— Мотивы? — спросил оператор.
— Человек в опасности, — скупо ответил Илья и, помедлив, будто слова эти не давались ему, добавил: — Возможно, опасен и сам.
— Даю минутную готовность, — оператор сделал на пульте какое-то переключение.
Илья даже поёжился, представив, как вызов совета Мира заставляет всех и каждого отвлечься от своих срочных или несрочных дел, взглянуть на браслет связи или на общий экран. Миллиарды людей сейчас будут…
— Говорите, — позвал его оператор. — Земля слушает вас.
— …Сорок минут назад, — Илья заканчивал своё обращение, — Жданов находился в районе строительства Музея Обитаемых миров. Гнев неправедный или отчаянье владеют сейчас им — я не знаю. Но кто бы ни встретил его, — сообщите мне. И будьте с ним бережны.
Планетарный эфир отозвался лишь тихими шорохами. И в этой тишине Илье почудилось ожидание огромного множества людей. Внимательное, ещё не укоризненное, но уже чуть-чуть недоумённое ожидание. Будто он что-то забыл сказать. Необязательное и в то же время самое главное. Ждал и оператор, хотя две минуты уже истекли.
И тогда Илья, повинуясь какому-то наитию, торопясь, чтобы не прервали планетарную связь, добавил мгновенно сложившуюся формулу:
— Я, Илья Ефремов, нарекаю Анатоля Жданова братом своим! Готов разделить судьбу его и ответственность за все его действия.
Сразу стало легче.
Все тревоги на время отодвинулись на задний план. Осталась одна лишь мысль — настойчивая, острая: «Успеть!».
Илья решительным движением поднял панель пульта управления гравилетом, нашёл продолговатый жёлтый брусок блока ограничителей и попробовал его вынуть. Блок не поддался. «По-видимому, конструкторы предусмотрели, что найдутся охочие… — отметил с досадой Илья. — Но тогда они должны предусмотреть и…»
Он поспешно достал жетон с изображением Солнца, вставил его в щель на пульте, под которой значилось: «для служебных программ». Жёлтый брусок блока ограничителей упал в подставленную ладонь.
…Ускорение распластало его сильное тело в кресле, отозвалось внезапной болью в каждой клеточке, нерве, сосуде.
Возносящаяся капелька гравилета всё глубже проникала в стратосферу. Уже заметно округлилась внизу Земля, подёрнулась голубизной. Уже подступала со всех сторон ночь внеземелья, а маленькая машина карабкалась и карабкалась вверх.
Затем наступила кратковременная передышка. Илья судорожно втянул воздух, будто это был его первый вздох. Розовая пелена в глазах заколебалась, стала тоньше, прозрачнее.
Кто-то позвал его.
Из объёма изображения на Илью смотрел уже знакомый ему диспетчер службы Контроля Евразии. Как же его «зовут?.. Мысли ворочались тяжело и непослушно. Зовут?.. Кажется, Курт…
Илья, стараясь унять противную дрожь в руках, показал жетон.
— Знаю, — кивнул Леманн. — Но всё же, Садовник, пожалейте себя. Такие перегрузки…
— Я боюсь не успеть, — перебил его Илья. — Нельзя, чтобы я не успел. Никак нельзя!
Леманн опять кивнул.
— Можете пока не контролировать полёт, — сказал он, опуская взгляд. — Мы поведём вас. До посадки. Задавайте только главные параметры: скорость, курс. Это, к сожалению, всё, что мы можем сделать для вас.
— Спасибо, Курт. — Илья вымученно улыбнулся. — У меня есть просьба. Брат Анатоль на вызовы почему-то не отвечает. Дайте мне, пожалуйста, пеленг его браслета связи.
— Будет сделано. Мы поведём вас по пеленгу.
Гравилет нырнул вниз. Ускорение» на сей раз было не такое сумасшедшее — во рту по крайней мере не появился привкус крови.
До сих пор Илья только действовал — не раздумывая, полуавтоматически. Теперь, наконец, появилась возможность оглянуться, попробовать представить ситуацию.
Что же приключилось с Анатолем?
Однозначного ответа на этот вопрос не было. Его могла знать — скорей всего знает! — Ирина, но что-то мешало Илье вызвать её и вот так, прямо сейчас, расспросить подробности. Ей и без того тяжело. Переживает… Да и какие подробности тебе нужны? Ведь Ирина ясно сказала: «Он ничего так и не понял». Это значит, Анатоль не понял главного. Он так и не уразумел, что дорог Ирине, что нужен ей, но не такой, каким был, каким есть сейчас, а овладевший собой. Он не понял, что требовательная любовь Ирины не приемлет его болезненное самолюбие, импульсивность и непоследовательность, его нетерпение. А значит, не разглядел и самой любви. Значит, опять выстегал себя по старым ранам, опять перед ним стена ложной безнадёжности…
Гравилет завибрировал, входя в нижние, более плотные слои атмосферы. Слева по курсу мелькнули и пропали розовые перья так называемых перламутровых облаков. Земля разбухала буквально на глазах — сумеречная, безбрежная, одетая в лохматую шкуру тайги. Она была уже полусонная и только неяркий костёр Свердловска, мерцающий у самого горизонта, да редкие жёлтые прожилки магнитотрасс подтверждали: земля эта всё-таки обитаема.
Гравилет шёл уже на высоте двух-трёх километров.
Илья начал узнавать местность. Сейчас промелькнёт речушка. Точно. Вот она. Дальше будет энергетический центр, ещё дальше — грузовой космодром, куда прибывают экспонаты со всех Обитаемых миров, а километрах в двенадцати от него — посёлок строителей.
Гравилет вздрогнул и круто забрал влево. Там, если ему не изменяла память, находился центральный котлован будущего музея, а среди сосен и скал хранились бесценные образцы первых внеземных баз и построек.
«Чего его сюда занесло? — с тревогой подумал Илья об Анатоле. — Что он тут ищет?»
На пульте зажёгся красный огонёк: автопилот сообщал, что цель полёта уже можно увидеть невооружённым глазом. Илья перешёл на бреющий. Его лёгкая машина закружила над верхушками деревьев, неосвещёнными куполами и зданиями.
Анатоля нигде не было.
Илья включил прожектор и ахнул.
Под гравилетом, в кругу света, на теле земли чернел рваный шрам. Так показалось в первый миг. Дальше взор Садовника отметил, что на самом деле это огромный отвал, в котором смешались вывороченные с корнями деревья, валуны, элементы каких-то металлических конструкций. С другой стороны двадцатиметровой «просеки» громоздился точно такой же вал.
«Неужели… Анатоль? — обожгла Илью страшная догадка. — Неужели в нём пробудилось древнее и дикое желание разрушать?!»
Он бросил гравилет вдоль «просеки».
Десятки изумительных творений человеческих рук валялись по обе стороны ровной, как дорога, полосы — раздавленные, искорёженные, кое-где сочащиеся дымом. Вот торчит угол бревенчатой фактории с Гелиоса — двойника Земли. Рядом чей-то видавший виды космобот, который и в этом последнем сражении оказался молодцом — слепая сила неизвестного механизма только опрокинула его, согнула одну из опор. А что это? Господи, это же подводное поселение с Лорелеи: огромное полураздавленное «яйцо» горело изнутри, и неестественное зелёное пламя облизывало верхушки сосен.
Это страшное зрелище подстегнуло Садовника. Сцепив зубы, он рванул штурвал на себя. Гравилет подпрыгнул метров на триста, и Илья одновременно увидел чёрную пропасть центрального котлована, окружённую редкой цепочкой огоньков ограждения, а чуть южнее — сверхмощный «Голиаф», крушащий всё на своём пути и медленно продвигающийся к котловану.
«Там около двух километров глубины… Защитное поле вокруг котлована рассчитано на неосторожность человека. Двух, трёх от силы. Плюс резерв. Всё равно — не наберётся и тонны…
