кругом – но уже совсем по другой причине.
И мы вернулись в келью, чтобы продолжить разговор, упали на кровати и уснули.
По-моему, Кос не человек.
По-моему, он дальний родственник бога виноградной лозы, красноносого Юя. Или ближний родственник. Или даже сам Юй. Во всяком случае, похмелья у него не бывает никогда. Я еще только с трудом разлеплял правый глаз, а Кос за это время успел умыться, одеться, побриться, сходить позавтракать, и теперь носился по комнате, пританцовывая и размахивая руками.
– Вставайте, Высший Чэн! – напевал Кос, как в старые добрые времена. – Вставайте и радуйтесь жизни. Я вот, например, радуюсь, да и хозяин этого свинарника, тоже, небось, радуется, поскольку содрал с меня лишних полтора динара! Ладно, вещь того стоит!.. и какая вещь!
Я скосил на ан-Танью недоразлепленный правый глаз и обнаружил у него в руках что-то зеленое, блестящее и напоминавшее помесь плаща с халатом.
– Что это, Кос? – просипел я.
– Это настоящая оразмская марлотта! – назидательно сообщил Кос. – Так что с тебя полтора динара за одежку и два динара за услуги... Такую замечательную марлотту даже в Кабире днем с огнем не достать, и просто обидно, что носить ее будет такой Придаток, как ты! Вставай, вставай, нечего на меня поглядывать...
Я потянулся и задел лежащего поперек кровати Единорога.
Он был без ножен.
– Кто там орет? – недовольно прозвенел из угла Обломок. – Заррахид, скажи своему Придатку, чтоб замолчал!
– Сам ты Придаток! – обидчиво заявил эсток. – Обломок незаточенный! Это же этот... Кос ан-Танья, человек. Мой личный человек. Понял?
– Понял, – оторопело брякнул Дзю и замолчал.
...А часа через два мы выезжали из караван-сарая. Я был поверх доспеха в новенькой марлотте, зеленой, как молодая листва – это все же оказался плащ с капюшоном, подобием откидных рукавов и хитроумными застежками на груди, так что застегнувшись и накинув капюшон (или обмотав шлем тканью, превратив его в тюрбан), я немедленно превращался в почти что обычного человека, переставая привлекать всеобщее внимание.
Это было очень кстати. А два динара за услуги Кос не взял.
Один – взял.
Блистающие тоже несколько поутихли и теперь не лезли в разговор все сразу, перебивая друг друга – да и я уже, надо сказать, начал понемногу привыкать к двойному общению.
Впрочем, ехать стало намного веселее – как-никак, нас теперь было шестеро.
Добравшись до Хаффы без приключений и не заезжая в город, мы взяли круто на северо-восток и еще через день присоединились к каравану фарузских купцов, идущему в Мэйлань.
«Мэй-лань! – звенели о дорогу копыта моего коня. – Мэй-лань, мэй-лань, мэй-лань, мэй-...»
Часть пятая
БЛИСТАЮЩИЕ И ЛЮДИ
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
...Спрессованные в единый монолит серые каменные блоки древних стен медленно приближались, одновременно проступая перед нами – и в моей памяти. Эти две картины накладывались одна на другую, почти полностью совпадая. Похоже, всесильное время, пытаясь грызть эти стены, безуспешно обломало себе зубы.
Но не успокоилось. Ведь в конечном итоге последний удар всегда остается за ним, за временем...
Кони вязли в рыхлом песке – вслед за нами многие всадники свернули с мощеной дороги, чтобы выбраться на пологий холм и с его вершины полюбоваться на твердыню Мэйланя. Блистающие весело переговаривались между собой, правая рука Чэна лежала на моей рукояти (это уже вошло у нас в привычку), и я мог слышать разговоры караванщиков-людей, обсуждавших достоинства и недостатки нынешнего караван-баши – сухого жилистого Придатка, за спиной которого вечно болталось короткое и неразговорчивое копье Рохин – а также радовавшихся окончанию долгого, хотя и не слишком утомительного пути.
Я слушал их всех вполлезвия и никак не мог заставить себя поверить в то, что передо мной действительно – Мэйлань.
Моя родина. Пускай ковали меня в Верхнем Вэе – все равно это моя родина.
Которую я не видел добрую сотню лет.
А также это родина предков Чэна, семейства Анкоров Вэйских, наследных ванов Мэйланя.
Которую Чэн не видел вообще никогда.
Дорога, проходившая примерно в сорока выпадах от подножия холма, упиралась в главные ворота города, носившие название Шульхара – «Начало начал».
Это я помнил.
