верхом на геральдических животных, не очень похожих на коней; высоко над коричневыми капюшонами преследователей развевались длинные стяги с девизами на волапюке. Порой они много дней напролёт путешествовали по стилизованным рощицам, окаймляющим пейзаж, где рыскали под сенью древесных крон таинственные существа. Временами Браун сливался с мессией в одно и до с
Однако новое, теплое, словно кровь, девонское море, на волнах которого дрейфовали нынешние видения, породил не ативан, а «Райз» — японский продукт, моментально внушивший Милгриму глубокое уважение. Мужчина сразу почуял потаенные возможности лекарства; правда, им ещё только предстояло раскрыться со временем. Появилось ощущение подвижности, которого так не хватало в последнее время, — не потому ли, что Милгрим вёл жизнь пленника?
Между прочим, «Райз» облегчил размышления об этой жизни, но все они были мучительны и действовали на нервы. Положение и так не радовало, когда на горизонте возник Браун с неограниченными запасами ативана и предложением-приказом, показавшимся не такой уж плохой затеей. Говоря по совести, если бы не тот престранный случай, Милгрим уже отошёл бы в мир иной. Скончался бы от жестокого приступа, не получив очередной дозы. А это очень даже возможно, когда не имеешь денег.
И всё-таки… Долго ли он протянет в духоте, отравленной зловонием тестостерона, закисшего в крови мучителя? «Меня могли просто исчезнуть», — напомнил внутренний голос из глубины развалин, оставшихся от прежней личности. Кажется, раньше Милгрим не употреблял этого глагола в особом, чисто аргентинском значении, но теперь оно подошло как нельзя лучше. Хотя, судя по тому, куда покатилась жизнь, его и так уже «исчезнули». Никто кроме Брауна не имел понятия о местонахождении пленника. Милгрим остался без наличных, без кредитки, даже паспорт у него забрали, а спать приходилось в комнатах с зеленовато-серыми коробочками на дверях — сигнализацией, оберегающей покой Брауна.
Но главная проблема — это лекарство. Даже если бы Милгрим нашёл возможность улизнуть, он прожил бы, в лучшем случае, ровно сутки. Браун каждый раз выдавал ему дневную дозу, и не больше того.
Мужчина тяжко вздохнул, качаясь на тёплых волнах в густом супе из мыслей.
Хорошая таблетка. Очень хорошая. Набрать бы таких побольше.
11.
В мире Бобби
Лакированный «фольксваген» Альберто с ацтековскими рисунками повернул к востоку от Ла Бреа.
— У Бобби агорафобия, — предупредил хозяин автомобиля свою спутницу, стоя в ожидании сигнала светофора за чёрным «джипом гранд чероки ларедо» с непроницаемо тонированными стёклами. — Не любит парень выбираться на люди. С другой стороны, у него склонность всё время спать в разных местах, так что задача не из лёгких.
«Чероки» поплыл вперёд, и Корралес тронулся следом.
— Давно это с ним? — поддержала беседу Холлис.
— Не знаю, мы всего два года знакомы.
— А его занятие принесло известность в ваших кругах?
«Круги» — слово расплывчатое, но она решила не уточнять, надеясь, что художник догадается заполнить определённые пробелы.
— Да, Бобби лучше всех. Его даже взяли тестировать оборудование, когда одна компания в Орегоне работала над каким-то военным проектом профессионального оборудования для навигации. Говорит, это было что-то очень передовое.
— И вот теперь он снизошёл до помощи художникам?
— Да. Если бы не Бобби, я бы не смог нанести свои вид
— А как же ваши коллеги в Нью-Йорке или, скажем, в Талсе? Как я понимаю, это не местное развлечение?
— Да, всемирное. По всему миру.
— Ну и кто для них играет роль Бобби?
— Тем, что в Нью-Йорке, он тоже как-то помогает. И потом, есть какие-то люди в Америке, в Лондоне, где угодно. А у нас, вот, есть Бобби.
— То есть, он как бы… продюсер? — Собеседник должен был сообразить, что в виду имеется сфера музыки, а не кино.
Молодой человек бросил на неё быстрый взгляд.
— Точно. Хотя, пожалуй, лучше меня не цитировать.
— Значит, не для прессы.
— Ну да, он вроде продюсера. Если бы делом Бобби занимался кто-нибудь ещё, то и мои произведения смотрелись бы по-другому. Иначе бы действовали на зрителя.
— Выходит, можно сказать, что художник вашего плана, обладая его способностями, мог бы…
— Лучше творить?
— Ага.
— Необязательно. Но аналогия со звукозаписью верная. Что-то зависит от материала, от художника, а что-то держится на способностях и чутье продюсера.
— Расскажи про его чутьё.
— Бобби, конечно, технарь и нечто вроде реалиста-подражателя, только сам этого не знает…
А парень отнюдь не слывёт у них культурным гением, хоть и «лучше всех», заключила про себя Холлис.
— Он хочет выглядеть «настоящим» и даже не заморачивается на тему,
— Как с Ривером?
— Главное дело, не будь Бобби, мы могли бы прийти на место — и вообще не найти представления. Оно бы просто сдвинулось на несколько футов — за стены клуба, например.
— Не поняла.
— Всегда есть небольшое отклонение в трактовке координат. Мы же пользуемся гражданской версией сигналов, а они не такие точные, как у военных… — Альберто пожал плечами.
Интересно, мелькнуло в голове Холлис, много ли он понимает из того, о чём ведёт речь?
— Бобби не понравится, что я тебя привёл.
— Ну, если б ты спросил разрешения, он бы всё равно отказал.
— Да уж.
На перекрестке Холлис обратила внимание на дорожный знак: теперь они ехали по Ромейн, меж длинных рядов приземистых промышленных построек неописуемого, в основном устарелого вида. Бывшая певица подозревала, что могла бы найти здесь киноархивы, компании по спецэффектам и даже какую- нибудь студию звукозаписи. Уютные, ностальгические текстуры: кирпич, побеленные извёсткой бетонные блоки, замазаннные краской окна и световые люки, на деревянных столбах массивными гроздьями висели трансформаторы. Машина будто заехала в мир американской лёгкой промышленности, как он описывался в «Основах гражданства и права» в тысяча девятьсот пятидесятых годах. Днём эта улица наверняка не так пустовала, как сейчас.
Свернув с Ромейн-стрит, Альберто вырулил на обочину, припарковался и снова полез на заднее сидение за лэптопом и шлемом.
— Если посчастливится, увидим одну из новых работ.
Холлис выбралась из машины и, закинув на плечо сумку с пауэрбуком, пошла вслед за художником к неприметному бетонному зданию, покрашенному белой краской и почти лишённому окон. Молодой человек
