тканой прекрасной одежды, —Столько, сколько б наверно привезть он не мог и из Трои,Если б домой со своею он долей добычи вернулся'.Зевс, собирающий тучи, ему отвечая, промолвил:'Что говоришь ты, Земли Колебатель широкодержавный!Очень тебя почитают бессмертные. Да и возможно льНе почитать одного из старейших богов и знатнейших? Если ж тебя человек оскорбит, то настолько ничтожныСилы его пред тобой, что всегда ты отмстить ему сможешь.Действуй теперь как желаешь и как тебе сердцем хотелось'.Тотчас ответил ему Посейдон, сотрясающий землю:'Все бы тотчас, Чернооблачный, сделал я так, как сказал ты,Только я гнева боюсь твоего, я его избегаю.Ну, а теперь я намерен прекрасный корабль феакийский,В край свой обратно идущий по мглисто-туманному морю,В щепы разбить, чтоб они наконец перестали в отчизнуСтранников всех развозить. А город горой окружу им'.Зевс, собирающий тучи, ему возражая, промолвил:'Вот как, по-моему, было б, мой милый, всего наилучше:Только что в городе люди, на море взглянувши, заметятБыстро бегущий корабль, преврати его в камень близ суши,Вид корабля сохранив, чтоб в большое пришли изумленьеГраждане. Города ж им горой окружать бы не нужно'.Это когда услыхал Посейдон, сотрясающий землю,В Схерию, где обитал феакийский народ, устремился.Там он ждал. Подходил уже близко корабль мореходный,Быстро плывя. Подошел к нему близко Земли Колебатель,Сделал скалою его и в дно ее втиснул морское,Крепко ударив ладонью. И после того удалился.Между собою в большом удивленьи вели разговорыСлавные дети морей, длинновеслые мужи феаки.Так не один говорил, взглянув на сидевшего рядом:'Боги! Да кто ж там корабль быстролетный, бегущий в отчизну,Вдруг удержал среди моря, когда уже весь был он виден?'Так не один говорил. И не знали, как все случилось.С речью к ним Алкиной обратился и вот что промолвил:'Горе нам! Нынче сбывается все, что отец мой когда-тоМне предсказал! Говорил он: сердит на феаков жестокоБог Посейдон, что домой невредимыми всех мы развозим.Будет день, утверждал он, когда феакийский корабль нашПри возвращеньи обратно по мглисто-туманному морюБог разобьет и высокой горою наш город окружит.Так говорил мне старик. И теперь все сбывается это.Вот что: давайте исполнимте дружно все то, что скажу я:Если отныне какой-нибудь смертный в наш город приедет,Больше не будем его домой отправлять. Посейдону жВ жертву двенадцать отборных быков принесем, и, быть может,Сжалится он, не окружит нам города длинной горою'.Так говорил он. И в страхе быков они стали готовить.Так земных сотрясателю недр, Посейдону-владыке,Жарко молились вожди и советчики славных феаков,Стоя вокруг алтаря. Одиссей пробудился лежащимВ крае отцовском своем. Совершенно его не узнал он,Ибо давно уж там не был. Притом же окрестность покрылаМглою туманной Паллада Афина, чтоб не был и сам онУзнан никем, чтоб успела ему все сказать по порядку,Чтоб не узнали его ни жена, ни друзья, ни из гражданКто-либо прежде, чем он женихам не отмстит за бесстыдство.Вот потому и другим показалося все Одиссею, —Все: и тропинки в горах и глади спокойных заливов,Темные главы деревьев густых и высокие скалы.Быстро вскочил он, стоял и глядел на родимую землю.После того зарыдал, руками по бедрам ударилИ обратился к себе, неудержным охваченный страхом:'Горе! В какую страну, к каким это людям попал я?К диким ли, духом надменным и знать не желающим правды,Или же к гостеприимным и с богобоязненным сердцем?Все сокровища эти – куда отнести их? Куда тутСам я попал? Отчего не остался я там, у феаков!Я б как молящий прибегнуть к кому-нибудь мог и из прочихМощных царей, кто б меня полюбил и в отчизну отправил.Тут же – не знаю, куда это спрятать? А если на местеВсе здесь оставлю, боюсь, чтоб не стало добычей другого.Горе! Как вижу, не так справедливы, не так уж разумныБыли со мною вожди и советчики славных феаков!В землю другую меня отвезли! Обещались на островИздали видный Итаку отвезть, и нарушили слово.Да покарает их Зевс, покровитель молящих, которыйЗорко следит за людьми и всем погрешившим отмщает!Дай-ка, однако, взгляну на богатства свои, подсчитаю, —Не увезли ли чего в своем корабле они полом?'Так он сказал и считать тазы и треножники начал,Золото в тонких издельях, прекрасные тканые платья.В целости все оказалось. В жестокой тоске по отчизнеСтал он бродить по песку близ немолчно шумящего моря,Скорбью безмерной крушась. Подошла к нему близко Афина,Юноши образ приняв, овечье пасущего стадо,Нежного видом, какими бывают властителей дети.Плащ двойной на плечах ее был превосходной работы;Было копье у нее, в сандальях блестящие ноги.Радость при виде ее взяла Одиссея, НавстречуДеве пошел он и громко слова окрыленные молвил:'В местности этой, о друг, с тобой повстречался я с первым.Здравствуй! Прошу я тебя, не прими меня с сердцем недобрым,Но сбереги мне вот это, спаси и меня. Я как богуЖарко молюся тебе и к коленям твоим припадаю.Также и вот что скажи мне вполне откровенно, чтоб знал я:Что за земля? Что за край? Что за люди его населяют?Остров ли это какой-нибудь, издали видный, иль в мореМысом далеко врезается здесь материк плодородный?'Так отвечала ему совоокая дева Афина:'Глуп же ты, странник, иль очень пришел к нам сюда издалека,Если расспрашивать вздумал об этой земле. Не совсем ужТак неизвестна она. Ее очень многие знаютКак среди тех, кто лицом к заре обитает и к солнцу,Так и средь тех, кто живет назади, к туманам и мраку.Сильно скалиста она, в повозке на ней не проедешь,Но не совсем уж бедна, хоть пространством не очень обширна.Вволю хлеба на ней, и вволю вина там родится,Ибо дожди выпадают нередко и росы обильны.Пастбищ много прекрасных для коз и коров. И леса естьВсякого рода. И много на ней водопадов богатых.Имя Итаки, о странник, достигло наверно и Трои, —А ведь она от ахейской земли, как я слышал, не близко'.Так сказала. И в радость пришел Одиссей многостойкий.Рад он был, что отчизна пред ним, как ему сообщилаЗевса эгидодержавного дочь, Паллада Афина.Громко к ней со словами крылатыми он обратился,Правды, однакоже, ей не сказал, удержал в себе слово —Хитрости много всегда таилось в груди Одиссея:'Слышал я об Итаке уж в Крите пространном, далекоЗа морем. Нынче ж и сам я пределов Итаки достигнул,Эти богатства забравши. Оставивши столько же детям,Я убежал, умертвив быстроногого там Орсилоха,Идоменеева сына, на Крите широкопространномВсех трудящихся тяжко людей побеждавшего в беге, —Из-за того, что отнять у меня все богатства хотел он,В Трое добытые, ради которых так много страдал яВ битвах жестоких с мужами, в волнах разъяренного моря;Из-за того, что отцу я его не хотел подчиниться,В Трое служа у него, а отряд свой отдельный составил.Медью его я убил, когда возвращался он с поля,Возле дороги устроив с товарищем верным засаду.Ночь непроглядная небо тогда покрывала, никто насВидеть не мог из людей, и тайно свершилось убийство.Все же, как только его я убил заостренною медью,К славным тотчас финикийцам бежал на корабль я и с просьбойК ним обратился, добычу богатую в дар предложивши.Я попросил, на корабль меня взявши, отвезть или в Пилос,Или в Элиду, божественный край многославных эпейцев;Сила ветра, однако, от этих краев их отбила —Против желания их: они обмануть не хотели.Сбившись с дороги, сюда мы приехали позднею ночью.В бухту с трудом мы на веслах корабль свой ввели, и, хоть былиГолодны все, но никто об ужине даже не вспомнил.Так, сойдя с корабля, близ него на песок и легли мы.Сильно устал я, и сладостный сон на меня ниспустился.А финикийцы богатства мои с корабля отгрузилиИ на песок их сложили близ места того, где лежал я,Сами ж в Сидонию, край хорошо населенный, отплыли.На берегу я остался один с растерзанным сердцем'.Так говорил он. В ответ улыбнулась богиня АфинаИ Одиссея рукою погладила, образ принявшиСтройной, прекрасной жены, искусной в прекрасных работах.Громко со словом она окрыленным к нему обратилась:'Был бы весьма вороват и лукав, кто с тобой состязатьсяМог бы в хитростях всяких; то было бы трудно и богу.Вечно все тот же: хитрец, ненасытный в коварствах! УжелиДаже в родной очутившись земле, прекратить ты не можешьЛживых речей и обманов, любимых тобою сызмальства?Но говорить перестанем об этом. Ведь оба с тобоюМы превосходно умеем хитрить. И в речах и на делеВсех превосходишь ты смертных; а я между всеми богамиХитростью славлюсь и острым умом. Ужель не узнал тыДочери
