сливается воедино, где нет ни жизни, ни смерти, ни убийства, ни отказа от него...
Что – там?
Ремесло.
Шаг.
Искусство.
Шаг.
Что дальше?
Сумеем ли мы сделать этот шаг? Или мы уже шагнули, сами того не сознавая?
Еще один шаг по Пути.
Пути Меча.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
– Щепоть сушеной травы чимук, два очищенных корешка-сухороста, полгорсти толченой желтуницы, топленое масло...
– Ты запомнил все с первого раза? – шаман удивленно глянул на Коса. – У тебя хорошая память. Почти как у меня.
– Я не запомнил, – в свою очередь удивился ан-Танья. – Я записал.
И продемонстрировал шаману свои записи.
Слово «записал» Кос произнес по-кабирски, поскольку по-шулмусски его не знал. Как, впрочем, и я. Но шаман догадался.
– Записал? – повторил Куш-тэнгри по-кабирски. – Вот этими значками? Все, что я говорил? Да?
Кос утвердительно кивнул.
– Говорящие знаки, – задумчиво протянул Неправильный Шаман, почесывая кончик своего внушительного птичьего носа. – Знаю. У нас тоже есть. Но другие. Ими нельзя записать то, что я говорил. Только самое простое. Пять дюжин воинов ушли в поход. Вернулись три дюжины и еще два. Сожгли стойбище маалеев. Вот такое. Ваши знаки разговорчивее наших. Потом научишь.
– Научу, – охотно согласился Кос, а я вдруг обратил внимание, что при разговоре с шаманом ан-Танья держится особо предупредительно и безукоризненно-вежливо. Стараясь не смотреть в глаза.
Ну, тут я его понимал...
– Научу, – повторил Кос и помахал в воздухе своим листком. – А вы что, все это дословно помните? Я имею в виду – вы, шаманы..?
– Конечно, – равнодушно бросил Куш-тэнгри, подумал и уточнил. – Мы, шаманы. Воины не помнят. У воинов ветер в голове. Все слова выдувает. А нас с детства учат видеть и помнить. Или помнить и видеть. Вот...
Он мельком покосился на кучку ориджитов, отправившихся под предводительством Коблана обустраивать походную кузницу; покосился и тут же отвернулся.
– Сколько человек? – резко спросил шаман.
Как кнутом хлестнул.
Кос, тоже сперва глянувший в ту сторону, а потом снова воззрившийся на Неправильного Шамана, задумался, стараясь не поворачивать головы к ориджитам.
– Восемь, – неуверенно заявил ан-Танья. – И Коблан с Тохтаром.
– Семь, – отрезал шаман. – Семь ориджитов, ваш кузнец и хитрец Тохтар. Кто из них в шапках, кто – без?
Кос замялся.
– Ладно, – смилостивился шаман. – Пусть будет не кто. Пусть будет – сколько. Сколько шапок на девятерых людях?
– Пять, – буркнул Кос.
По-моему, наобум.
– Три, – подытожил шаман, и мне даже не захотелось его проверять. – У кого из девятерых волосы на уши падают, а у кого назад зачесаны?
Ан-Танья только руками развел.
– У кузнеца вашего волос курчавый, уши наружу торчат, – начал Куш-тэнгри, – у Тохтара волос мало, а вот уши закрыты; трое детей Ориджа конские гривы отрастили, скоро не то что ушей – глаз видно не будет... еще трое волосы ремешком повязали и назад забросили; один – плешивый. Совсем. Дальше будем или хватит? Да?
– Хватит, – в один голос сказали я и Кос.
– Шаман должен не смотреть, а видеть, – наставительно заметил Куш-тэнгри. – Шаман не запоминать должен, а помнить. Иначе он – плохой шаман. Жизнь понять не сможет. Пропажу найти не сможет. Судьбу узнать не сможет. Предсказать ее не сможет. Ничего не сможет. Такой шаман – и не шаман вовсе.
Кос понимающе кивнул, а Я-Единорог подумал: «Предсказывать. Судьбу узнавать. Гуси, камешки, волосы... глаза твои ненасытные. И вообще – как он узнал о моем прибытии? Как в степи нашел?»
