Аргоубийца,Явится в черном сюда корабле, возвращаясь из Трои?Ну, так вложи же в ножны медноострый свой меч, а потом мыЛяжем ко мне на постель, чтоб, сопрягшись любовью и ложем,Мы меж собою могли разговаривать с полным доверьем. —Так мне сказала. Но я, возражая богине, ответил:– Как же ты хочешь, Цирцея, чтоб ласковым стал я с тобою,Если товарищей ты у себя здесь в свиней превратила,А самого меня держишь, замысливши зло, и велишь мнеВ спальню с тобою идти и на ложе с тобою подняться,Чтобы, раздетый, я стал беззащитным и силы лишился?Нет, ни за что не взойду я на ложе твое, о богиня,Если ты мне не решишься поклясться великою клятвой,Что никакого другого несчастья мне не замыслишь. —Так я сказал. И тотчас же она поклялась, как просил я.После того как она поклялась и исполнила клятву,Я немедля взошел на прекрасное ложе Цирцеи.В зале Цирцеина дома служанки меж тем суетились.Было их четверо там – прислужниц – при доме Цирцеи.Все происходят они от источников, рощ и священныхРек, теченье свое стремящих в соленое море.Первая кресла покрыла коврами пурпурными сверхуТонкой, прекрасной работы, под низ же постлала холстину.К креслам покрытым вторая столы пододвинула быстроИз серебра, на столах золотые расставив корзины.Третья вино замешала в кратере серебряном, медуРавное сладостью, кубки поставив кругом золотые.Воду в треногий котел наносила четвертая, снизуЖаркий огонь разожгла, и стала вода согреваться.После того как вода закипела в сияющей меди,В ванну Цирцея меня усадила, приятно смешалаВоду и голову мне поливала и плечи, покудаВся в моих членах усталость, губящая дух, не исчезла.Вымывши, маслом она блестящим мне тело натерла,Плечи одела мои прекрасным плащом и хитоном.Введши, меня посадила в серебряногвоздное креслоТонкой; прекрасной работы; была там для ног и скамейка.Тотчас прекрасный кувшин золотой с рукомойной водоюВ тазе серебряном был предо мною поставлен служанкойДля умыванья; после расставила стол она гладкий.Хлеб предо мной положила почтенная ключница, многоКушаний разных прибавив, охотно их дав из запасов.Есть пригласила Цирцея меня. Но к еде не тянуло.Думал совсем о другом я и духом чувствовал злое.Как увидала Цирцея, что молча сижу я и к пищеРук протянуть не хочу, охваченный горем жестоким,Близко ко мне подошла и крылатое молвила слово:– Что, Одиссей, за столом сидишь ты, подобно немому,Дух разъедая себе, ни питья не касаясь, ни пищи?Или коварства какого еще от меня ожидаешь?Страхи отбрось. Ведь тебе поклялася я клятвою крепкой. —Так мне сказала. Но я, отвечая богине, промолвил:– Есть ли, Цирцея, меж честных людей хоть один, кто спокойноСесть за еду и питье разрешить себе сможет, покудаОсвобожденных друзей не увидит своими глазами?Если ж вполне непритворно ты хочешь, чтоб ел я и пил бы,Освободи их, чтоб милых товарищей мог я увидеть. —Так говорил я. Цирцея пошла чрез палаты и вышла,Жезл держа свой в руке, и, свиную открывши закуту,Выгнала вон подобья свиней девятигодовалых.Вышедши, стали они одна близ другой, а Цирцея,Всех обходя по порядку, их мазала зелием новым.Тотчас осыпалась с тел их щетина, которою густоБыли покрыты они от ужасного зелья Цирцеи.Все они сделались снова мужами – моложе, чем прежде,Стали значительно выше и ростом и видом прекрасней.Сразу узнавши меня, пожимать они руки мне стали.Всеми сладостный плач овладел. Загудели покоиДома высокого. Жалость саму охватила богиню.Близко став предо мною, богиня богинь мне сказала:– Богорожденный герой Лаэртид, Одиссей хитроумный!На берег моря теперь к своему кораблю отправляйся.Прежде всего ваш корабль быстролетный втащите на сушу,Снасти судна и имущество все отнесите в пещеру,Сам же обратно вернись, приведи и товарищей верных. —Так мне сказала. Ее я послушался сердцем отважным.Быстро направился я к кораблю и к шумящему морю.Там, вблизи корабля, застал я товарищей верных,Тяжкой объятых печалью и льющих обильные слезы.Как на деревне телята к пасущимся в стаде коровам,В скотный вернувшимся двор, когда напитались досыта,Прыгая, мчатся навстречу и их удержать уж не могутСтойла; мыча непрерывно, вокруг матерей они быстроБегают. Так и ко мне, когда увидали глазами,Спутники кинулись, плача. Такое они испытали,Словно вернулись внезапно на остров скалистый Итаку,В край свой родимый и город, где выросли все и родились.Мне огорченно они окрыленное бросили слово:– Так возвращенье твое нам радостно, Зевсов питомец,Словно назад мы вернулись в Итаку, родимую землю.Но расскажи, как погибли другие товарищи наши. —Так говорили они. И весело я им ответил:– Вытащим прежде всего наш корабль быстролетный на сушу,Снасти судна и имущество все отнесемте в пещеру,Сами же все поспешите за мною отправиться следомВ дом священный Цирцеи. Товарищей всех вы найдетеТам едящих и пьющих, и все у них есть в изобильи. —Так я сказал. И словам моим тотчас они подчинились.Только один Еврилох их всех удержать попыталсяИ со словами крылатыми к спутникам так обратился:– Что вы, безумцы, куда? К каким еще бедам стремитесь?В дом Цирцеи идти вы хотите! Но всех ведь она васИли в свиней превратит, иль в волков, или в львов. И придетсяВолей-неволей вам быть сторожами Цирцеина дома!Так же совсем и циклоп на скотном дворе своем заперНаших товарищей, с дерзким пришедших туда Одиссеем.Из-за безумства его и погибли товарищи наши! —Так говорил Еврилох. И в сердце своем я подумал:Вырвав из ножен с бедра мускулистого меч, не срубить лиГолову с шеи ему, чтоб на землю она покатилась,Хоть он и близкий мне родственник был. Но товарищи дружноНаперерыв меня стали удерживать мягкою речью:– Богорожденный, пускай он останется, если позволишь,На берегу близ судна, пускай его здесь охраняет.Нас же, других, поведи к священному дому Цирцеи. —Так сказали они и пошли от судна и от моря.На берегу близ судна Еврилох не остался, однако, —Следом пошел, моего испугавшись ужасного гнева.Спутников наших, в жилище Цирцеи оставшихся, чистоВымыла в ванне богиня и маслом натерла блестящим,После надела на них шерстяные плащи и хитоны.Мы их застали сидящими в зале за пиром богатым.Только что все, повстречавшись, в лицо увидали друг друга,Скорбно они зарыдали и стонами дом огласили.Близко став предо мною, богиня богинь мне сказала:– Богорожденный герой Лаэртид, Одиссей хитроумный!Слезы и горестный плач прекратите вы. Знаю сама я,Сколько вы бед претерпели в водах многорыбного моря,Сколько вреда принесли вам враждебные люди на суше.Сядьте теперь за еду и вино распивайте, покудаСнова в груди у себя вы прежний свой дух обретете, —Тот, с каким вы когда-то покинули землю роднуюВашей скалистой Итаки. Теперь, изнуренные духом,Робкие, только о тяжких скитаньях вы помните, сердцемВсякую радость забыв: ведь бед вы познали немало. —Так сказала. Ее мы послушались сердцем отважным.Дни напролет у нее мы в течение целого годаЕли обильное мясо и сладким вином утешались.Год наконец миновал, и Оры свой круг совершили,Месяц за месяцем сгиб, и – длинные дни воротились.Вызвали тут меня как-то товарищи все и сказали:– Вспомни, несчастный, хотя бы теперь об отчизне любимой,Раз уж судьбою тебе спастись суждено и вернутьсяВ дом твой с высокою кровлей и в милую землю родную. —Так мне сказали, и я их послушался сердцем отважным.Целый мы день напролет до зашествия солнца сидели,Ели обильно мы мясо и сладким вином утешались.Солнце меж тем закатилось, и сумрак спустился на землю.Спутники спать улеглись в тенистых покоях чертога.Я же, к Цирцее взойдя на прекрасное ложе, колениОбнял ее и молил. И слух преклонила богиня.Так со словами крылатыми я обратился к Цирцее:– Данное мне обещанье исполни, Цирцея, – в отчизнуНас отошли. Уже рвуся я духом домой возвратиться,Как и товарищи все, которые сердце мне губят,Тяжко горюя вокруг, как только ты прочь удалишься. —Так я сказал. И богиня богинь мне ответила тотчас:– Богорожденный герой Лаэртид, Одиссей хитроумный!Нет, пусть никто против воли в моем не останется доме.Раньше, однако, другую дорогу свершить вам придется, —Съездить в жилище Аида и Персефонеи ужасной.Должен ты там вопросить Тиресия фивского душу, — Старца слепого, провидца, которого ум сохранился.Разум удержан ему Персефоной и мертвому. ДушиПрочих умерших порхают в жилище Аида, как тени. —Так сказала – и мне
