Темный инстинкт

тебя ж на физиономии написано, что ты сделать намереваешься, ежели ненароком на Пустовалова наткнешься. А им новое ЧП ни к чему. Им псих живехоньким нужен. Да и нам тоже, знаешь.

– И нам тоже? – эхом переспросил Шипов.

– Да. А ты, Жорж, помолчи. Не лезь не в свои дела.

– Меня Егором зовут.

– Все равно заглохни.

– Нет, отчего же, – Сидоров уже наступил на горло раненому самолюбию. – Отчего же, я, например, Егор, с тобой с большим удовольствием потолкую. И даже расскажу тебе кое-что. Желаешь?

– Я желаю знать только одно: кто убил Андрея, – парень смотрел в окно на мелькающий вдоль шоссе частокол сосен.

– Откуда же у тебя взялся пистолет, Егор? – спросил Сидоров, вроде бы даже не замечая его слов.

– Нашел.

– И где же?

– В Москве, в Измайлове, в парке.

– Прямо с патронами нашел?

– Нет, патроны позже купил.

– У кого? За сколько?

– Не помню, у мужика какого-то в баре на Полянке. Недорого.

– А деньги у Марины Ивановны взял?

Шипов глянул на опера.

– Я никаких денег никогда у Марины Ивановны не брал.

– Значит, у брата?

– У него иногда.

– И на пушку тоже?

– Я купил только патроны, а пистолет нашел.

– А зачем он вообще тебе понадобился? – Сидоров говорил ровно. И снова в его голосе не слышалось интереса, словно он задавал вопросы, исполняя тем самым опостылевший ритуал. И при этом преотлично знал все ответы заранее.

– Саш, ты на дорогу смотри все-таки хоть иногда, – заворчал Кравченко. Потому что опер сидел вполоборота и даже руль иногда отпускал. А тут как раз навстречу вынырнул из-за поворота длиннющий трейлер.

– Зачем тебе было вооружаться, Егор, а? – повторил Сидоров. – На кого ж ты у нас войной собрался?

– Моего брата убили.

– Сочувствую тебе от всего сердца.

– Мне от вашего сочувствия ни жарко ни холодно. – Шипов продолжал смотреть в окно. – Андрея убили. Это все, что я знаю. И я там совсем один.

– Где «там»? – осведомился Сидоров.

Шипов не ответил.

– А ты свою пушку нашел до инцидента в «Небесном рыцаре» или после? – выдал вдруг Сидоров вкрадчиво.

Парень вздрогнул, а Кравченко навострил уши – это еще что такое?

– Великая вещь научно-технический прогресс, – продолжал опер. – Я, ребята, не устаю на него удивляться. А с тех пор как у нас в отделе факс поставили – особенно. Сам, лично у шефа в ногах валялся, деньги клянчил. Зато сейчас мы как белые люди – набрал номерочек, выдал звоночек наверх. А тебе мигом кое-что по факсу и сбросили, документики любопытные. Эх, что ж ты, мил друг, Егор-Георгий, делаешь, а? От закона бегаешь – нехорошо это. На даче радуешься, а в Первопрестольной тебя ищут, дело на тебя в окружном РУВД у следователя пылится уголовное. Знаешь про дело-то?

– То дело давно закрыто. И я от закона не бегаю. Его же прекратили – мне сама следователь сказала. – Шипов по-прежнему упорно смотрел в окно. На щеках его появился яркий румянец. – И вообще, я ни в чем не виноват.

– Конечно. Подумаешь, пустячок – сломал некоему гражданину Зарецкому Феликсу Феликсовичу челюсть и два ребра. Побои нанес – и, естественно, не виноват.

– Кому-кому? Зарецкому? Филу? Феличите?! – Кравченко аж подскочил от неожиданности.

– Ишь ты, знаешь потерпевшего? – Сидоров как-то плотоядно ухмыльнулся.

– А как же! Совладелец оптовой базы моющих средств в Текстильщиках, богатый барин, но человек в Москве пока новый. А наши его не только по шампуням и бабьим прокладкам знают, – теперь ухмыльнулся Кравченко. – Он одно время в тренажерный зал зачастил на базу нашу в Марьиной Роще. Денег дал, ну, в общем, вроде тонус жизненный поднять Феличиту (это кличка у него такая) потянуло. Наши к нему со всем уважением сначала – клиент платит: и тебе тренер персональный, и массажист, и все такое. А Феличита хамить начал. В общем, хлебнули наши с ним лиха. Он же гомик. И не просто гомик, а озабоченный гомик. А