речью такою Ктесипп к женихам обратился надменным:'Слушайте, что я хочу вам сказать, женихи удалые!Как полагается, долю свою получил чужеземец,Равную с нашей. И это вполне справедливо. Зачем мыБудем гостей обижать Телемаха, сюда приходящих?Дай-ка, однако, гостинчик и я ему дам, чтобы мог онСделать подарок служанке, которая здесь его мыла,Иль другому кому из рабов Одиссеева дома!'Так ой сказал и, схвативши в корзине рукой мускулистойНогу коровью, швырнул в Одиссея. Но голову тихоТот наклонил и избегнул удара. С насмешкою тайнойОн про себя улыбнулся. Нога же ударилась в стену.С грозным словом к Ктесиппу тогда Телемах обратился:'Благословлять бы, Ктесипп, тебе надо удел свой, что в гостяТы моего не попал! Твоего избежал он удара.Иначе острым копьем тебя я насквозь пронизал бы,И не о браке отцу твоему хлопотать здесь пришлось бы —О погребеньи твоем! Бесчинств не желаю я вашихДольше терпеть. Я все понимаю и знаю прекрасно,Что хорошо и что хуже. А раньше ведь был я ребенком.Волей-неволею все же терпеть приходилось нам, глядя,Как вы наш скот забивали, как хлеб и вино истребляли.Что я поделать бы мог? Один не пойдешь против многих.Новых, однако, обид и вражды я вам тут не позволю!Если ж меня самого вы убить собираетесь медью,Сам я того же хочу. Умереть мне гораздо приятней,Чем непрерывно смотреть на творимые здесь непотребства —Как гостей обижают моих, как позорно бесчестятЖенщин-невольниц моих в покоях прекрасного дома!'Так говорил он. Молчанье глубокое все сохраняли.Дамасторид Агелай наконец обратился к ним с речью:'На справедливое слово, друзья, обижаться не нужноИ отвечать на него не годится враждою и бранью.Больше не следует этого вам обижать чужеземцаИ никого из рабов, в Одиссеевом доме живущих.Я бы сказал Телемаху и матери доброе слово;Очень, быть может, оно бы понравилось сердцу обоих,Все то время, пока вы в груди не теряли надежды,Что Одиссей многомудрый воротится в дом свой обратно,Мы не имели причины сердиться на медленность вашу,Что вы нас держите в наших домах. Это вышло бы лучше,Если бы вдруг Одиссей воротился и в дом свой приехал.Нынче ж вполне очевидно, что он уж домой не вернется.К матери близко подсев, за того убеди ее выйти,Кто всех знатнее из нас и всех на подарки щедрее,Чтобы ты радостно мог наследством отца наслаждаться,Есть и пить, а она – хозяйствовать в доме другого'.Тут Агелаю в ответ Телемах рассудительный молвил:'Зевсом клянусь, Агелай, и скорбями отца я, которыйГде- то вдали от Итаки своей иль погиб, иль блуждает, —Браку матери я не препятствую, сам убеждаюВыйти ее за того, за кого пожелает. Я многоДам ей даров. Против воли ж ее принудительным словомИз дому выгнать не смею. Не дай бог, чтоб это случилось!'Так сказал Телемах. И тогда в женихах возбудилаСмех неугасный Афина и все у них мысли смешала.Неузнаваемы сделались их хохотавшие лица.Ели сырое, кровавое мясо. Слезами глаза ихБыли полны, и почувствовал дух приближение воплей.Феоклимен боговидный тогда перед ними воскликнул:'О вы, несчастные! Что за беда разразилась над вами? Головы, лица, колени у вас – все окутано ночью!Стоны кругом разгорелись, и залиты щеки слезами!Кровью забрызганы стены и ниши прекрасные залы!Призраков сени полны, собой они двор заполняют,В мрак подземный Эреба несутся стремительно. СолнцеС неба исчезло, зловещая тьма на него набежала!'Средь женихов раздался на слова его хохот веселый.Начал к ним говорить Евримах, Полибом рожденный:'Спятил с ума из чужбины недавно приехавший странник!Юноши! Надо его поскорее из этого домаВон отправить на площадь, раз ночь он кругом тут увидел!'Феоклимен боговидный на это сказал Евримаху:'Нет, Евримах, в провожатых твоих я ничуть не нуждаюсь.Две есть ноги у меня, и глаза есть, и уши. В груди жеНе поврежден мой рассудок и вовсе не вышел из меры.С ними отсюда пойду я. На вас надвигается быстро,Вижу я, грозная гибель! Ее никому не избегнутьИз женихов! Совершаете вы нечестивое дело,В самом доме царя Одиссея людей оскорбляя!'Кончив, пошел он из двери для жизни удобного дома,В дом к Пирею пришел, и тот его принял радушно.Глядя один на другого, задеть Телемаха желая,Начали все женихи над гостями его издеваться.Так не один говорил из юношей этих надменных:'Хуже гостей, чем твои, Телемах, и найти невозможно!Первый гость твой – бродяга, нахально ко всем пристающий,Жадный в еде и в питье, ни к какой не способный работе,Всякой силы лишенный – земли бесполезное бремя!Этот пришелец другой поднялся, чтобы здесь прорицать нам.Если б послушаться нас ты хотел, то было бы лучше:Бросим-ка их в многовеслый корабль и к сикелам обоихИх отвезем. Мы за них там получим прекрасную плату'.Так женихи говорили. Но он равнодушен остался,Только молча глядел на отца, дожидаясь, когда жеНа женихов-наглецов наложить соберется он руки.На табуретке красивой усевшись насупротив зала,Многоразумная старца Икария дочь ПенелопаСлушала все, что они говорили в обеденном зале.Смех раздавался веселый. Обед был обилен и вкусен:Очень много скота женихи для обеда забили.Быть, однако, печальней не мог бы тот ужин, которыйВскоре должны были здесь приготовить богиня и мощныйМуж для людей, нечестиво свои непотребства творивших.
ПЕСНЬ ДВАДЦАТАЯ ПЕРВАЯ
Мысль вложила такую богиня Паллада АфинаВ грудь Пенелопы разумной, Икарьевой дочери милой:Лук принести женихам и седое железо, чтоб этимВ зале столовой открыть состязанье – начало убийства.Вверх она поднялась высокою лестницей дома,Сильной рукою красиво изогнутый ключ захватила —Медный, видом прекрасный и с ручкой из кости слоновой.Внутрь она дома пошла, в кладовую, с служанками вместе.Многим хозяйским добром была та полна кладовая:Золотом, медью, а также для выделки трудным железом.Там же и лук находился упругий царя ОдиссеяВместе с колчаном, набитым несущими стоны стрелами.В Лакедемоне с ним встретясь, принес это в дар ОдиссеюСын Еврита Ифит, с богами бессмертными схожий.Встретились в доме они Ортилоха, разумного мужа,Оба в Мессену прибыв. Одиссей туда прибыл за долгом.Весь мессенский народ уплатить этот долг был обязан.Триста овец с пастухами тогда увезли из ИтакиВ многовесельных судах чернобоких мессенские мужи.Юным совсем, Одиссей из-за них-то послом и приехалДлинной дорогой в Мессену. Послали отец и геронты.Что до Ифита – искал лошадей он пропавших. Их былоСчетом двенадцать кобыл и при них жеребята их, мулы.Стали они для него убийством и роком, когда онК Зевсову сыну позднее пришел, крепкодушному мужуИ соучастнику многих насилий, герою Гераклу.Гостя он умертвил своего – и в собственном доме!Не устыдился ни взора богов, ни стола, на которомСам он его угощал, нечестивец! Его умертвил онИ беззаконно присвоил коней его крепкокопытных.Их-то ища, с Одиссеем Ифит повстречался. Ему онЛук отца подарил, Еврита великого. СынуЛук оставил Еврит, во дворце умирая высоком.Острый меч и копье боевое ответно ИфитуВ дар принес Одиссей, чтоб гостями им быть меж собою.Но не пришлось им друг друга узнать за столом, перед этимБыл Гераклом убит уж Ифит Евритид богоравный,Лук подаривший ему. Никогда Одиссей многоумный,На кораблях чернобоких в далекий поход отправляясь,Этого лука с собою не брал. Но, как память о миломДруге, дома хранил и носил у себя лишь в Итаке.Близко к дверям подошла Пенелопа, богиня средь женщин,Стала на гладкий дубовый порог, который когда-тоВыскоблил плотник искусно, пред тем по шнуру обтесавши,В нем косяки утвердил и блестящие двери навесил.Тотчас быстро ремень от кольца отвязала царица,Всунула ключ и, с силой упершись, назад оттолкнулаСтворки дверные засовом. Взревели прекрасные двери,Словно бык на лугу, удар от ключа получивши.Так они заревели и настежь тотчас распахнулись.Тут на высокий помост взошла Пенелопа. СтоялоМного на нем сундуков, благовонной одеждою полных.Став на носки, сняла она лук, на гвозде деревянномВместе висевший с блестящим футляром, в котором лежал он.Там же и села она, положила футляр на колени,Вынула лук Одиссея и громко над ним разрыдалась.После того как она многослезным насытилась плачем,В зал к женихам родовитым направила шаг Пенелопа,Лук неся Одиссеев в руках, большой и упругий,Вместе с колчаном, набитым несущими стоны стрелами.Следом ящик
