— Из «Нода» звонили. У тебя, сказали, новый шлем?
— Да, новый, спасибо.
— Это хорошо. Ты знать Сильверлейк?
— Более-менее.
— Более…?
— Я знаю Сильверлейк.
— Здесь художница Бет Баркер, у неё квартира. Приходи посмотреть квартиру, обстановку. Это аннотированная обстановка, ты в курсе?
— Как — аннотированная?
— В гиперпространстве к каждой вещи прилагаться описание Бет Баркер, рассказ про этот предмет. На один простой стакан воды — двенадцать ярлыков.
Холлис бросила взгляд на белую орхидею, что цвела на высоком кофейном столике, и вообразила её обклеенной виртуальными карточками.
— Одиль, звучит заманчиво, но лучше в другой раз. Мне надо сделать кое-какие заметки. Переварить впечатления.
— Она расстроится, Бет Баркер.
— Скажи, пускай держит хвост пистолетом.
— Хвост?
— Загляну в другой раз. Честно. Маки просто чудесные. Это мы ещё обсудим.
— А, отлично. — Собеседница повеселела. — Я передать Бет Баркер. До свиданья.
— До свиданья… Эй, Одиль?
— Что?
— Твоё сообщение. Кажется, ты хотела потолковать о Бобби Чомбо.
— Хочу, да.
— Это потом. Пока.
Она торопливо встала и спрятала телефон в карман халата, словно это могло помешать трубке зазвонить снова.
***
— Холлис Генри. — Молодой человек из проката машин изучил её права и поднял взгляд. — Я вас видел по телику?
— Нет.
— Хотите «полное покрытие»?
— Да.
Он черкнул три крестика на контракте.
— Тут подпись, два раза инициалы. В кино, что ли?
— Нет.
— Поёте. В той группе. Такой носатый, лысый парень на гитаре, англичанин.
— Нет.
— Только не забудьте всё заполнить, когда возвращать будете. — Парень уставился на неё с дерзким, хотя и не слишком горячим любопытством. — Всё-таки это вы.
— Нет, — отвечала Холлис, принимая ключи, — не я.
После чего направилась к взятому напрокат чёрному «пассату», положила на пассажирское кресло коробку из «Синего муравья» и села за руль.
28.
Бродерман
Тито и Вьянка упаковали всю обстановку его комнаты в десять свёртков разной величины, завернули каждый в два чёрных мусорных мешка и заклеили толстой чёрной изолентой. Остались только матрас, гладильная доска, длинноногий стул с Канал-стрит и старая железная вешалка. Согласно уговору, Вьянка брала себе стул и доску. Матрас, накопивший достаточно чешуек эпидермиса и волосков для анализа ДНК, кузина запечатала в два чёрных целлофановых пакета ещё до того, как пропылесосить комнату; его ожидала прямая дорога на свалку. Достаточно было присесть на матрас, как мешки начинали тихонько шуршать; а ведь Тито предстояло провести на нём целую ночь.
Мужчина ещё раз притронулся к «Нано», подвешенному на шею, и про себя порадовался тому, что его музыка с ним.
— Chainik-то мы убрали, — спохватился Тито. — Теперь и чая не попить.
— Не хочу вытирать всё снова, — нахмурилась кузина.
— А Карлито называл меня и Алехандро словом «chainiki», — сказал ей мужчина. — Оно означает человека невежественного, но готового учиться. Ты знала?
— Нет. — В белой бумажной сеточке Вьянка была похожа на невероятно прелестное и очень опасное дитя. — Я думала, в них только чай заваривают.
— Так выражаются в России, это жаргон хакеров.
— Тебе никогда не казалось, что ты забываешь русский язык? — спросила она по-английски.
Прежде чем он успел ответить, кто-то тихонько постучал в дверь, как полагалось по протоколу. Вьянка легко поднялась с матраса с особой, какой-то змеиной грацией.
— Бродерман, — сообщила она, отстучав полагающийся ответ, и открыла дверь.
—
Его волосы стояли сплошной вертикальной копной с интересным тёмно-рыжим оттенком — следом работы перекиси водорода. Как говорила Хуана, в этом мужчине кубинская кровь прежде слилась с африканской, а потом уже к ним подмешалась китайская. В последнее время Бродерман ещё усиливал это впечатление, к собственной выгоде и на пользу своим родным. С точки зрения расы, он был амбивалентен — самый настоящий хамелеон. Его испанская речь свободно скользила между кубинской, сальвадорской и «чиланго[99]»-версиями, а когда он принимался трещать на языке чернокожих американцев, Тито не мог разобрать ни слова. Бродерман был заметно выше него, отличался худощавостью и вытянутым лицом, а ещё — постоянной краснотой в глазных белках.
—
—
— Всё по-старому, — ответил гость, наклоняясь, чтобы поймать и стиснуть ладонь Тито. — А ты у нас герой дня.
— Не люблю ждать, — сказал Тито и встал, чтобы размять затекшие от беспокойства спину и р
Голая лампочка над головой, казалось, горела ярче прежнего; Вьянка и её успела начисто вытереть.
— Зато я видел вашу Систему, братишка. — Бродерман поднял руку с белым пакетом. — Карлито прислал тебе обувь.
На чёрных туфлях ещё сохранились фирменные сине-белые ярлычки «Адидас». Тито присел на корточки у запакованного в мешки матраса и снял старые ботинки. Потом натянул «Адидасы» поверх не очень плотных носок, оторвал ярлычки и, крепко натянув шнурки, завязал их. Поднялся на ноги, покачался, чтобы проверить, удобно ли.
— Модель GSG9, — сообщил Бродерман. — Разрабатывалась для спецподразделений германской полиции.
Тито расставил ноги на ширине плеч, убрал свой «Нано» под майку, набрал в грудь воздуха и
