это был бы die grosse Schande [8]. Всей фирме, потому что это значить – новый фетиш для наци. А у нас это против закон, против мораль. И я не понимать, как вы здесь даже обсуждать это такой корыстный, циничный тон. Тем более когда тут… – он кивнул в сторону подростков.
– А Михель, пожалуй, прав, – сказал Сукновалов, – в фатерланд эту машину не продашь. Еще на скандал крупный нарвешься. Шведа надо какого-нибудь богатого поискать или американца. Или латышу из «новых» намекнуть. Уж этих-то имя Геринга не отпугнет, наоборот, привлечет. Только вот где латыша найдешь, который с копилкой своей расстанется? Уж я-то их повидал на своем веку.
– Я Марта не советовать ездить на этом ауто, – сухо сказал Линк. – И вам, Гриша, не советовать.
– Да ладно, Михель, что ты так разнервничался? – Сукновалов дружески хлопнул его по плечу. – Я разве возражаю? Конечно, ты прав, неэтично все это. Я понимаю. Только ты идеалист, Михель. Бизнес есть бизнес. А машина эта – единственная в своем роде. И ты прекрасно понимаешь, что и у нас, и у тебя дома найдется немало людей, которые захотят купить ее именно потому, что она принадлежала толстому фашисту. Так, для форса захотят, для понта. Ну, что такое понт, ты потом, Михель, поймешь… А я ведь не только для себя с этой сделкой стараться буду. И ради Марты тоже. И вот ради Ильи – он-то должен свой труд компенсировать, свое время, что на это железо ржавое угробил? И ты, Михель, не обижайся, это просто бизнес, а остальное тут совсем ни при чем.
– Я не обижаться, – сказал Линк, – я просто удивляться иногда вам здесь.
– Илья, а можно верх поднять? – спросила сидевшая за рулем Рита. – Давай поднимем, проверим, как она? Григорий Петрович, можно, а?
– Валяй. – Сукновалов кивнул и снова закурил, предварительно предложив сигарету Линку, словно подводя в их споре черту.
Базис начал возиться с белой откидной крышей. Нажал на панели какую-то кнопку, но не сработало. Тогда он сел на переднее сиденье, и, перегнувшись назад, начал бережно поправлять хромированные палки, удерживающие крышу в складном состоянии. И… с тихим шелестом крыша раскрылась, как парашют, нависла над салоном и плавно опустилась. Послышался радостный возглас Риты.
– Вас в первую очередь надо будет прокатить, – добродушно сказал Сукновалов Кате. – По законам гостеприимства. А вы надолго к нам?
– Мы с мужем… недели на две. Он порыбачить с другом приехал.
– Ах, так, значит, вы к нам сюда отдыхать? А Катюшин тот раз сказал, что вы вроде к нам это дело приехали из Москвы расследовать.
