любопытство и рвение в каждом.Смертные быстро сошлись, заполняя сиденья и площадь.Много граждан пришло в изумленье большое, увидевМногоразумного сына Лаэрта. Афина излилаНевыразимую прелесть на плечи и голову гостя,Сделала выше его и полнее на вид, чтоб милееСтал он собравшимся всем феакийским мужам, чтоб внушил имСтрах и почтенье к себе, чтоб во всех одержал он победуИграх, в которых они испытать Одиссея хотели.После того как сошлись и толпа собралася большая,С речью к ним Алкиной обратился и вот что промолвил:'К вам мое слово, вожди и советчики славных феаков:Выскажу то я, к чему меня дух мой в груди побуждает.Этот вот странник, – а кто он, не знаю, – в скитаниях прибылВ дом мой сюда из восточных иль западных стран иноземных.Просит отправки домой и срок умоляет назначить.Мы, как всегда, переезд ему этот охотно устроим:Нет никого и не будет такого, кто, в дом мой пришедши,Долго б у нас в ожиданьи сидел, об отъезде тоскуя.Спустим же черный корабль, отправляемый плавать впервые,В море священное. Юношей двух и еще пятьдесят к нимВыберем в целом народе, кто всех наиболе надежен.Все они пусть свои весла привяжут к уключинам, сами жВыйдут и, в дом наш пришедши, заботу приложат, чтоб быстроСправить обед, а уж я в изобильи всего приготовлю.Юношам это я сделать даю приказанье. Другие жВсе вы, цари-скиптроносцы, в прекрасный дворец мой придите,Там угостим мы радушно прибывшего к нам чужестранца.Ни от кого пусть отказа не будет. На пир позовитеИ Демодока, певца. Бог дал ему сердце нам песнейРадовать, как бы о чем ему петь ни велело желанье'.Так он сказал и пошел. А следом за ним скиптроносцы.Вестник пошел за певцом, Демодоком божественным. ДвоеВыбранных юношей, с ними других пятьдесят, как велел он,К берегу быстро пошли всегда беспокойного моря.К морю и к ждавшему их кораблю подошли они скоро.Сдвинули прежде всего корабль на глубокую воду,Мачту потом со снастями на черный корабль уложили,К кожаным кольцам уключин приладили крепкие весла,Как полагается все, и потом паруса распустили,В месте глубоком корабль укрепили. Все это окончив,К дому большому пошли Алкиноя, разумного духом.Мужи заполнили двор, колоннады и комнаты дома.Все собрались во дворец – и старые и молодые.К пиру велел Алкиной двенадцать баранов зарезать,Восемь свиней белозубых и пару быков тяжконогих.Кожу содрали, рассекли и пир приготовили пышный.Всем дорогого певца привел в это время глашатай.Муза его возлюбила, но злом и добром одарила:Зренья лишила его, но дала ему сладкие песни.Кресло ему Понтоной среброгвоздное в зале поставилПосереди пировавших, придвинув к высокой колонне,Над головою его на гвозде он повесил формингуЗвонкую, давши слепцу до нее прикоснуться руками.Возле поставил корзину прекрасную, стол пододвинув,Рядом же – кубок, чтоб пил, как только он духом захочет.Руки немедленно к пище готовой они протянули.После того как желанье питья и еды утолили,Муза внушила певцу пропеть им сказанье из рядаПесен, молва о которых до самых небес достигала.Пел он о ссоре царя Одиссея с Пелеевым сыном,Как, на пиршестве пышном бессмертных, неистово обаМежду собой разругались; владыка ж мужей АгамемнонРад был безмерно, что ссора меж лучших возникла ахейцев;Знаменьем добрым была эта ссора: в Пифоне священномТак ему Феб предсказал, когда чрез порог перешел онКаменный с целью спросить оракула: бедствий началоЗевс в это время как раз накатил на троян и ахейцев.Вот про это и пел знаменитый певец. Свой широкийПурпурный плащ Одиссей, мускулистыми взявши руками,Сдвинул чрез голову вниз и лицо в нем прекрасное спрятал.Стыдно было ему проливать пред феаками слезы.Каждый раз, лишь кончал певец тот божественный пенье,Плащ спускал Одиссей с головы своей, вытерев слезы,Чашу двуручную брал и творил возлиянье бессмертным.Только, однако, опять начинал он и знатные гостиПеть побуждали его, восторгаясь прекрасною песней, —Снова вздыхал Одиссей, плащом с головою покрывшись.Скрытыми слезы его для всех остальных оставались,Только один Алкиной те слезы заметил и видел,Сидя вблизи от него и вздохи тяжелые слыша.К веслолюбивым феакам тотчас обратился он с речью:'К вам мое слово, вожди и советчики славных феаков!Дух свой насытили мы для всех одинаковым пиром,Также формингою звонкой, цветущею спутницей пира.Выйдем отсюда теперь, к состязаньям различным приступим,Чтоб чужестранец, домой воротившись к друзьям своим милым,Мог рассказать им, насколько мы всех остальных превосходимВ бое кулачном, в прыжках, в борьбе и стремительном беге'.Так он сказал и пошел. А следом за ним остальные.Вестник повесил на гвоздь формингу певца Демодока,За руку взял Демодока и вывел его из столовой.Той же дорогою вел он его, какой и другиеЗнатные шли феакийцы, желавшие игры увидеть.Все они к площади шли. А за ними народ несчислимыйСледом валил. И тогда благородные юноши встали.Встали и вышли вперед Акроней, Окиал с Елатреем,Следом Навтей и Примней, за ними Понтей с Анхиалом,Также Анабесиней и Прорей, Фоон с Еретмеем,И Амфиал, Полинеем, Тектоновым сыном, рожденный.Вышел еще Евриал Навболид, с людобойцем АресомСхожий; и видом и ростом он всех превышал феакийцев.С Лаодамантом одним он ни тем, ни другим не равнялся.На состязание вышли и трое сынов Алкиноя:Лаодамант, Клитоней, подобный бессмертным, и Галий.Было объявлено первым из всех состязание в беге.Бег с черты начался. И бросились все они разомИ по равнине помчались стремительно, пыль поднимая.На ноги был быстроходнее всех Клитоней безупречный:Сколько без отдыха мулы проходят под плугом по пашне,Ровно настолько других обогнал он и сзади оставил.Вышли другие потом на борьбу, приносящую муки.В ней победил Евриал, превзошедший искусством и лучших.В прыганьи взял Амфиал преимущество перед другими,В дискометаньи искуснее всех Елатрей оказался,В бое кулачном же – Лаодамант, Алкиноем рожденный.После того как насытили все они играми сердце,Лаодамант, Алкиноем рожденный, к ним так обратился:'Спросим-ка с вами, друзья, чужестранца, в каких состязаньяхОпытен он и умел. Ведь ростом совсем он не низок,Голени, бедра и руки над ними исполнены силы,Шея его мускулиста, и сила как будто большая.Также годами не стар он, лишь бедами сломлен большими.Думаю я, ничего не бывает зловреднее моря:Самого крепкого мужа способно оно обессилить'.Так он сказал. Евриал, ему отвечая, промолвил:'Лаодамант! Весьма произнес ты разумное слово!К гостю сам подойди и свое предложение сделай'.Доблестный сын Алкиноя едва только это услышал,Вышел, и встал в середине, и так Одиссею промолвил:'Ну-ка, отец чужеземец, вступи-ка и ты в состязанье,Если искусен в каком. А должен бы быть ты искусен.Ведь на земле человеку дает наибольшую славуТо, что ногами своими свершает он или руками.Выйди, себя покажи и рассей в своем духе печали:Твой ведь отъезд уж теперь недалек. Корабль быстроходныйНа воду с берега спущен, товарищи наши готовы'.И, отвечая ему, сказал Одиссей многоумный:'Лаодамант, не в насмешку ль вы мне предлагаете это?Не состязанья в уме у меня, а труды и страданья, —Все, что в таком изобильи пришлось претерпеть мне доселе.Нынче же здесь, вот на этом собраньи, тоскуя сижу я,О возвращеньи домой и царя и народ умоляя'.Прямо в лицо насмехаясь, сказал Евриал Одиссею:'Нет, чужестранец, тебя не сравнил бы я с мужем, искуснымВ играх, которых так много везде у людей существует! Больше похож ты на мужа, который моря объезжаетВ многовесельном судне во главе мореходцев-торговцев,Чтобы, продав свой товар и опять корабли нагрузивши,Больше нажить барыша. На борца же совсем не похож ты!'Грозно взглянув на него, отвечал Одиссей многоумный:'Нехорошо ты сказал! Человек нечестивый ты, видно!Боги не всякого всем наделяют. Не все обладаютИ красноречьем, и видом прекрасным, и разумом мудрым.С виду иной человек совершенно как будто ничтожен,Слову ж его божество придает несказанную прелесть;Всем он словами внушает восторг, говорит без запинки,Мягко, почтительно. Каждый его на собраньи заметит.В городе все на него, повстречавшись, глядят, как на бога.С богом бессмертным другой совершенно наружностью сходен,Прелести ж бедное слово его никакой не имеет.Так и с тобою: наружностью ты выдаешься меж всеми,Лучше и бог бы тебя не создал. Но разумом скуден.Дух мне в груди взволновал ты своей непристойною
