у наших на базе атлетический зал, ребятки-культуристы ходят. Ну, он и развернулся тут. Еле отбоярились и денег никаких не нужно стало, репутация заведения дороже. Ребята хотели ему морду набить, да пожалели – он квелый, как ящерица дохлая. – Кравченко обернулся к Шипову-младшему: – А ты что это, брат, тоже, выходит…
– Дело, которое якобы прекращено, – быстро перебил его Сидоров, – любопытное, и весьма. А ты, Вадик, прикуси язык. Тут я сегодня истории рассказываю.
– Ты, Александр Иваныч, смотрю, человек донельзя осведомленный, – фыркнул Кравченко. – В болотах сидишь, а про Феличиту информацию имеешь. Ну и
– Свет не без добрых людей, – Сидоров закурил новую сигарету. – Да и факс есть к тому же… Да, дельце твое, Егор, действительно прекращено. Пугать этой макулатурой мне теперь тебя смысла нет. С гражданином Зарецким недоразумения ваши улажены. Как и кем – ты знаешь, наверное, лучше меня – родственничков надо иметь таких вот, да… Не высказываете вы с этой Феличитой претензий друг к другу, драка, происшедшая между вами, возникла на «почве личных неприязненных отношений», кои вы полностью уже нормализовали. Ладно. Все так там в деле и записано. И поставлена жирная точка: прекратить
– Что? – Шипов повернул голову, хрустнул пальцами.
– Показания некоторых свидетелей, присутствовавших при этих ваших неприязненных отношениях. Вадик, а ты слыхал о «Небесном рыцаре»?
– Кое-что, – Кравченко отвечал уклончиво. – Это кабак такой, а вернее, гей-клуб на Старом Арбате, в Медном переулке. Шикарный, говорят.
– Ну, Егор тоже не носит. Не подумай, бога ради, что дурное. Он у нас человек правильный, – Сидоров наблюдал в зеркальце за Шиповым-младшим, который в это самое мгновение превращался из румяного в красного рака. – «Рыцаря» в вашем Медном переулке посещал он этой весной исключительно как лицо, сопровождающее своего старшего брата: что-то вроде телохранителя, по-родственному.
– Андрей ходил в эту…
– Слушайте, вы, придурки! – Егор скрипнул зубами. – Если вы хоть раз еще посмеете… если хоть единый раз…
– А что мы такого сказали? – наивно удивился Сидоров. – Ты дослушай сначала и не ори, не перебивай старших. Нет, Вадик, не делай скоропалительных выводов. Андрея Шипова просто приглашали петь в том клубе. Петь на эстраде – только и всего.
– Он же оперный певец, а впрочем… это сейчас модно, да. – Кравченко кусал губы, чтобы не ухмыльнуться и не злить и без того уже доведенного до белого каления мальчишку. – Я сам даже кое-что слыхал в этом роде, не Шипова, конечно, а… А у Андрея такой голос, ну как раз этим клубным завсегдатаям по вкусу бы пришелся. И что же он пел для этой публики? Неужели арии?
– Разное, – Шипов опустил голову. – Неаполитанские песни, кое-что из Генделя, «Аве Мария» даже.
– «Аве Мария»… Ох господи, прости нас грешных, – вздохнул Кравченко. – А с Феличитой как же вы пересеклись?
– А это меня послушайте. Я обещал сказку до конца рассказать. – Сидоров сбросил скорость, они миновали озеро. – Свидетели по делу, а в основном это официанты и бармен клуба, показывают, что весь этот инцидент произошел в «Зеркальной шкатулке» – это там зальчик такой для любителей, с ночным шоу. Шипов имел в этом шоу номер. Правильно говорю, Егор? Вот-вот. А дело было так: шел четвертый час утра, народу в зальчике осталось мало. Гражданин Зарецкий (будучи, по показаниям бармена, в нетрезвом состоянии) сидел один и, после того как Андрей Шипов спел свою программу, пригласил его за свой столик. Тот отказался, Зарецкий стал настаивать, вскочил и пытался его удержать. Егор, он ведь твоего брата за руку схватил даже?
– Как дешевую шлюху. И все это видели.
– Точно. Ты уж прости, но я кое-что на память процитирую. – Сидоров пристально следил за ним в зеркальце. – Тут, значит, на сцене из-за кулис появился ты как лицо, сопровождающее артиста. А Зарецкий, которого и официанты, и менеджер пытались утихомирить, заорал, что, мол, ломаются тут – далее нецензурно. А он этих недотрог имел во все дыры – далее нецензурно – и вообще видал он все это в… – далее уж совсем нецензурно. И тут ты, Егор, как истинный джентльмен свистнул ему в морду (между нами, вполне заслуженно). Да так, что гражданин Зарецкий брык с эстрады и при падении, видимо по неосторожности, – опер выдержал паузу, – сломал свои хрупкие кости. Ну, потом началась общая буза, охрана вмешалась, и кто-то из доброхотов вызвал стражей порядка. Дело получило нежелательную огласку. Ну, так, что ли, все было, Егор, а?
– Почти что.
– Феличита вконец оборзел. Свихнулся, наверное, – Кравченко щурился. – А правильно это дело прекратили. Есть еще справедливость на свете.
– Виктимное поведение жертвы не оправдывает действий того, кто нарушает общественный порядок, – назидательно заметил Сидоров. – Впрочем, дело прекращено на вполне законном основании – формально примирение сторон достигнуто. Словом, все довольны, – он хмыкнул. – Но был в этой истории и еще один любопытный эпизодик.
– Какой? – Кравченко напряженно слушал.
– Егор, а ты помнишь, что случилось после того, как этот Феличита получил по заслугам?
– Нет. А вы… ты смеешься надо мной, что ли? – голос парня зазвенел.
– Боже упаси. Но свидетели – опять же официанты – показывали, что в это же самое время произошел и еще один конфликт.
– Между кем? – спросил Кравченко, хотя уже знал ответ на свой вопрос.
– Между вот этим героем-заступником и его братом. Свидетели показывали, что Егор ударил своего брата по лицу, и у того хлынула носом кровь. Сценический дорогой костюм испортила. Андрею позже пришлось его стоимость из гонорара выплатить. Так