нет.
— Чуткий предупреждает: силы Ящера на исходе, — подал голос Ураган. — Сдохнуть может.
— Ничего… — прохрипел Фолиант, словно поднимая непосильную тяжесть. — Я сейчас… я его… уже почти задавил…
— Да! — взвыла Орхидея. — Я чувствую! Оно вот-вот околеет!
— А ну, хорош дурить! — рассердился Ураган. — Оно околеет, Ящер тоже — что тогда будем делать?
Орхидея встревожилась (возможно, представила себе, что не сумеет возвратить свою молодость):
— Правда, прекрати сейчас же! Пусть Белесый отдохнет.
— Король подумает, что мы струсили, — еще возражал Фолиант, но его руки, плечи, шея уже расслабились, словно он сбросил ношу.
— Не подумает. Я напишу еще одно письмо, а этот… — По лицу старухи было видно, что она забыла имя Айрунги. — Этот подбросит письмо во дворец.
Над сникшим слизняком нависала уже на волна, а мощный щит — тяжелый, окаймленный пеной, собравший в себя такую массу воды, что у причала обнажились заросшие водорослями темные сваи, а стоящий на якоре корабль потянуло от берега.
Под неистовые крики людей Тварь дрогнула, затряслась, как студень, вывалившийся из перевернутой миски, и начала погружаться.
Водяной щит рухнул в бухту, подняв тучу брызг, в которой заиграла радуга, и заставив «Белопенный» заплясать на якорной цепи.
Люди кричали, пели, хохотали, обнимали друг друга. Стражники смешались с толпой. Курносая внучка пасечника расцеловала короля, что его отнюдь не разгневало. Лекарь Марави, тихий старичок, любитель древней книжной премудрости, совершил нечто невероятное: встал на руки итак пошел по набережной! (Правда, сразу шлепнулся и встал, держась за поясницу, но лицо не перестало сиять.) У всех на устах было одно слово: «Дори-а-дау!» Даже дарнигар, свирепый гонитель древней веры, шептал что-то благодарное богине-охранительнице, которая словно явилась из его детства.
Лишь двое не разделяли общего восторга.
Жрец стоял поодаль от беснующейся толпы, скрестив руки на груди и надменно вскинув голову. Он-то знал, чьи молитвы отогнали чудовище. Но разве вразумишь этих ликующих дикарей!
А под досками причала, среди свай, балансировала между жизнью и небытием сама дори-а-дау.
Сейчас никто не назвал бы это существо «красавицей из глубины». Тело морской госпожи было таким же рыхлым и бесформенным, как у ее недавнего противника. Дочь Морского Старца не знала боли в человеческом, земном понимании этого слова, и все же она испытывала истинное страдание!
Надо было скорее выбраться на берег, принять человеческий облик, ведь ее отсутствие могло быть замечено. Но она не могла, не могла, не могла!..
Дори-а-дау была не старшей из дочерей Морского Старца, но все-таки около шести сотен лет прожила в этих водах. Даже если отбросить долгие десятилетия спячки, все же получится весьма солидный возраст. И за все это время морская госпожа впервые выдержала настоящий бой. Кто посмел бы тягаться с ней в родных глубинах? Сестры? Но океан справедливо разделен отцом, ни одна дори-а-дау не завернет в подводные угодья другой.
И тут впервые — равный противник… ладно, какой уж там равный, скажем честно: превосходящий в силе. Еще немного — и конец бы морской принцессе. Нет, больше дори-а-дау не сунется в бой с этой Тварью! Даже ради спасения острова Эрниди!
Одно морская хозяйка знала точно: для чудовища вода такая же родная стихия, как и для нее самой. И если кто-то рискнет сразиться с загадочным существом, пусть делает это на суше. Как можно дальше от черты прибоя!
— Каждую мелочь, почтенный Айрунги! Имеет значение решительно все!
— Я понимаю. — Айрунги сосредоточился, вспоминая разгром рыбацкого поселка. — Итак, двое рыбаков. Одного слизняк сшиб с ног, навалился на него и обволок слизью. Бедняга дергался, но недолго. Сначала тело просвечивало сквозь «студень», но быстро расплылось красно-бурым пятном. Вывод: слизь не только душит человека, но и разъедает, растворяет его.
— У тебя зоркие глаза и железные нервы, если смог все так рассмотреть!
Айрунги спокойно и твердо встретил недоверчивый взгляд дарнигара:
— Не буду скромничать. Ученый обязан быть зорким и хладнокровным.
— Не отвлекайся! — вмешался король. — Что было со вторым рыбаком?
— Его слизняк поглотил уже мертвым.
— Как он умер?
— Тварь плюнула в него куском своей слизи.
— Вот это скверно! — встрепенулся дарнигар. — С какого расстояния?
— Как отсюда до окна. «Кисель» облепил бедняге лицо и голову.
— Паршиво. Но это, надеюсь, все?
— Не совсем, — развел руками Айрунги. — Есть еще одна приятная подробность. Одному из стражников удалось мечом отшвырнуть кусок «киселя» прочь от чудища. Так вот, когда слизняк начал отступать к морю, этот кусок зашевелился, заскользил следом, догнал чудовище и слился с ним.
— Что-о?
— Вот именно, почтеннейший дарнигар. Рискну предположить, что любая часть монстра может действовать самостоятельно. Разорви слизняка на десять частей — получишь десять слизняков, и каждый будет опасен.
На самом деле Айрунги не предполагал — он все знал точно. От Фолианта. Но ведь не сошлешься на достоверный источник!
— Стрелы для драки не годятся, — хмуро сказал Бронник. — Тварь их выплевывает. Наши парни их потом на берегу собирали.
— Я видел, — кивнул Айрунги. — Наконечники целы, а древки разъедены какой-то кислотой. У меня на этот счет есть некоторые соображения…
Он замолчал: выразительный взгляд дарнигара заткнул ему рот прочнее кляпа. Взгляд его говорил: «Что делает на военном совете наставник маленького принца? Рассказал, что видел, и спасибо ему. Пусть идет в детскую и объясняет ребятишкам, сколько будет два плюс два…»
Айрунги не пожелал понять намека. Король же почему-то не отсылал его.
— До чего наглое письмо, — задумчиво сказал Фагарш. Он держал лист бумаги, хорошо знакомый Айрунги. — Очень уж они уверены, что завтра на их пути не встанет никакой, как они выражаются, непрошеный защитник.
Айрунги прикусил язык — так ему хотелось прокричать, откуда у противника такая уверенность.
— И опять требуют серебряный талисман, — вздохнул король. — Ясно, штука непростая. Но я бы ее отдал, лишь бы люди не гибли.
— А по мне, так не надо отдавать! — сурово отозвался Бронник. — Сегодня — талисман, завтра — корону, а что послезавтра?
Король неприязненно глянул на дарнигара. И Айрунги уже не в первый раз отметил для себя: что-то изменилось между Фагаршем и Бронником.
Он скромно потупил глаза и примирительно сказал:
— Стоит ли спорить о талисмане, если он все равно не найден?
Бронник вновь попытался взглядом поставить на место обнаглевшего учителишку. И вновь ему это не удалось. Айрунги взирал на него безмятежно и ясно. Так столетний дедок, сидя на крыльце, смотрит на играющих малышей.