- Спасибо, Владимир Иванович, - сказала я вслух.
- И как видите, я был прав: кто, кроме вас, нашел бы место наблюдения на чердаке?
- Ну, положим, это еще не факт. Может быть, этот чердак никак не связан со взрывом...
- Но согласитесь, что для совпадения это слишком навязчиво. Как бы там ни было, вы это место обнаружили, осмотрели и зафиксировали следовую обстановку, а относится оно к происшествию или нет, выяснится в ходе следствия.
- А кроме того, с чердаком - это не моя идея. Это генерал Голицын подсказал.
- Сергей Сергеевич? Он ведь начинал в нашем районе, двадцать пять лет назад. Оперативником был классным, я еще его помню.
- Он и сейчас классный оперативник.
- Ну ладно, вчера вы хорошо поработали, занимайтесь своими делами. Вещдоков много изъяли?
- Прилично, три коробки.
- Как же их отправлять? - задумался шеф. - Наша машина встала, надо или в милиции просить, или с городской договариваться, пусть свою присылают.
Черт, я расстроилась, поскольку собиралась поклянчить у шефа машину отвезти Гошку к бабушке. Не тащить же его, больного, на общественном транспорте, а на такси я пока не заработала.
Невеселая, я вышла от шефа. Ни Леньки, ни купальников в коридоре уже не было. Я прислушалась: его громкий голос слышался из кабинета Ларисы Кочетовой. Заглянув туда, я обнаружила, что Лариска вертится перед зеркалом, прикладывая к себе красный в черную полоску купальник, а Ленечка, как был, в куртке, обмотанный шарфом, развалился, конечно же, в Ларискином кресле и, положив ногу на край стола, надраивает маленькой Щеточкой и без того блестящий ботинок.
- Ну что, Мария Сергеевна, какие будут поручения? - не отрываясь от своего занятия, вопросил он. - В тюрьму-то сегодня не поедете? Зря я старался, а?
- Будут поручения, - неожиданно для себя сказала я. - Ты на машине? Мне ребенка надо отвезти к бабушке.
- О, вот это другое дело. На это я всегда готов. Бензин, правда, дорогой...
-Я тебе оплачу бензин. Только потом, после зарплаты.
- Нет, не надо, лучше обедом меня покормите. А то я привык питаться правильно, не всухомятку, как вы тут. Желудок беречь надо, и вообще здоровье дороже всего. Всю работу не переделаешь, а я у себя один.
- Леня, а ты подождать можешь? Я человека опрошу, и поедем.
- Да я-то могу подождать, я же не как вы - не суечусь по пустякам, веду себя спокойно, с достоинством...
Возле моего кабинета уже сидел немолодой мужчина с седоватым ежиком волос. С первого взгляда он показался мне простоватым, но когда он поднялся мне навстречу и я вгляделась в него, меня поразили умные, проницательные ярко-голубые глаза на обветренном лице.
- Олег Петрович? Заходите, - пригласила я его, открывая кабинет.
Он попросил разрешения повесить куртку на вешалку и сел к столу.
- Очень приятно познакомиться, Мария Сергеевна. Вынужден извиниться перед вами за то, что при нашем телефонном разговоре немного схулиганил. Вы, наверное, ломали голову, как это я вас с ходу опознал?
- Подумаешь, бином Ньютона, - как можно небрежнее сказала я, мило улыбаясь. - За пять минут до моего звонка вы интересовались в канцелярии прокуратуры, кто рассматривает ваше заявление, и получили мой номер телефона, имя, отчество и фамилию. А на телефонном аппарате у вас стоит определитель номера, это слышно при соединении. Когда на вашем определителе высветился мой номер, который вы только перед этим записали, и женский голос раздался в трубке, вы рискнули назвать меня по имени- отчеству. Для этого не надо даже быть офицером контрразведки.
- В отставке, - мягко поправил меня Скородумов, тоже улыбаясь.
- Наверное, 'контрразведчик в отставке' - такое же иррациональное понятие, как 'бывший граф'? Профессионал - он и в отставке профессионал.
- Вы так считаете?
- Судя по тому, что изложено в вашем заявлении, действовали вы достаточно профессионально, за исключением одного момента - обращения в милицию.
- И это говорит сотрудник прокуратуры? - деланно удивился Скородумов.
- Это говорит человек не слепой и не глухой, который трезво оценивает, что творится вокруг.
- Может быть, вы и правы, я, безусловно, мог бы решить проблему с сыном моего знакомого другим путем, обратившись не к государственным служащим, - он тонко усмехнулся, - но я привык действовать по закону. Как это ни смешно... Именно поэтому я и в прокуратуру написал. Неужели теперь так делать неприлично?
Речь у него была правильной, с едва уловимым прибалтийским акцентом; он ведь русский по рождению, подумала я, неужели долгие годы жизни в Прибалтике еще в те времена, когда там охотно говорили по- русски, так повлияли на его манеру говорить?
- Ну, так что, - поинтересовалась я, доставая из сейфа его заявление, - вы еще не раздумали правду искать?
- Нет, напротив, укрепился в этой мысли. И сейчас объясню вам причину. Мне почему-то кажется, что мы с вами говорим на одном языке и понимаем друг друга. Пусть вам то, что я скажу, не покажется симптомом мании преследования, но у меня есть основания полагать, что сотрудник городской прокуратуры Денщиков проявляет ко мне интерес не только из-за того, что боится быть уличенным в шантаже... Год назад был убит мой работодатель, генеральный директор фирмы 'Фамилия' Дмитрий Чванов; по этому факту было возбуждено уголовное дело, какой-то человек был привлечен к ответственности, но через суд дело не прошло, его отправили на дополнительное расследование, и похоже, оно тихо умерло где-то в кулуарах правоохранительной системы...
- Не знаю, обрадует вас или огорчит тот факт, что дело не умерло и находится у меня в производстве, - деликатно перебила я Скородумова.
При этих словах по его лицу пробежала неуловимая гримаса, почти тик, и я действительно не поняла, огорчило его это или обрадовало; одно я могла бы сказать с уверенностью - это его озадачило. Некоторое время он молчал, потом, явно собравшись с силами, продолжил:
- Ну что ж, прекрасно, тем лучше, значит, мне не надо вам многое рассказывать...
И опять замолчал. Мне показалось, он прикидывает, что можно мне сказать, а что не следует.
- Вы считаете, что действия Денщикова в отношении вас как-то связаны с делом об убийстве Чванова?
Но его уже что-то спугнуло, я так и не поняла, что именно.
- Мария Сергеевна, - глухо сказал он, - давайте пока не будем касаться убийства Дмитрия, я еще обдумаю всю эту ситуацию, может быть, окажется, что я погорячился, и мне не хотелось бы создавать у вас ложное мнение или хотя бы способствовать каким-то вашим заблуждениям.
В глазах его появилось прямо-таки мученическое выражение, и я поняла, что ему плохо физически. Его смуглое, обветренное лицо посерело, и он как-то обмяк на стуле. Я встревожилась:
- Олег Петрович, вы нормально себя чувствуете?
- Сейчас, сейчас, - еле слышно пробормотал он, сделав успокаивающий жест рукой, и начал сползать со стула...
'Скорая помощь' приехала на удивление быстро, две молодые женщины в белых халатах - врач и фельдшер, - только взглянув на больного, сразу помрачнели, попросили меня выйти, а через десять минут врач распахнула двери моего кабинета и спросила, есть ли в учреждении мужчины, которые могут помочь спустить вниз носилки. Позвав мужчин, я зашла в кабинет; на моем столе, на листе белой бумаги, было оставлено несколько пустых ампул; Скородумов лежал на носилках с закрытыми глазами, мне даже показалось, что он не дышал.
- С ним можно поговорить? - шепотом обратилась я к врачу.
Та кивнула головой, не поднимая глаз от карты выезда, в которой она что-то строчила с бешеной скоростью.
