Анкор-Кун и меч его, Скользящий Перст! И еще знак вопроса рядом стоит! Мало ли что, дескать, через десять лет после несчастного Ю Шикуаня с Ляном Анкор-Куном и его мечом будет! Оползень – не оползень, а чего в жизни не случается... что ж это за пророчества такие?!
Бородатый Придаток с гравюры скептически посмотрел на разгоряченного ан-Танью – мол, ну и что? Чэн и я последовали его примеру. Тоже нам, оракул... и без тебя знаем. Что знаем? Что ничего не знаем...
А Кос не обратил на наш утренний скепсис ни малейшего внимания.
– Я старичку и говорю: ваш правитель Ю в седьмом году погиб? В седьмом, отвечает. Тут я и спрашиваю: а за десять лет ДО того ничего похожего у вас не случалось? Дед подумал и бровки морщит – это, говорит, в тридцать втором году эры правления «Весенние потоки»? Я киваю на всякий случай и лезем мы со старичком в бумажные залежи! Копаемся там, копаемся и выясняем, что смертей нелепых в тот год не обнаружено, зато было великое горе в семье купца Сейдзи О-рекю, поскольку древнее фамильное копье купца сломалось...
Я встрепенулся, как бывает иногда во время долгой и утомительной Беседы, когда почувствуешь – вот оно, решающее движение! – и откуда только силы возьмутся!..
– Копье Катакама Яри?! – нетерпеливо спросил Я-Чэн. – Да?! Ниже наконечника массивный крюк, загнутый вверх?! Подробности, Кос, подробности! Что ты там вычитал?!.
– Катакама... – растерянно пробормотал ан-Танья. – Катакама Яри, а насчет крючка ничего не знаю... Не записано там о крюке, а в Кабире я таких копий не видал!.. Прозвище копья, то есть Блистающего – правильно, Единорог? – прозвище записано...
– Какое?
– «Белый Тигр Ен-цу». Вот, я выписал...
– Сломалось, говоришь? – с болью спросил Я-Чэн. – А наконечник? Наконечник цел?!
– Наконечник в колодец упал. Восемь раз спускались, чуть колодец этот проклятый наизнанку не вывернули – глухо! Не нашли...
– Мир памяти твоей, Катакама Яри, Белый Тигр, – прошелестел я, сплетая шнуры кистей в знак траура; и Чэн повторил сказанное мною вслух, склонив голову. – Мир памяти и покой праху, старейшина копейных семейств Мэйланя... ты знаешь, Кос...
– Знаю, – перебил меня ан-Танья, и это почему-то было уместно и не грубо. – Теперь знаю, а в архиве лишь догадывался. Потому что у вас тут чуть ли не каждые десять лет какой-то знаменитый Блистающий гибнет. Иногда вместе с человеком. Ю Шикуань с мечом Цзюваньдао оползнем накрылись, Белого Тигра в колодце не отыскали, за десять лет до того в положенном году, как по заказу – сабля-шамшер советника Вана случайно из ножен выпала и в колесо арбы попала, а арба возьми да и тронься! Шамшер, хоть он и древний, и славный, и с надписями по клинку – естественно, пополам! И было великое горе у Вана с домочадцами... Ну и в том же духе – лет на сто назад мы со старичком Хаомом бумаги подняли! Что ни десятый год – то и происшествие!.. завидное постоянство, однако...
«Случайность, – подумал Чэн. – Дикая, нелепая случайность. Мало ли оружия ломается или портится – нет, немало... Кто запомнит, сколько за век всякого-разного произойдет? А и запомнит – так не сопоставит... запишет и забудет...»
«Случайность? – подумал я. – Нет уж, вряд ли... нечего самого себя обманывать. Это ведь не просто известные Блистающие, Чэн, это все старейшины Совета Высших, это они меня и моих однолетков век тому назад из Мэйланя выслали! И гибнуть начали! Что ж это такое-то творится? Шулма? – нет, по времени никак не сходится... Тусклые?! – так их и нет вовсе, и при чем тогда колодец или колесо арбы? А тот же оползень – зачем? И, главное – как?!»
«О небо, – подумал Я-Чэн, – за что? Ведь не могу больше... не хочу! За что?! За то, что в минуту слабости мечтал все бросить и уехать? Уехать искать тишину? И впрямь – куда уедешь от неба?.. бежишь, бежишь, стремишься к чему-то, а поднимешь взгляд – вот оно, синее, горбатое, равнодушное, прямо над головой...»
– И пусть один меч сам стоит спокойно против неба, – прошептал Я-Чэн. – Один.
Кос внимательно посмотрел на нас.
– Один? – резко спросил он, и Мне-Чэну вдруг показалось, что это говорит эсток Заррахид или Обломок, а уж никак не ан-Танья, человек, который почти в три раза моложе меня.
Меня, Блистающего. Когда я родился, то дед Коса еще не увидел света; Кос умрет, а я – если повезет – еще долго буду жить... но сейчас это все не имело никакого значения, потому что в голосе ан-Таньи звенела упрямая сталь, не уступающая по закалке моему клинку – сколько бы лет не отмеряла нам обоим взбалмошная судьба.
– Один? – спросил Кос ан-Танья, человек. – Ну уж нет... И не надейся. Это, скорее, небо – одно.
И добавил, помолчав и комкая свои бумаги:
– Одно против нас.
Когда Кос принес Заррахида, Сая и Дзю, я по-быстрому разъяснил им, что к чему; а потом принялся рассказывать уже для всех о Совете Высших, Совете старейшин и глав родов Мэйланя, и о тех Блистающих, кто входил в него сотню лет тому назад.
Тринадцать их было – входивших в Совет. Тринадцать. И я невольно вспомнил рассказ Коблана о Повитухе Мунире, уходящем от ручья испытания с дюжиной свидетелей. И еще я вспомнил, что Тусклых – порождений яростного Масуда – тоже тринадцать.
Я говорил и вновь видел Блистающих Совета, словно не век назад происходила наша последняя встреча, а лишь вчера; и память была свежа, как свежа бывает рана Придатка.
Рана человека.
...Двое глав рода Прямых Мечей – широкий обоюдоострый Кханда Вьячасена и мой родич-близнец Дан Гьен по прозвищу Скользящий Перст; старейшина сабельных семейств Шамшер иль-Самак и глава Кривых мечей – могучий Цзюваньдао, меч «девяти колец», правитель Мэйланя; многочисленные ножи и кинжалы были представлены в Совете Бадеком ханг-Туном, чье лезвие имело прямую спинку, но было выгнуто в виде рыбьего брюха, и Ландинг Терусом, более похожим на прямой короткий меч; копье Катакама Яри, Белый
