Черт побери! Как же он не додумался! Тула ведь была, как и он сам, чувствительна, восприимчива к обстановке и настроениям. Она читала его лицо, как открытую книгу, потому что была одной из «меченых» рода Людей Льда.
Хейке быстро улыбнулся ей, желая подбодрить и успокоить, но улыбка получилась неубедительной.
Как только обед закончился, она отвела его в сторону.
— Хейке!
Он взял ее за руку.
— Успокойся, я посмотрю Томаса. Не думаю, что там что-то серьезное, просто эти разъезды доконали его.
Ее ногти вонзились ему в кожу.
— Если с Томасом что-то случится, у меня больше ничего нет. Ничего!
— У тебя есть Кристер, — напомнил Хейке. — Ты нужна ему.
— Надолго ли? Он взрослый, Хейке. И каким бы замечательным ни был мой сын, он не Томас!
Хейке осознал всю серьезность положения. Осознал, как мало связывает Тулу с миром обычных людей. Это малое — Томас, их любовь друг к другу.
— Я знаю, Тула. Если ты его потеряешь, это конец, верно?
— Это конец. Тогда я проиграю битву. И видят боги, как она была тяжела.
Хейке содрогнулся. Только они с Тулой знали, что произойдет, если Тула потеряет опору в жизни. Возможно, еще пару лет Кристер будет зависеть от нее. Но когда покинет отчий дом…
Тогда даже внуки не в состоянии долго удерживать ее в рамках человеческих правил и законов.
— Я сделаю для Томаса все, что смогу, — сказал он. — Только заставь его больше отдыхать. Особенно в ближайшие дни, он совсем на грани, понимаешь? Держится только за счет силы воли.
— Я сейчас же уложу его в постель, — торопливо прошептала она. — Поможешь мне уговорить его? Он так упрям. Не хочет меня огорчать.
— Я должен серьезно поговорить с ним.
Хейке так и сделал. Вечером он отвел Томаса в уединенное место и долго говорил о Тулиной любви. Подчеркивал, как много Томас значит для ее душевного равновесия, и втолковывал, что тот должен думать о себе самом, чтобы таким образом помочь ей.
Хейке осмотрел его и заставил лечь в постель — в комнате, предоставленной Молином в распоряжение супругов.
— Я объясню нашему хозяину, в чем дело, — обещал Хейке. — Уверен, что он первый все поймет.
Томас был достаточно сговорчив. Как здорово немного отдохнуть, да еще когда о тебе заботится сам Хейке.
— Знаешь, я беспокоюсь за парня. Хейке улыбнулся.
— За Кристера? Вот уж если кто твердо стоит на земле обеими ногами, так это Кристер. Ты можешь гордиться таким сыном. В парнишке есть порох.
— Но он так наивен.
— В этом его сила. Счастлив тот, кто может сохранить детский ум, радоваться мелочам и воспринимать все новое распахнутым сердцем! Это мы закоснели в своих суждениях. Мы, все повидавшие и закрытые для новых впечатлений. Нам стоит посочувствовать. Должно быть так и эдак, говорим мы и знать не желаем ни о чем другом. Мы утратили главное: любопытство. Или вернее сказать, жажду знаний; любопытство иногда — ужасная вещь.
Томас улыбнулся.
— Не думаю, что ты, Хейке, закоснел в своих убеждениях.
— И ты тоже нет. Я говорю о стариках в целом. А сейчас выпей-ка укрепляющие сердечные капли: их рецепт идет еще от Ханны, а эта замечательная женщина кое-что умела!
— Ты серьезно, Хейке?
Его друг помедлил с ответом.
— Ты переутомился. Если будешь продолжать в том же духе, дело может принять серьезный оборот. Ради нас ты должен полностью расслабиться, хотя бы на недельку. Лекарство подкрепит твои силы. И здоровье быстро пойдет на поправку.
— Спасибо! Хейке… что ты думаешь о Кристере? Он «меченый»?
— Кристер? — улыбнулся Хейке. — Нет. Но не стоит ему об этом рассказывать, рано или поздно он сам убедится. Нет, почти точно «меченым» будет ребенок Анны-Марии и Коля. Тогда Кристер смирится, вот увидишь.
— Только бы он прежде не наделал глупостей, — произнес Томас, глядя куда-то в пространство.
— Такая опасность существует, — согласился Хейке. — Будем глаз не спускать с него и его фокусов.
Когда Молину сообщили о Томасе, старик пошел к нему и целый час просидел у его постели. Им было о чем поговорить. О коварных симптомах болезней, о тайном страхе смерти, о Хейке, Туле и мистических Людях Льда — и, что немаловажно, о будущем Кристера.
Молин обещал известить Томаса, если появятся или дадут о себе знать отважные «разведчики» Кристер, Коль и полицмейстер. Потому что, как сказал Томас, немного совестно лежать без дела, когда вокруг столько всего происходит.
Когда Молин ушел, явилась Тула. Она была так энергична и заботлива, что Томас попросил ее умерить прыть, — а то он лишится последних сил, наблюдая за ее попытками уподобиться доброй самаритянке.
Тогда Тула тихо прилегла рядом с ним и обняла его за шею.
— Никогда не покидай меня, Томас! Никогда-никогда! Ты сам до конца не понимаешь, что ты для меня значишь.
Он грустно улыбнулся и прошептал:
— Я думаю, что мы очень, очень любим друг друга.
— Да, — тихо откликнулась Тула. «И более того, — добавила она про себя. — Гораздо более. Пока у меня есть ты, я могу быть обычным человеком».
— Останься со мной, Томас! — отчаянно взмолилась она.
Он погладил ее щеку. Тула, единственная женщина, которую он когда-либо любил, и о которой так мало знал!
12
Полицмейстер и Коль боялись, что санитары попытаются остановить их на подъезде к Нуртэлье. Магдалене не следовало бы ехать прямо в дом к дедушке и рассказывать о зловещем приюте.
Но всадники больше не показывались. Очевидно, они поверили полицмейстеру на слово — что у Кристера расстроился живот и он остался поблизости от «Милосердия». Похоже, теперь они рыскают в окрестностях лечебницы. В поисках Кристера и девочки.
Туда им и дорога.
Когда повозка вкатила на двор Молина, уже почти стемнело. Однако, несмотря на поздний час, целая делегация встречающих высыпала на крыльцо, чтобы узнать новости. Когда из повозки показалась маленькая Магдалена, слуги встретили ее громом аплодисментов, а Молин был так ошеломлен, что пришлось принести ему стул. Да и все остальные украдкой утирали слезы.
