Второй томагавк пошел чуть выше борта «Пинты» и, задев рукоятью за канатную бухту на палубе, изменил плоскость вращения на горизонтальную.
Пронесясь городошной битой над палубой, томагавк снес половину команды за борт, надрубив попутно основание фок-мачты.
— А теперь на знакомое место! — объявил Коптин.
Олений Холм в 1956 году представлял собой всего лишь рельеф, поддерживающий огромный, известный на весь мир мемориальный комплекс, посвященный открытию Северной Аверьянки в 985 году экспедицией викингов под предводительством трех великих конунгов — Кальва, Бьярни и Сигурда.
Открытый континент был назван в честь штурмана, главного советника-мудреца конунгов и старшего картографа экспедиции Кол'я Аверьяни, исландца по происхождению, получившего титул Первого и Почетного Гражданина США — Соединенных Штатов Аверьянки.
Все это и множество других полезных сведений Коптин и Аверьянов почерпнули из прочувствованной речи гида, водившего их не меньше полутора часов по холму и даже заставившего пройти на километр в сторону от него: на могилу конунга Сигурда, геройски отдавшего при высадке свою жизнь, погибшего за мирное закрепление викингов на плацдарме, за образовавшуюся впоследствии новую общность, получившую имя скриварягов.
Стоя над могилой Сигурда, Коптин и Аверьянов озадаченно переглянулись. Но обсуждать проблему не было смысла: история — одно, действительность — другое.
В заключение гид подвел их к стоящей несколько в стороне от холма огромной каменной бабе со свирепым, немилосердным лицом. Каменные изваяния острова Пасхи казались игрушками по сравнению с этим исполином, а жестокие рожи богов ацтеков и майя — просто рождественскими детскими личиками.
— Культовое сооружение местных народов, пребывавших во мраке до высадки светловолосых голубоглазых переселенцев, принесших на континент свет истинной веры, культуры, общечеловеческих ценностей, — пояснил экскурсовод. — Датируется концом первого тысячелетия.
— Ему поклонялись? — спросил один из экскурсантов, конспектировавший речь экскурсовода.
— Нет. Его пытались умилостивить, задобрить. Ему приносили в жертву оленей, умерщвляя бедных животных тут вот, на алтаре… Новейшие исследования скребков с идола, проведенные с помощью ЯМР- томографии и туннельного микроскопа, показали, что губы идолу мазали свежей оленьей кровью, а головным мозгом животного, еще теплым, натирали до блеска клыки… Интересно, что это единственное олицетворение зла в пантеоне богов доисторических скрилингов…
— А как он называется? — Записывающий экскурсант ткнул в сторону идола ручкой.
— Письменных источников об этих временах не осталось, к сожалению. Но устное творчество, легенды местных пастухов донесли до нас имя этого бога. Скрилинги звали его Болванка.
— Болван, вы хотели сказать? — спросил конспектирующий экскурсант. — Каменный болван, истукан?
— Нет. Это имя. Имя собственное. «Болванка».
— Не понимаю, — пожал плечами экскурсант и не стал записывать.
— А я понимаю. — Коптин нагнулся к уху Аверьянова: — «В броню ударила болванка… Погиб гвардейский экипаж… Четыре трупа-а-а… возле танка-а-а…»
— Вы и это… в курсе? — усмехнулся Аверьянов.
— Хроноразведка, — вздохнул Коптин, разводя руками.
— Пожалуй, настало время объяснить вам, что происходит, — сообщил Коптин, совершив посадку и раскрывая хронотоп посреди океана, как показалось Коле в первый момент. — Приехали, Николай Николаевич. И у нас с вами есть еще свободные пятнадцать минут. Вы догадываетесь, где мы с вами находимся?
Аверьянов кивнул: не понять мог только дурак — они сидели на небольшом островке посреди большой морской гавани у основания исполинской статуи — огромной женской фигуры с факелом в правой руке. Перед ними, на той стороне залива, расстилалась панорама города, состоящего из леса небоскребов.
Тем не менее Коптин молчал, ожидая ответа.
— Похоже на Париж, — наконец сказал Аверьянов, слегка разозлившись. — Но что-то Эйфелевой башни я не вижу.
— Зато вы видите, вон, прямо по курсу, две башни Всемирного торгового центра.
— Да, — согласился Коля, — на Нью-Йорк этот город тоже похож. И где же мы? — спросил он с интересом, продолжая слегка издеваться над Коптиным. — Вы скажете — в Лондоне, угадал?
— Сейчас не время для шуток, Николай Николаевич, — заметил Коптин. — Сегодня одиннадцатое сентября 2001 года, полдевятого утра. Время местное. Вам это ни о чем не говорит?
— Мне это говорит только о том, что неплохо было бы позавтракать.
— Вот, пожалуйста. — Коптин достал из-под сиденья два пакета и один протянул Аверьянову: — Сухой паек. У вас на Оленьем Холме прихватил, кстати.
— Я даже не заметил когда и как, — хмыкнул Коля.
— Ну, все же я постарше вас… — ответил Коптин. — Учился много. В том числе и воровать…
— Отличником, наверное, были? — невинно поинтересовался Николай, доставая бутерброд с ветчиной и бутылку пепси.
— По-всякому было… Ну, к делу. Начнем с информации. Все страны, обладающие телепортаторами, а таких стран всего только две пока — США и Россия, — охотятся за одним-единственным товаром — штрих-кодами критических точек мировой истории. Если в такую точку нажать, то можно многое натворить. Как Архимед сказал, помните? Дайте мне точку опоры, и я переверну мир.
— Я не был знаком с Архимедом.
— Ну, еще, бог даст, познакомитесь. Зато вы нашли одну критическую точку — точку высадки. И прощупали ее. Да, она не супермощная, первого рода, так сказать, но она — критическая. Штрих-коды найденных критических точек представляют собой государственную тайну — и в США, и у нас. Причем высшую гостайну — эта информация, можно сказать, новейший тип оружия.
— Не понимаю, как это можно скрыть. У историков такие точки просто на ладони лежат. В решающий момент какой-нибудь крупной битвы сбить с толку — и привет. Победят не те, а эти. А дальше покатилось…
— А как вы узнаете штрих-код этой самой крупной битвы?
— А зачем его знать, точный адрес? Я сел в хронотоп и отскочил на сто лет в прошлое. Это — грубая пристрелка. Потом — немножко вперед, немножко назад, еще пару раз туда-сюда, вот и попал.
— Попал куда?
— Да в эту точку, которую засекретили ваши остолопы!
— Это вам только кажется, Николай Николаевич. А на деле в ту же точку не попадешь, увы. Только случайно, может быть. С вероятностью одна миллионная или еще даже меньше.
— Ничего не понимаю!
— Сейчас объясню. Представьте себе, что отсюда, из точки «А», вы едете вперед по времени. Просто живете. И хронотопы ни при чем. Мы все, живущие, едем вперед по времени — хотим мы того или нет. Каждый из нас что-то делает, к чему-то стремится, как-то обходит возникающие трудности, верно?
— Верно.
— И вы тоже, как все. Через месяц вы попадете в некоторую новую точку — «В», например, назовем ее…
— Ну, допустим.
— А теперь вопрос. Если вся эта история повторится, в какую точку вы попадете через месяц?
— Ну, в ту же точку, конечно, — в «В».
— Никогда! За месяц вы что-то где-то сделаете иначе — живя вторично, не совсем так кому-нибудь ответите, чихнете чуть пораньше, проспите, встанете минутой позже… и так далее. Да, вам, может, и покажется, что вы опять попали в ту же точку «В». Но это не она, а точка, находящаяся рядом с «В». Другая
