шестов, используемых в качестве рычагов, сместить застрявшие челны в сторону стремнины, весело прорывавшейся сквозь «расческу».
— Прямо как Ермак на Чусовой… — заметил явное сходство ситуаций Аверьянов.
— Поглядите, Николай Николаевич. — Коптин показал на приборную панель. — Еще только 1135 год, а они уже вовсю рвутся на Дикий Запад, к нынешней Калифорнии и штату Вашингтон, пойдут и далее на север, к Аляске, где в восемнадцатом веке их встретит свой же, так сказать, Беринг Иван Иванович, он же Беринг Витус Иоансен, капитан-командор российского флота, начальник двух камчатских экспедиций, датчанин по происхождению… Ну, понятно, викинг Берингу глаз не выклюет…
— Да, точь-в-точь покорение Сибири. Только хана Кучума не хватает…
— Местный хан Кучум по имени Громкий Чмок, вождь племени Харчи-у, поджидает их после следующего перевала.
Наконец струги удалось, один за другим, завести на край стремнины и пустить в самостоятельное плавание.
Экипажи довольно потешно бежали вслед за набирающим скорость челном, взметая брызги, закидывая на челн шесты, заскакивая, запрыгивая, ныряя брюхом вперед на убегающие из-под носа струги.
Челны, приняв людей и заметно осев под их тяжестью, степенно заскользили по воде и, грузно покачавшись на шиверке, выскочили на длинный плес, суливший отрядам небольшую передышку.
В тот же миг речку осветил луч прорвавшегося сквозь низкие облака солнца, и узкая долина реки огласилась песней:
На Запад, сквозь пороги,
Идем от речки к речки,
Штабные ж, словно боги,
В тепле сидят у печки.
Под ель на хвою лягу,
Комар гнусавит в ухе.
Хреново жить варягу,
Варягу без варюхи!
Хреново жить варягу,
Варягу без варюхи!
Шамовка — каша с луком,
Столетние припасы!
А в штабе — этим сукам —
Коньяк и ананасы!
В кусты пустую флягу!
Бурлит овсянка в брюхе!
Хреново жить варягу,
Варягу без варюхи!
Хреново жить варягу,
Варягу без варюхи!
Лишь мыслями о бабе
Приказано жить ротам!
А девок гадам в штабе —
Привозят по субботам!
Прислали б хоть корягу!
Впендюрим и старухе!
Хреново жить варягу,
Варягу без варюхи!
Хреново жить варягу,
Варягу без варюхи!
— Интересно, откуда ж это в 1135 году у них коньяк и ананасы? — заметил Николай.
— Это косвенно свидетельствует о том, что они, видимо, уже освоили Флориду, — пожал в ответ плечами Коптин. — А может, и весь Карибский бассейн. Да и то, замечу, в сочетании «коньяк-ананасы» прослеживается ваша рука, капитан Аверьянов, наследие Оленьего Холма, так сказать… Обратили внимание, что имя «Варвара», «Варя», стало нарицательным — варюха? Варяг и варюха…
— И ведь уже появились «штабные»! В двенадцатом веке!
— Тут тоже я вижу некие отголоски вашего влияния… Впрочем, паразитизм, захребетничество, зарождается сразу, одновременно с жизнью…
— Хотите сказать, что даже на уровне кишечных палочек есть просто палочки, а есть и штабные кишечные палочки?
— Именно это я и хочу сказать, точно… — Подумав, Коптин вздохнул и, кладя ладони на штурвал, объявил: — Ладно. Мы посмотрим теперь, что с Колумбом там…
«Санта-Мария» и две каравеллы, «Нинья» и «Пинта», флотилия Колумба, — стояли метрах в сорока от входа в бухту.
Десятки ладей скриварягов преграждали вход кораблям в горловину бухты.
Было понятно, что переговоры уже состоялись и кончились они печально для испанцев.
На прибрежные скалы были стянуты значительные силы скриварягов. Некоторые удобные для возможного десанта бухточки были плотно усеяны по берегам соединениями скриварягов, одетых в легкие кольчуги и панцири, причем наряду с мужчинами оружие в руки взяли и женщины.
Женщины были вооружены в основном мощными, в рост человека, луками либо удобными, снабженными прикладами арбалетами.
На самой береговой кромке возле входа в гавань стояла огромная, в десять-пятнадцать человеческих ростов, рогатка, вывезенная на боевую позицию, как осадная башня, небольшим табуном тягловых бизонов.
С резиной у скриварягов был, видимо, некоторый напряг, по этой причине движителем циклопического метательного устройства были сами «рога» рогатки, хлысты, составленные из тонких стволов молодых деревьев, связанных в утончающиеся пучки множеством отдельных обвязок из крепких жил.
К гибким концам рогатки были прикреплены канаты в руку толщиной, сплетенные из сыромятной кожи. Там, где канаты сходились, располагался хитроумный, также сплетенный из кожи, чехольный захват, немного напоминающий по форме двухметровый, но очень узкий лапоть. Что было в нем, в этом «лапте», Аверьянов рассмотреть не успел.
Прозвучала резкая, длинная, витиеватая команда — и рогатка, натянутая тридцатью кряжистыми бизонами, заскрипела от напряжения, изгибаясь до предела…
Прозвучала вторая команда, распорола воздух, и меч «начальника взвода пусковых бизонов» «командира орудия» перерубил натянутый трос, идущий от чехольного захвата к упряжке бизонов.
Рогатка выстрелила, издав громкий, резкий, неприятно шипящий звук.
Непонятный предмет, бешено завывая и вращаясь, как сорвавшийся с оси авиационный пропеллер, пронесся над заливом и оглушительно хряпнул, врубившись в нос каравеллы «Пинта».
Это был огромный, в полтора человеческих роста, томагавк.
Попав чуть выше грудей деревянной русалки, поддерживавшей бушприт «Пинты», томагавк расколол деревянную девушку пополам — начиная с ее малопривлекательной, пучеглазой и испитой деревянной ряхи и кончая гипертрофированным рыбьим хвостом. Левая девичья грудь с левой частью живота, хвоста, фейса отлетела в одну сторону, правая — в другую.
Бушприт обреченно хрупнул и, удерживаемый только такелажем, повис на полшестого…
Рогатка вновь выстрелила, на сей раз с коротким жужжанием.
