плитах возникла ровная цепочка крупных меловых следов.
— Ага, понял, — сосредоточенно пробормотал Охотник. Несколько мгновений он глядел на мальчика, словно пытаясь вспомнить, кто это. — Послушай, а твой отец… он совсем ничего не сумел рассказать? Или его не спрашивали?
Чегри встал и отряхнул мел с ладоней.
— Спрашивали, господин. Но он не понимает. Смотрит перед собой, молчит… а если заговорит, одно и то же повторяет…
Прошелестела фраза, негромкая, укоризненная и печальная.
Сдвинув брови, Нитха перевела:
— «Амулет, мой амулет, что ж ты ни себя, ни меня не сберег?» О чем это он?
— У него был нож — давным-давно в нашей семье переходит от отца к сыну. Так, недорогая вещица. Рукоятка из слоновой кости, на ней рисунок — носорог. Отец верил, что нож приносит удачу. Там, на дороге, амулет потерялся.
— Понятно, — неловко сказал Охотник, глядя на пригорюнившегося мальчика. — Ну, выбрали книгу?
— Да, мой господин. «Животные Наррабана».
— Очень интере… очень толстая книга! — спохватившись, поправилась девочка.
Уже на пороге Шенги обернулся:
— Я еще спросить хотел… Что за товары вы с отцом везли?
— Драгоценные камни, господин. Необработанные. Они дешевы в верховьях Тхрека. В Аргосмире знаменитые ювелиры, из наших камней бы чудеса сотворили!
— Может, еще и сотворят, — бормотнул Шенги так тихо, что мальчик его не расслышал.
Мальчишки, тоскливо ожидая учителя, успели поспорить: быть или не быть на этот раз трепке? Уж очень много грохота вышло. Спустит Совиная Лапа с них шкуру!
Но даже Дайру, который крепко надеялся на добрый нрав учителя, был изумлен тем, как легко все им сошло с рук.
Шенги угрюмо и задумчиво снял мокрую куртку (их с Нитхой на обратном пути застиг дождь), повесил сушиться на шест у камина и, похоже, только сейчас вспомнил о провинившихся учениках.
Наскоро отругав бессовестных оболтусов, Охотник объявил, что на покрытие убытков уйдет вся выручка от похода на Серый Ручей. Так что зимой, как подмерзнет земля, придется еще раз туда прогуляться. А может, и не придется. Может, он, Шенги, плюнет на все и подастся на болото надсмотрщиком. Вряд ли разбойники, воры и прочие каторжники будут так трепать ему нервы, как трое милых деток…
После этой короткой и не очень грозной речи Шенги усадил мальчишек точить мечи, а Нитху загнал за стол и, словно орудия пытки, выложил перед ней купленные по дороге домой перо, склянку чернил и стопу бумаги. Лишь после этого осторожно извлек из-под нескольких слоев мешковины сбереженную от дождя большую книгу.
Мальчишки, забыв, что наказаны, побросали мечи и сунулись ближе.
Красавица книга была не чета своим недорогим сестрам, что стояли на полках на втором ярусе башни. Огромная, с деревянным переплетом, оклеенным синим бархатом, с потрясающей красоты цветными иллюстрациями и каллиграфически выведенным узором строк, она была истинным произведением искусства.
— Кляксу посадишь — убью, — предупредил Шенги, бережно раскрыв книгу и положив перед девочкой. — Не посмотрю, что принцесса!
Нитха не ответила — увлеклась разглядыванием картинок. Мальчишки нависли над ее плечами.
Совиная Лапа отошел подбросить дров в очаг. За спиной звенели детские голоса.
— Нету такого зверя! — горячился Нургидан. — Вранье! Художник выдумал!
— А вот есть! — важно возражала Нитха. — Называется — жираф! А шея такая потому, что его наказал бог Сух-тан-Суу. За дерзость. Вот тут написано: жираф решил, что будет питаться не травой, а звездами с неба. За это бог вытянул ему шею. И даже с такой шеей жираф не достал до звезд!
— А, этого знаю! — обрадовался Дайру, словно встретил старого приятеля. — Видел на картинке! Это крокодил!
— Ну, зубы! — с огромным уважением и завистью сказал Нургидан.
— Из этих клыков дикие племена делают пилы! — сообщил начитанный Дайру.
— А я живых крокодилов видела! — похвасталась Нитха. — Отец брал меня с собой в верховья Тхрека… Ой, смотрите, обезьяны! У меня была ручная обезьянка!
Шенги подошел сзади, глянул в книгу поверх мальчишеских макушек. Еще выше над столом завис Старый Вояка — ему тоже было интересно.
— А это носорог, — перевернула страницу Нитха. — Видите, рядом нарисован воин с копьем… это чтоб виднее было, какой носорог большой и грозный.
— Ух ты! — оценили мальчишки. — Небось стену проломит, если с разбега!
— А вот слон. Они умные, как люди. Умеют переносить бревна, корчевать пни…
— Значит, не такие уж умные, если на людей работают! — рассудил Дайру.
— А ну, кончай трепотню! — спохватился Шенги. — Развеселились! Думаете, уже отделались… за все художества? Ничего подобного! Вот подышу немного свежим воздухом, а потом займусь вами как следует! Разберусь самым тщательным образом и накажу кого попало!
Мальчишки вернулись к своим мечам. Нитха заскрипела перышком по бумаге. А Шенги, как был, без куртки, вышел за порог. От ливня его укрывал деревянный козырек над дверью. Совиная Лапа стоял, глубоко вдыхая холодный сырой воздух и сосредоточенно размышляя.
Дверь приоткрылась, выпустив на крыльцо Нитху.
— Простудишься, — бросил Шенги, думая о своем.
— Учитель, — спросила девочка с мягкой настойчивостью, — что случилось? Ты сам не свой.
— Из-за вас, обормотов!
— Нет, только недавно, после библиотеки.
Учитель бросил на девчонку быстрый взгляд. Да, наблюдательность она определенно унаследовала от матери!
— Иди в дом. И не лезь не в свое дело.
— Буду лезть! — с необычной для себя настойчивостью заявила Нитха. — Если что случилось, не держи в себе, расскажи. У нас в Наррабане говорят: «Скажешь — больно языку, смолчишь — больно сердцу…»
Девчонка была права. Шенги в самом деле хотелось поговорить о том, что его тревожило.
— Нет, маленькая, не бойся, ничего не случилось. Просто… помнишь следы, которые Чегри нарисовал на полу? Они еще тянулись такой вереницей…
— Помню.
— Клыкастая Жаба или скачет огромными прыжками, или семенит мелко-мелко, выворачивает ступню, ставит пятку к пятке. А чтобы вот так…
— Значит, там была какая-то другая тварь?
— Да, девочка. Другая тварь. Опасней Клыкастой Жабы, опасней дракона, опасней всех чудищ, что я видел по обе стороны Грани.
— Ой… это кто?!
Шенги не сводил глаз с темной пелены дождя. Ответил мрачно и тяжело:
— Человек.
19
