будущее! Что вдохновило российских ученых?! …За выпивкой, русские в тридцать пятый век мальчонку послали, — ребенка, тринадцати лет! Не за знаниями, не за технологиями, не чтобы флаг ООН там водрузить… Не привет передать счастливым потомкам из темного неандертальского прошлого, — нет, нет и еще раз нет! Мы посылаем в Будущее гонца, — за бутылкой «чего достанет»! Это же все газеты мира на первой полосе разместят! Это — слава, восторг, карнавал! Это ж какая всему миру пощечина, если вдуматься! Мы ж всему народу нашему вернем гордость за Родину, за Россию! Вот только ради чего стоит послать его, братцы!
— Тебе б на броневик! Ишь, глазки разгорелись!
— И все мы трезвые, — у нас получится, — уверен!
— А если там — ноль?
— Не верю. Такие, как он, — везучие!
— А он в тридцать пятом веке найдет магазин?
— В светлом будущем, может, уже и не пьют окаянную.
— Даже магазинов, может, и нет! — испуганно заметил кто-то.
— Да я там исторический музей обворую, — заверил Аверьянов-младший. — Вы не волнуйтесь, я придумаю! Давайте, в тридцать пятый век, пока я согласен! Решили? Ну, значит, делаем!
Медведев с Михалычем вышли на свежий воздух перекурить. Вечер был тихий и уже по-летнему теплый.
— А ты чего в Москву мотался-то?
— Командировки продлить. Уточнить обстоятельства… Тот кабинет, этот кабинет. Напиши рапорт, отчитайся. Закрой-открой, перенеси на следующий этап… Спиши средства, получи новые. Туда-сюда… Ноги гудят, голова ватная, а что сделал, — да ничего вроде, если разобраться. Как всегда: говорильни вагон, в сухом остатке — порошок. Как будто не знаешь? …У вас-то тут благодать…
— А ты, я смотрю, на машине вернулся. — Боков кивнул в сторону КПП, перед которым поблескивал в лунном свете темно-синий «мерс» Медведева. — Машина дорогая у тебя. Новье!
— В начале апреля купил.
— И сюда, в бездорожье привез?
— Это примета у меня такая: как в место дислокации машину перегонишь, так тут же все быстро и заканчивается: удачный пуск — и все, и сворачивайся.
— Надоело у нас?
— Да как тебе сказать, Михалыч? Если честно, есть немного. А потом старлея этого твоего… Такая накладка вышла! Ну, просто позор. И парень, мальчишка этот тринадцатилетний, остался, — так некстати! Отца мне его в мертвецы списать не удалось, юристы десять тысяч долларов потребовали. Совсем обнаглели взяточники. И парень этот теперь под ногами болтается, сирота-то… Его бы тоже послать бы, — туда же, — да как? Кстати, знаешь, мне в Москве мои люди в Главном управлении сказали, что американцы попытались твоего Аверьянова из прошлого вытащить.
— Да ну?
— Ну! Не пожалели двести сорок миллионов, четверть миллиарда долларов почти… Не пожалели! И ведь на что, — ну просто смех, — человека спасти! Это старшего лейтенанта, да! Причем не американца, нет! Гражданина Земли, так сказать, мать его за ногу… Во, долбогребы, денег куры не клюют: старлеев спасать! Контейнер, размерами с хороший коттедж двухэтажный, в нуль-пространство вывели, американы, двадцать первого мая. Десять тысяч тонн… В нем все: возвращаемый модуль, около пятидесяти тонн, стартовый комплекс к нему — еще пять тысяч тонн, восемь томов инструкций, — на английском, заметь, — ну, типа «сделай сам», — и тренажер на базе искусственного интеллекта на параллельной структуре процессоров Хьюза… «Гулять так гулять», что называется…
— И что?
— Да навигацию просчитали неправильно! Дотянули только до начала двадцатого века и вывели, заметь, из нуль-пространства на высоте двадцати трех километров над землей, в стратосфере. Мало того! Вывалили эти десять тысяч тонн из ноль-пространства на относительной скорости двенадцать километров в секунду, — тридцать шесть Махов, тридцать шесть скоростей звука…
— Разбился?
— Шутишь? Сгорел до молекул! Раскалился добела, взорвался, испарился. Кто наблюдал, увидел только быстрый пролет огненного тела, и взрыв в конце, равноценный сорока мегатонным водородным бомбам. Хорошо, высоко очень, никого не убило. Но тайгу повалило на площади километров пятьсот, квадратных! Причем вековой лес был повален, — во ударная волна-то!
— Да, очень жалко!
— Иначе и быть не могло. Ты представь, Михалыч, какая ошибка: целились в двадцать восьмое мая тысяча двести тридцать восьмого года, а попали в тридцатое июня тысяча девятьсот восьмого! На шестьсот семьдесят лет почти промазали! Хотели у нас посадить, на юге Новгородской области, а попали в Восточную Сибирь! Хотели на землю с нулевой относительной, а получили стратосферу и двенадцать километров в секунду! Что ни говори, а американцам до моих ребят еще расти и расти!
— Хорошо еще, что все это в малонаселенной местности случилось.
— Да. В глухомани страшной. В бассейне реки Подкаменная Тунгуска.
— Чего? — до Бокова вдруг дошло. — Ты мне что, про Тунгусский метеорит, что ль, рассказываешь?
— Для тебя он Тунгусский метеорит, потому что ты сам тунгус дикий в телепортации, а для меня это — «Принцесса Кашмира» по классификации НАТО, слабый аналог нашего изделия «Тельдекпень», шестьсот тридцать третий проект… Ну что, вернемся допьем?
— Ага. Только вон, — ты смотри, Саша, — твои мужики, гляжу, что задумали?
Медведев повернулся в сторону ангара и просто окаменел от ужаса: над сооружением развивалась огромная стартовая луковица с «кошачьим грузиком» наверху…
— Ага, — кивнул Михалыч. — Опять Аверьяновы, чую печенками… Ну, старшего нет, не вернешь, — значит, там младший. — Михалыч повернулся к Медведеву: — Хотел сына вслед за отцом послать? Ну вот, накаркал!
Катя Бокова, стоя на холме в двух километрах от полигона, смотрела на растущую, развивающуюся там, вдали, за бетонным забором полигона огромную сверкающую розоватую стартовую луковицу.
Сейчас он исчезнет из ее жизни.
Что значит — «улететь в будущее»? Ничего особенного, — все мы медленно летим в него, — все дальше, дальше и дальше. Каждый день. Каждый час.
Летя в будущее, мы узнаем много нового. В полете нас ждут и радости, и огорчения. Они бывают в любом полете, у всех. Но сам полет, если оценить его по его окончанию, задним числом, оценивается по- разному разными людьми.
У одних — это сплошные летные происшествия, аварийные ситуации. Неудачникам даже приходится порой возвращаться, совершать промежуточные посадки по техническим причинам, сливать керосин или выжигать топливо просто так, — кружа над одним и тем же местом.
У других же все идет как по нитке, — тютелька в тютельку. Им неведомы отказы систем управления, обесточивание, пожар в салоне, грозовой фронт по курсу, разгерметизация кабины.
Но, несмотря на столь значительные различия, полет заканчивается у всех. Рано или поздно.
Да, летательный аппарат перестает лететь, когда пилот умирает.
В этот момент он останавливается во времени и быстро начинает отставать от продолжающих жить, тая во все более далеком их прошлом.
Но улетающий в будущее может растаять в прошлом провожавших его и необычным образом, — никогда не вернувшись из будущего к тем, с кем расстался на старте.
Ведь это совсем не обязательно — возвращаться. Там все другое, красивее и круче. Увидишь — разгорятся глаза. Подумаешь, да что я оставил-то в прошлом? Жизнь здесь, в будущем, в сто раз интересней и веселей.
А в параллельных мирах здесь вообще, — ну, полный отпад! Вот сколько звезд на небе, столько
