процветание, как говорят экономисты, сдерживало не узость рынка сбыта, а отсутствие у нее должных производственных мощностей. И наконец, последнее, но самое важное: цена сокровища в тысячи раз больше цены этого самого самогона, который Карга наварила и наварит за всю свою жизнь. Если было бы так, как ты говоришь, Карга просто стырила бы драгоценности, присвоила бы их себе и смылась, — на фиг ей теперь самогоном торговать? Она не Карга теперь, а олигарх, считай, — завидная невеста…
— Ну хорошо, может, ты и прав. А искать вдоль реки, в Ласточкиных Гнездах, бессмысленно: если бы там Наковальня спрятал клад, его бы за двести с лишним лет уже давно нашли бы. — Катя задумалась. — …Но может быть, вот что! Наковальня вовсе на самом деле не прятал драгоценности, а все время держал их при себе. Он только изображал, что прячет, чтобы заставить преследователей хоть чуть- чуть поискать и тем самым подзадержать их…
— Но клада у умирающего Семена погоня так и не нашла. Куда же они делись-то, драгоценности?
— А Наковальня в последний момент с силой впихнул их медведице в рот, она и задохнулась. Значит, сокровища надо искать возле могилы Семена…
— Да, там до сих пор сохранился фундамент небольшой часовенки…
— Ведь и медведицу, наверно, закопали рядом…
— Ну да. Шкуру сняли, окорока отрезали, а в глотку заглянуть забыли. Так и закопали. Это сказать хочешь?
— Ну, что-то вроде… А что, не пойдет?
— Ты мне как будто продаешь свою версию: пойдет — не пойдет…
— Да я знаю, ты опять раскритикуешь.
— Ага! Такой человек, как Наковальня, оказавшись лицом к лицу с медведем, автоматически схватился бы за нож, а вовсе не за мешочек с ювелирными изделиями. Ведь он разбойник же, а не Галина Ивановна… Это первое. Кроме того, твоя версия никак не объясняет его предсмертное завещание брату. Ну, где здесь водка? И где карга? Это второе. А кроме того, я уверен на сто процентов в том, что при встрече с медведицей сокровищ у Наковальни уже не было. Где он их спрятал, это уже совсем другой вопрос. Но таскать он их с собой не таскал.
— Почему?
— Потому что избавиться от драгоценностей было главной, первоочередной задачей Семена. Ведь если бы погоне удалось ранить его или поймать целым и невредимым, то наличие при нем клада немедленно решило бы его судьбу. Ага, драгоценности при нем? Прекрасно! Его тут же и убьют. А если он успел спрятать клад, то его убивать подождут, он будет жить до тех пор, пока не расскажет, где он спрятал украшения.
— И что?
— А то, что выиграть время очень часто означает выиграть жизнь и свободу. Опытный разбойник Наковальня это прекрасно понимал.
— И сразу спрятал?
— Не так все просто. С первых часов погони Семен не мог значительно оторваться от преследователей: после визита в кабак он был ведь пьян. Затем стала накапливаться усталость. И только на конном выгоне у деревни Ворона Наковальне удалось обмануть этих, кто его преследовал, опрокинув и растоптав их напуганным табуном. Силы его были уже на исходе, — ведь трое суток его гоняли без сна! Словом, времени для выбора у него уже не оставалось.
— И он на выгоне и зарыл свои драгоценности?
— Именно. Как только возникла возможность — избавился тут же. Он ведь не мог заранее знать, что судьба даст ему возможность потом отоспаться и надолго оторваться от преследования! Увидев, что табун смял облаву и за ним уже не следят, — Наковальня тут же зарыл, избавился от клада!
— А все остальное было только заметанием следов, маскировкой?
— Точно! Однако перед смертью Наковальня назвал все же место. В надежде на то, что его брат правильно поймет: «…клад схоронил я у карги, среди камней. А найти ему поможет водка на солнце в полдень». «Карга» — ведь это синоним слова «ворона». Отсюда, кстати, древнее название северного города Каргополь. Происхождение слова понятно — от крика вороны — «кар-р-р». Следовательно, «у карги» означает «у Вороны», то есть возле деревни Ворона.
— С каргой понятно, но где же водка?
— Сейчас… Водка. Ее изобрели совсем недавно, — Дмитрий Иванович Менделеев, кстати, изобрел, — ту самую, — сорокаградусную. А до того, до Менделеева, водкой называли крепкие настойки, — при Пушкине, например. А крепкие напитки научились делать, гнать, попросту говоря, как раз где-то в эпоху Стеньки Разина, незадолго до Петра Первого… Гнали ее крымские купцы-генуэзцы, — Судак, Феодосия, — а в Россию она пришла через Литву… Ну, тут и наши гнать начали. И это было новое понятие, — не вино, а покрепче, значит. Новое слово, вроде как у нас флешка — USB-устройство, или как монитор, винчестер, скайборд, фитнес, ну, ты понимаешь. Конечно, клады ведь ищут мужики. А им скажи — «водка», — они сразу о ней, родной, и думают. А брат Наковальни, Егор, был человек, чувствуется, тихий. Смиренный, набожный, не то что Семен. На это-то и был сделан расчет. Потому что водка, кроме общеизвестного ныне значения, имела триста лет назад другое, причем основное, значение, — «место, где водили коней, приучая их к седлу, к верховой езде, — вывод, водка». Отсюда, кстати, может, и пошло название напитка, не без юмора: пьешь — и она тебя водит…
— То есть Наковальня указал перед смертью, что сокровище следует искать на конном выгоне у деревни Ворона.
— Да, но несколько витиеватым, эзоповым языком: «…клад схоронил я у карги, среди камней. А найти ему поможет водка…»
— Но выгон — огромен. Где там конкретно, на этой водке, искать, — на обширном поле?
— Есть и точное указание: «на солнце в полдень». В полдень солнце расположено точно на юге. «На солнце в полдень» означает южный край конского вывода.
— А почему «среди камней»?
— Потому что с поля, где выводят и объезжают лошадей, убирают все камни, чтобы лошади не повредили ног. Это, кстати, делается не только на выгонах для скота, но и на любом пахотном поле, — как тогда, так и в настоящее время. Камни относят на край поля и складывают там в кучки, — ты что, ни разу не видела?
— И в одной из таких каменных куч на южном краю конского выгона у деревни Ворона и спрятаны украшения несчастной персиянки?
— В самой южной кучке! К ней-то мы как раз и едем. С лопатой…
— Они отпустили пленных, мой повелитель!
Чунгулай повернулся и увидел «всадников». Их уже сняли с лошадей, и теперь воины стояли, широко расставив ноги, — приклеенные седла не оставляли им иной возможности. Все всадники держали в руках огрызки сабель, обрезанные по рукояти алмазным диском.
— Зачем вы держите эти обломки в руках? — грозно спросил Чунгулай.
— Мы не можем их бросить.
— Они теперь наше тело…
— Не понял, — стараясь казаться равнодушным, Чунгулай сделал презрительную гримасу. — Что, колдовство какое-то?
— Великое колдовство, повелитель!
— Почему ты молчишь, Хубгэ? Что у тебя торчит изо рта?
— Колдун всунул ему в рот… шар.
— Подрежьте ему щеки!
— Все равно не вынимается!
— Челюсти держат!
— Позовите Асана, палача.
— Не мычи, больно не будет!
— Ну вот и все. Теперь говори, отважный Хубгэ!
