— А, «исполни мое тайное желание»…
И тут же нахмурился, догадавшись, какое тайное желание сжигало душу ребенка, которого еще не называли Бронником.
А незаконный королевский сын продолжал:
— Когда мать умирала, она молилась дори-а-дау. Я случайно услышал… Она не просила выздоровления. Она хотела лишь увидеть перед смертью, как исполнится мое желание, то, тайное, заветное. И умоляла богиню так, что я и не усомнился: это сбудется… А вот не сбылось! Она умерла одна, никто не пришел с ней проститься. И на похороны тоже никто не пришел.
На самом деле с несчастной женщиной честь честью простились родственники, а у погребального костра стояла вся деревня. Но Бронник не имел в виду соседей. Король это понял и еще больше помрачнел.
— После этого я остался на Эрниди лишь до первого корабля. А когда судно отчалило, я плюнул с борта в воду и сказал: «Чтоб ты сдохла, хвостатая гадина!»
Все-таки в отце и сыне было много общего: король тоже не стал оправдываться, ссылаться на клятву, данную покойной жене. Он угрюмо помолчал, обвел взглядом вересковую пустошь и сказал:
— Гляди, стражники!
В самом деле, издали навстречу шли двое стражников, из тех, что искали пропавшего принца.
Пока они не подошли, Бронник заговорил негромко, быстро и горячо:
— Государь, я тяжко виновен… не знаю, какую кару ты назначишь мне, но умоляю об отсрочке! Во имя того, во что ты веришь, позволь остаться дарнигаром до тех пор, пока не управимся с чудовищем! Это невыносимо — перед смертью знать, что оставляешь врага живым!
Ответный тон короля был удивленным и недружелюбным:
— «Во имя того, во что ты веришь»? Странные слова.
Стражники были уже близко. В отчаянии Бронник нарушил запрет, который сам себе поставил много лет назад:
— Я никогда и ни о чем не просил тебя, отец. Теперь умоляю лишь о нескольких днях, неужели это так много?
— Вообще-то да, много, — после паузы отозвался Фагарш. — Но, по справедливости говоря, ты имеешь право и на большее. Хорошо, пусть будет так. А вот и твои люди. Командуй, дарнигар!
29
Страшно всем, но кое-кому еще и обидно! И даже очень обидно!
Шатаешься, понимаете ли, по морям, грабишь корабли, разоряешь приморские деревни и городишки, потом спускаешь награбленное с девками в кабаках. Словом, грешишь направо и налево, начисто забыв о золотых денечках детства, когда мама за ручонку водила тебя в храм и учила молитвам.
И вдруг в кои-то веки просыпается в тебе благочестие. Ты требуешь и молитву, и жреца, и храм — пусть капитан хоть посреди моря все это добудет!
Ну, благочестие просыпается не совсем внезапно, а после появления на борту жуткого демона, но это мелочь. Главное — высокие чувства, которые горят в груди! И ты с нетерпением высматриваешь на горизонте остров. Рисуешь в мечтах храм, такой же величественный, как виденный в детстве. Споришь до драки с другими матросами, как точно, слово в слово звучит молитва «Охрани меня в дальнем странствии». Бросаешь монеты в идущую по кругу шапку, потому что капитан, наррабанская языческая сволочь, предупредил: молебны будут служиться за счет команды.
(Боцман даже предложил похитить жреца, чтобы впредь тот плавал на борту «Белопенного», но команда его не поддержала, узрев в этом некоторый перебор.)
И теперь, прибыв в порт, пираты вдруг обнаружили, что островитянам не до их духозного просветления. А здешний жрец слишком занят: молится о спасении эрнидийцев от чудовища, напавшего на остров.
Вот так. Плыли, плыли и наконец приплыли. Можно поздравить друг друга.
Будь по-прежнему капитаном Бикат, он бы сразу приказал поднять паруса и отчаливать. Но Сарх относился к суше с большим доверием, чем к морю.
Потому пираты потрясенно глядели, как поднимается над поверхностью бухты бело-желтый, с перламутровым отливом купол. Сердца моряков бешено стучали в такт сердцам горожан, высыпавших на пристань. И женщин, которые спрятали детей в скалах и вернулись, чтобы вместе с мужчинами драться за свои дома. И стражников, которые с рассвета ждали на берегу: дарнигар предположил, что именно здесь враг нанесет удар, и оказался прав.
Сам дарнигар стоял меж костров, над которыми клокотали два котла — с кипятком и со смолой. Глядел Бронник спокойно и уверенно, словно ему предстояло не сражаться с чудовищем, а проверить на плацу, как бьют в мишень из арбалетов лодыри-стражники.
Рядом с ним смотрел на море Фагарш — никому не удалось уговорить короля в этот тревожный день остаться во дворце.
Тут же был и жрец, оставивший храм на ученика. Его твердое лицо отрешенно замкнулось, губы внятно выговаривали слова молитвы.
До сих пор присутствие государя и жреца на пристани укрепляло дух горожан. Но в ужасный миг, когда слизистый переливающийся монстр беззвучно начал вырастать из воды, никто не думал о короле.
Те, кто видел слизняка вчера, с содроганием поняли, что он вырос и разбух раза в полтора. Светлые разводы легко плыли по скользкой туше. Купол медленно скользил в бухту, словно его гнал ветер, ровно тянущий с моря.
И вдруг все разом изменилось! Чувства людей — с ужаса на изумленный восторг. Цвет слизняка — с бледно-желтого на темно-серый. А поверхность бухты — с ровной, чуть рябящей на бешено пляшущую вокруг непрошеного гостя.
Негромкий выдох сорвался с губ каждого, кто глядел сейчас на залив. Волны шли против ветра! Вздымались в воздух, били слизняка без пощады!
Рыбаки восхищенно бранились: они-то знали, что такой удар в борт легко перевернул бы большую лодку.
Сам залив встал на защиту берега!
В этот миг лишь исступленно молящийся жрец помнил о Безымянных богах, все остальные взывали на выдохе, на стоне, на вскрике:
— Дори-а-дау!
С крутой скалы, похожей на сгорбленного медведя, за происходящим в бухте с недоумением наблюдали чародеи.
Впрочем, Фолианту было не до удивления. Упав на колени, стиснув зубы, он пытался противостоять чужой магической воле, которая гнала в открытое море созданного им монстра.
Старуха раскачивалась, словно штакальщица у погребального костра. Но с губ ее слетали не жалобные причитания, а ругательства, да такие свирепые, что с похорон бабку бы выставили. Неизвестно, кто ругался — Лейтиса или Орхидея. Скорее всего, обе. Хором.
Ураган сидел спиной к морю, чтобы не отвлекаться. Серьезный и сосредоточенный, контролировал он поток магической энергии, идущей сквозь черное зеркало из Подгорного Мира.
Красавчик, растянувшись на пузе, пялил глаза на битву в бухте, как на представление бродячего балагана.
Был здесь и Айрунги. Хотя вчера он и решил, что больше не служит этим сумасшедшим покойникам, но не торопился раньше времени огорчать союзников разрывом. Успеется. Айрунги подмечал каждое движение слизняка. Впрочем, время от времени он кидал взгляд на пристань и скалы вокруг, ища знакомую головку с бронзовыми косами. Не находил и не знал, тревожиться ему или, наоборот, радоваться, что Шаунары здесь
