Так, чуть-чуть, чтоб не зарывались... оба. Мы им не наемные убитые.
– Шешеза жаль, – беззаботно прозвенел Пояс Пустыни, отодвигаясь на полторы длины клинка и делая вид, что ничего не произошло. – И так сплошные неприятности, а тут еще семья без Детского Учителя осталась... небось, рубит теперь со зла что ни попадя да Тусклых во всем винит!
Чэн неторопливо пошел по кругу, оставляя кривоногого Эмраха в центре, а я горизонтально поплыл по воздуху, с обманчивой небрежностью свесив кисти вниз и еле слышно посвистывая.
– Тусклые ни при чем, – бросил я замершему харзийцу. – Это не они.
– Ни при чем, – охотно согласился он, выведя руку Эмраха далеко вперед и еле касаясь меня лезвием. – Тусклые абсолютно ни при чем. Полностью с тобой согласен.
По-моему, он вкладывал в эти слова какой-то свой, непонятный для меня смысл. Впрочем, сейчас не время искать смыслы, и вообще – может, мне показалось?!
Маскин попытался обойти меня по внутренней стороне своего изгиба – заточка у него оказалась полуторасторонняя – и достать острием плечо Чэна. Я чувствовал, что при желании харзиец может двигаться примерно раза в два-три быстрее – но даже при такой скорости я прекрасно успевал бы не выпускать его из сферы своего восприятия.
Еще ворчун Пуддха учил меня ощущать воображаемый шар, окружающий меня и моего Придатка; ловить его увеличение при длинном выпаде, пульсацию при кистевых уколах и переходах с уровня на уровень; с тех пор у меня были разные учителя, включая жизнь, и не Поясу Пустыни проверять на прочность шар учения вокруг Мэйланьского Единорога и Чэна Анкора.
Пусть даже с точки зрения мироздания это не более чем бронзовый шарик, откатившийся к глиняному дувалу.
– Тусклые ни при чем, – повторил Маскин, и мы немного позвенели друг о друга просто так. – Они, небось, и не знали, что какие-то Блистающие вдруг вздумали восстановить истинное предназначение нашего рода... нет, они этого не знали, как не знали, что их станут разыскивать, обвиняя в том, в чем они гордились бы участвовать... они, подлинные хранители забытых традиций...
Вот тут я чуть не упустил стремительный бросок Пояса Пустыни, пытаясь вникнуть в его слова. Хвала Чэну и тому, что на нем не было доспеха – он успел, как в старые добрые времена, так прогнуться в пояснице назад, что непокрытая голова Чэна коснулась затылком земли, и весь он стал напоминать мост над горной речушкой.
В следующую секунду я отставил в сторону размышления и взял на три удара турнирную скорость. Огорченно взвизгнувший после промаха Маскин даже не успел ни разу толком меня коснуться, когда я распорол рукав верхнего халата Эмраха, сорвал с его груди деревянный медальон-амулет и напоследок пощекотал изумленно моргающего ит-Башшара в самом интимном месте всякого Придатка.
Чэн к тому времени уже сидел на земле, разбросав ноги и скучающе глядя на Маскина Тринадцатого, а тот вслепую рубил воздух так, где по его предположениям должен был находиться Чэн или хоть что-нибудь, принадлежащее Чэну.
Надо отдать должное Поясу Пустыни – рубил он рьяно, но чисто, с полным контролем и соблюдением законов Беседы.
– Ты что-то начал о традициях и их подлинных ревнителях, – равнодушие в голосе далось мне с некоторым трудом, потому что турнирные скорости даром не проходят. – Я так понимаю, что изворотливый харзиец, движимый местью за погибшего Придатка, попытался разыскать Тусклых и...
«И малость свихнулся», – хотел добавить я.
Но не успел.
– Нет, – ударил Пояс Пустыни.
– Не попытался, – еще раз ударил Пояс Пустыни.
И еще один раз:
– Нет. Не попытался. Я их нашел.
Я не двигался. Маскин Седьмой, ныне Тринадцатый, рубил по-прежнему чисто и честно, не касаясь Чэна – но что-то изменилось в его ударах. Не так вибрировал гибкий клинок, не так свистел рассекаемый воздух, движение было уверенней, оттяжка – быстрей и резче...
Маскин Седьмой. Тринадцатый. Двенадцать свидетелей, не боящихся красного цвета, и гордый меч проклятого Масуда... Пояс Пустыни, Маскин, бывший Седьмым и ставший Тринадцатым.
У меня не было никаких доказательств.
Я вообще не верил ни единому его слову.
Клинок Пояса Пустыни был, как положено, прохладным и блестящим, исправно отражая лучи заходящего солнца.
И все-таки... последние удары были совсем другими. Я это знал лучше любого другого Блистающего. Или нет, не любого – но многих, очень многих... почти всех.
– Я их нашел, – повторил Пояс Пустыни, останавливаясь, и его Эмрах опустился на землю рядом с Чэном. – А еще я найду ту саблю, что убила моего прежнего Придатка. Нет, я не стану казнить ее за это – месть больше не ослепляет меня – но ее Придаток умрет. Они сказали, что помогут мне, и это будет угодно Прошлым богам...
– Тусклые? – спросил я.
– Тусклые, – ответил он.
Мы разговаривали скучно и монотонно, словно речь шла о кольцах для старых ножен или выборе дерева для подставки.
– Ну-ну... – протянул я. – Может, познакомишь?