Выстрел расшвырял их в разные стороны, оглушительно и гулко раскатившись по оторопевшему мектебу, зло рассмеялась беспощадная ночь, и медленно приходящий в себя доктор, сидя на ступеньках крыльца, тупо смотрел, как по дорогому костюму человека постепенно растекается черное и словно бы маслянистое пятно.
Человек лежал на колючей брекчии лицом вверх.
15. АЗАТ
Пистолет в потной ладони, предохранитель снят, ноги сами находят дорогу в кромешной тьме. Поворот, ступеньки, ковровая дорожка, холл, перечеркнутый полосой лунного сияния; в дверном проеме наискось мелькает чья-то фигура.
А в ушах все еще перекатывается горохом назойливое эхо выстрела.
Началось!
Пауки в банке... «черные вдовы»!
Черные...
Луна швыряет в глаза пригоршню блестящего песка.
Больно!
На мгновение Карен зажмуривается, рефлекторно прыгая в сторону, а когда зрение возвращается – сразу, рывком – он понимает, что опоздал.
Гюрзец лежит на аллее, и по позе отставного инструктора, по молочно-белым отблескам, червями копошащимся в аспидной луже, что выползает из-под обмякшего тела, Карен понимает: Гюрзец жив, но это, скорее всего, ненадолго.
Слишком уж много пришлось насмотреться в Малом Хакасе... слишком, чтобы ошибиться.
На ступеньках замер коротышка-доктор с пистолетом в руке, и доктору в затылок уже почти ткнулся ствол точно такой же «Гюрзы-38».
Фирменное оружие не только мушерифов, но и гулямов мектеба «Звездный час».
– Нет! – орет Карен, новобранцем вступая в смертельный хоровод: еще одна «Гюрза» ищет в воздухе самый короткий путь для жала, путь к запястью успевшего первым Махмудика, собравшегося мстить доктору за поверженного гулям-эмира.
«Не-ет!» – смеется луна.
В крике и смехе тонет сухой щелчок бойка. Потом щелчки следуют один за другим: запинается оружие Махмудика, не срабатывает пистолет Карена, дает осечку «Барс-автомат» возникшего в дверях громилы- телохранителя, который и не думал стрелять в руку – в голову бил, наповал... бил, да не добил, ублюдок!
Еще щелчок – это припоздавший Усмар пытался снять телохранителя. С тем же результатом. Новый удар бойка по капсюлю, хриплые ругательства, лязгают затворы – и в дверях объявляется бородатый Равиль с пятнадцатизарядным «Гасаном». Движется бородач удивительным способом – напряженно, спотыкаясь и неестественно выпрямив спину; видимо, потому что позади ар-Рави тяжело переваливается хайль-баши Фаршедвард, не отнимающий ствола своей пушки от затылка бородача.
Все происходящее дико напоминает сюжет кабирской сказки «Замри или исчезни»: злой бай прилип к волшебному гусю, жрец-мобед – к баю, вероломная красавица – к жрецу...
Разве что клювастые пистолеты все же не до конца похожи на волшебных гусей.
Коротышка-доктор изумленно оборачивается и имеет удовольствие лицезреть все это столпотворение.
– Идиоты! – хрипит с аллеи Гюрзец. – Кретины! Оно не стреляет!.. Только у этого... перевяжите же меня, шайтан вас раздери, кровью ведь истеку!
Карен приходит в себя первым и, пряча бесполезный пистолет, ныряет обратно в холл. Боковым зрением он еще успевает заметить Ниру-Сколопендру, стоящую чуть поодаль на обочине аллеи – и отставному висак-баши остается только догадываться, что здесь недавно произошло.
Медицинская часть!
Извилистый кишечник коридора: налево, направо, снова налево – и матовая застекленная мембрана в конце небольшого «аппендикса».
За дверью – голоса.
– Нет, ты погоди, Руинтанчик, ты послушай... вот ты, к примеру, меня уважаешь? А если уважаешь – слушай дальше!
– Исик, я тебя не просто ув-важаю... я т-тебя облажаю... в смысле, обожаю!.. т-только давай сначала еще по черпачку – и б-буду слушать в оба... в полтора уха. Чес-сно буду!
– По черпачку? Всего по одному?! Обижаешь...
Резкий запах спирта, захлебывающееся бульканье.
За лабораторным столиком вольготно расположился корноухий Руинтан-аракчи в приятном обществе надима Исфизара! Оба лоснящиеся, раскрасневшиеся, преизрядно поддатые. И явно собирающиеся «догоняться» дальше.
Литровой бутыли с медицинским спиртом, стоявшей на столике, должно было вполне хватить, чтобы догнать, догнаться и перегнать – за кем бы ни велась эта погоня. Тем более, что в качестве закуски у новоявленных собутыльников имелись лишь несколько тоненьких ломтиков хлеба и одна конфета.
Вялая рахат-лукумина в фольге.
