32
— Молодцы-то вы молодцы, но что делать с вашей находкой? — Сарх озабоченно глянул на бледного подростка в ошейнике, стоящего на палубе в кольце пиратов. — Я привел жреца, он у трапа ждет — сами же очистительный обряд хотели! Ну и куда нам это сокровище упрятать, чтоб не было хлопот?
Дайру рухнул на колени:
— Господин! Какие от меня хлопоты?! Знаешь ведь, я сам под твою руку хочу, еще на Тагизарне просился!
— Врет, — убежденно сказал Пень. — Ты спроси, чего он за нами всю дорогу тащился да подглядывал?
— Потому и тащился, что своему счастью не верил! Где Эрниди, а где Тагизарна? Ты, рыжий, не рычи, я ж вас не сдал страже, а просто следом шел!
— Потом разберемся, — нетерпеливо махнул рукой Сарх. — Жрец дожидается! Пока надо парня спрятать.
— Скрутить да бросить в трюм, — пожал плечами Баррах.
— Что б ты понимал в очистительных обрядах! — презрительно возразил наррабанцу боцман. Пират не знал и не хотел знать, какие у капитана счеты с тощим сопляком в ошейнике, но понял главное: пленника надо спрятать. — Жрец должен весь корабль обойти! От носа до кормы! И в трюм он спустится!
— Можешь предложить что-нибудь? — деловито спросил капитан.
— А то как же! Вон на палубе шлюпка стоит. Спустить на талях за борт — не на воду, а чтоб в воздухе висела. Парня связать, кляп в рот — и…
— Понял! Отлично! Исполнять, да побыстрее! А я к жрецу пошел!
Издали доносилось торжественное песнопение: экипаж тянул за жрецом слова очистительной молитвы. Дайру, скрученный по рукам и ногам, лежал на дне шлюпки. Рот его был завязан тряпкой, по щекам текли злые слезы.
Через борт перегнулся какой-то парень, совсем еще мальчишка, такой же белобрысый и долговязый, как и сам Дайру.
— Эй, ты там живой? — заговорщически окликнул он пленника. — Потерпи маленько. Трюм освятили, скоро на палубу вылезут. Как жрец уйдет, так тебя сразу отсюда вынут. Я у тебя пока спрячу мою псину, а то капитан увидит, рассердится. Обряд все-таки. Не возражаешь?
Последняя фраза была шуткой, над которой юнга сам захихикал. Затем он исчез и почти сразу вновь возник над бортом.
— Не вырывайся, дурак, не в море кидаю!
Что-то мягкое, живое тяжело шлепнулось на живот Дайру, когти больно заскребли по боку.
— Все, побегу, а то заметят, что я не на молитве. Смотри, парень, не обижай ушастого! Я его потом тихонько вытащу.
На груди у Дайру восседал несуразный пес, толстый, вислоухий, с добродушной удивленной мордой.
Нелепость ситуации и эта обаятельная зверюга на груди внезапно помогли парнишке успокоиться. Даже стало стыдно: реветь вздумал, как маленький! Ну, скрутили его эти пиратские морды, так учитель скоро его хватится, спросит свой талисман: куда делся Дайру? А пока нужно время тянуть, врать что-нибудь этим гадам. Если уж им Нургидан сумел свою стряпню скормить, так он, Дайру, и подавно не оплошает!
Пес склонил голову, недоуменно обнюхал залитые слезами щеки мальчика и вдруг, сочувственно взвизгнув, начал вылизывать ему лицо.
Страх окончательно прошел. Если бы не тряпка во рту, Дайру бы рассмеялся.
Именно в это время Шенги положил ладонь на талисман.
— Куда же запропастился Дайру? — озабоченно сказал он.
Ралидж, чисто вымытый, выбритый, в выстиранной и успевшей просохнуть одежде, готов был смотреть на жизнь доброжелательно и благодушно.
— Да не волнуйся, куда денется! Парнишка смышленый, осмотрительный, не ввяжется ни в какую… — Он не договорил, увидев выражение лица Охотника. Резко выпрямился, со стуком поставил на стол кубок. — Что?!
— Не знаю, — тревожно отозвался Шенги. — Талисман закапризничал, это с ним впервые! Хочу увидеть Дайру, а перед глазами все залито светом — мягкий такой, серебристый, переливчатый.
Он до боли вдавил талисман в кожу. Зря старался. Не могла немая серебряная пластина объяснить, что совсем близко от Дайру находится вторая часть магического диска и обе пластины сквозь ночь льют навстречу друг другу невидимые лучи.
— Но это же… это не значит, что мальчик умер? — побелевшими губами вымолвил Шенги.
— Да не может быть! Еще раз попробуй!
Охотник сосредоточился, вспоминая лицо ученика.
— Есть!
— Увидел?!
— Нет, но чувствую… Он там, в этом свете, в самой сердцевине. Жив, точно, жив, только чем-то очень взволнован. И он… и его…
Вдруг Охотник упал на скамью, убрал руку с талисмана и разразился хохотом.
— Его кто-то целует! — воскликнул он в ответ на недоуменный взгляд Сокола. — Да как целует-то! В лоб, в щеки, куда попало! Не знаю, что стряслось с талисманом, но у мальчишки свидание! Ну, Дайру! Ну, пострел! Он этак обгонит Нургидана!
— Не теряется ни по какую сторону Грани! — в тон ему отозвался Ралидж.
— Ладно, — просмеявшись, сказал Шенги. — Мог бы предупредить, поросенок, чтоб я не беспокоился. А то здесь чудовища всякие… Ну, я с ним утром очень, очень поговорю!
— Да чтоб вас всех рыбы сожрали! Я же выполнил все ваши капризы! На этот нелепый остров завернул! Жреца нанял! Таскался с ним по кораблю, пел молитвы! Чего вам еще надо — чтоб я сам подался к жрецу в ученики?
— Капитан, — просительно пробасил Пень, — команда волнуется! Этот слизняк…
— Короче! Чего они от меня хотят?
— Чтоб ты с ними отстоял молебен возле храма.
— Я же не верю в Безликих!
