сделал сальто назад, едва не задев носками голую лампочку на потолке. Он приземлился в трёх футах от места, где только что стоял, и ухмыльнулся Вьянке, но та и не подумала улыбнуться в ответ.
— Схожу, куплю еды, — сказала она. — Ты что будешь?
— Всё равно, — ответил Тито.
— А я, пожалуй, начну погрузку, — вызвался его кузен, легонько пнув носком ботинка груду чёрных мешков.
Вьянка передала ему свежую пару хлопчатобумажных перчаток.
— Помочь? — вызвался Тито.
— Не надо. — Бродерман натянул перчатку и погрозил кузену белым пальцем. — Повредишь себе что-нибудь, растянешь, а Карлито нам головы оторвёт.
— Он прав, — на полном серьёзе поддакнула Вьянка, надевая бейсболку вместо бумажной сеточки. — Так и доиграться можно. Ладно, давай сюда бумажник.
Тито повиновался.
Она достала два документа, оформленных на фамилию, которой чаще всего пользовались в их семье, — Геррера.
Тито посмотрел на кузена, потом на кузину — и опустился обратно на матрас.
29.
Под изоляцией
Лёжа в полном облачении на постели, затянутой гостиничным покрывалом, Милгрим думал о новой таблетке. Эзотерический эффект от «Райз» отдалённо напоминал впечатления от поедания исключительно горячего цыплёнка, жаренного в сычуаньском стиле с острым соусом.
И не просто горячего, а ещё и должным образом приправленного. Настолько, что посетителю приносят блюдце с ломтиками лимона, которые нужно высосать, чтобы немного смягчить последствия ожога. Как давно уже Милгриму не доставалось такой пищи. Он и забыл, когда получал от еды удовольствие. В последнее время мужчина свыкся с китайскими блюдами преувеличенно кантонского направления, вроде той безвкусной мешанины, которую принесли ему в прачечную на Лафайет-стрит, а сейчас вдруг отчётливо вспомнил то удивительное ощущение, когда запиваешь нешуточный ожог от пряностей чашкой холодной воды, и та заполняет рот целиком, но странным манером не касается кожи, как если бы всё внутри покрывала серебристая молекулярная мембрана китайской антиматерии, чудо-изоляция из волшебной сказки.
Вот и «Райз» вызывал похожее чувство, только роль холодной воды играло желание быть собой, или быть собой хотя бы в главном, или же просто быть, что на деле сложнее всего. Причём, если рецепт погрубее заставил бы выплюнуть воду, то после «Райз» её хотелось держать и держать во рту, наслаждаясь ощущением серебристой мембраны.
Не открывая глаз, Милгрим почувствовал, как Браун приблизился к незапертой двери между комнатами. И неожиданно услышал собственный голос:
— Любая нация зиждется на своих законах, которые не зависят от внешних условий. Человек, изменяющий принципам в зависимости от обстановки, лишён их вовсе. Нация, изменяющая собственным законам, не имеет их вовсе и по прошествии времени теряет своё лицо.
С этими словами он распахнул веки: разумеется, Браун стоял на пороге с полуразобранным пистолетом в руке. Вечерняя чистка, смазка и проверка оружия превратились для него в ритуал; так, по крайней мере, казалось Милгриму, который ни разу не видел, чтобы Браун стрелял в кого-нибудь.
— Что ты сказал?
— Неужели мы вправду настолько боимся террористов, что готовы своими руками разрушить основы общества, которые сделали Америку Америкой?
Милгрим слушал себя как бы со стороны, всё более проникаясь изумлением. Откуда брались эти мысли? Прежде они не мелькали в его сознании… Ну, может быть, и мелькали, но не в таких лаконичных, отточенных формулировках, против которых, пожалуй, нечего было возразить.
— Какого хре…
— Если да, значит, враг своего добился. Ведь в этом и заключалась его цель, его единственная задача — запугать нас, принудить отказаться от правовых норм. Отсюда и слово — «террорист». Страх перед угрозами заставляет нас подрывать свои же общественные устои.
Браун разинул рот. Потом закрыл его.
— А причиной тому давно известное заблуждение, которое внушает человеку нелепую веру в лотереи. С точки зрения статистки, почти никто и никогда не выигрывает по билетам. Вот и акции террора, с точки зрения статистики, явление практически не существующее.
Милгрим ещё не видел, чтобы у Брауна было такое лицо. Мучитель молча кинул на покрывало упаковку с лекарством.
— Доброй ночи, — отстранённо пожелал ему пленник, по-прежнему окутанный непроницаемой серебристой мембраной.
Браун без слов повернулся и медленно ушёл к себе, сжимая полуразобранный пистолет.
А Милгрим выбросил правую руку к потолку, вытянув указательный палец и согнув большой; сделал вид, будто стреляет; затем опустил воображаемое оружие обратно. Он даже не знал, что и думать о своей ситуации.
30.
След
Коробка со шлемом от «Синего муравья» покоилась на соседнем сидении. Журналистка ехала в Малибу. Над Беверли-Хиллс ярко светило солнце, однако пока машина добиралась до моря, небо затянулось солёными тучами и стало похоже на черно-белый снимок.
Гостиничный завтрак, нечеловечески полезный для здоровья, требовалось чем-то дополнить, и Холлис заглянула в «Гладстон», где, положив коробку со шлемом на массивную деревянную скамейку напротив, подкрепилась супом-пюре из моллюсков и большой «Колой». Резкий, пульсирующий свет на побережье напоминал головную боль.
В последнее время кое-что изменилось, размышляла про себя Холлис. Теперь она выполняет заказ «Нода», и любые затраты будут полностью покрыты. Такой взгляд на вещи её устраивал; всё лучше, нежели видеть себя наёмницей Бигенда или «Синего муравья». В конце концов, формально положение журналистки осталось прежним: согласно договору, она на вольной контрактной основе обязалась написать для «Нода» статью о локативном искусстве, состоящую из нескольких тысяч слов. С такой ситуацией можно примириться. Что же касается версии Бигенда, тут всё гораздо туманнее. Пиратские лодки, морские команды ЦРУ, грузовое судоходство, оборот оружия массового поражения и охота за ним, связь между Бобби Чомбо и контейнером — журналистка не знала, во что и верить.
Расплачиваясь, она вспомнила про деньги Джимми: конверт остался в номере «Мондриан», в маленьком сейфе под кодовым словом «КАРЛАЙЛ». Как с ними поступить? Инчмейл обещал удостовериться, что купюры не фальшивые. Надо бы заставить его сдержать слово, а потом уже действовать по обстоятельствам.
Мысль о новой встрече, как всегда, породила двойственное чувство. Газетчики часто трубили о том, что они с Регом — пара, хотя это и не было правдой, по крайней мере, в обычном, плотском смысле слова, никаких пошлостей; и всё-таки связь существовала, связь очень глубокая, хотя и без примеси секса. Они рука об руку создавали «Кёфью», стали двумя проводами, по которым бежало электричество музыки, а Джимми и Хайди всеми силами скрепляли группу, сколько могли. Обыкновенно бывшая певица благодарила силы, управлявшие людскими судьбами, за то, что в жизни Инчмейла возникла божественная Анжелина из
