– Как сейчас вижу перед собой эту удивительную звезду, – тихо сказала она. – И не мудрено: «Альберт», выходя из последней пульсации, вынырнул слишком далеко от цели полета – пульсатор у нас был потрепанный, чиненый-перечиненый, и капитан со штурманом решили не рисковать. Так что мы, войдя в трехмерку, шли к Алголю на обычной ионной тяге целых четыре с половиной года.
Борца присвистнул.
– Экипаж немного роптал из-за вынужденной задержки, а я об этом не жалела, – продолжала Зарика. – Все свободное время я проводила в обсерваторном отсеке, у телескопа, который был нацелен на голову дьявола… – Зарика перехватила недоуменный взгляд Борцы и пояснила: – Так переводится название звезды Алголь.
– С греческого?
– С арабского.
– А зачем вы летели к Бете Персея? – спросил Борца.
Зарика задумалась.
– Тут двумя словами не ответишь, – сказала она. – Надо сделать прыжок в глубокую историю.
– История – моя страсть.
– А что ты знаешь, Борца, об этой звезде? – спросила Зарика.
– Видишь ли, звезды – не моя стихия… – замялся Борца.
– Но ты же окончил Звездную академию? – удивилась Зарика.
– Верно, – согласился Борца. – Но я был там, можно сказать, исключением.
– Которое подтверждает общее правило?
– Примерно. Ребята меня прозвали Изобретатель, и недаром: я с первого курса возмечтал о машине синтеза, потом увлекся еще историей, только вот к звездам оставался равнодушным.
– Почему же ты пошел в Звездную академию?
– Ошибся, могу тебе признаться, – вздохнул Борца. – Думал, полюблю звезды. Презираешь?
Зарика погладила руку Борцы:
– Глупый, я люблю тебя. Ну, а что касается того, что тебя к звездам не влечет… – Зарика подумала и закончила: – В конце концов, и Солнце – тоже звезда.
– Хорошо сказано, – задумчиво произнес Борца. – Солнце тоже звезда. К сожалению, иногда люди забывают об этом.
– Знаешь, звезда звезде рознь, – сказала Зарика. – В полете я убедилась: звезды – как люди, каждая на свой манер. Не бывает двух похожих звезд, как и двух одинаковых людей.
– Ты обещала рассказать о Бете Персея, – напомнил Борца.
– Координационный совет недаром направил нас к этой звезде, – продолжала Зарика. – Она давно волновала землян. Тем, что отличалась от соседок. Те сияли ровно, а эта то меркла, то вспыхивала снова. Монтанари открыл, что Бета Персея периодически меняет свой блеск, еще в 1672 году. В ту пору все делали не спеша. Больше сотни лет прошло, прежде чем астроном Гудрайк – это произошло в 1782 году – исследовал таинственную звезду Алголь. Оказалось, что Бета Персея – двойная звезда. Люди к тому времени знали, конечно, двойные звезды, но Бета Персея была двойной звездой особого рода: обе ее половины были настолько тесно прижаты друг к другу, что различить их в телескоп было невозможно. На помощь пришла математика, кропотливые расчеты. Получилось, что обе звезды очень быстро вращаются вокруг общего центра тяжести: полный период обращения двух звезд составляет – в земных единицах – двое суток двадцать часов сорок восемь минут пятьдесят пять секунд!..
– Вот это память! – поразился Борца.
– Не удивляйся. Мы, альбертиане, много лет жили этой звездой, – сказала Зарика. – Я знаю ее биографию лучше, чем собственную.
– А что в ней такого?
– Видишь ли, людям известно несколько сотен затменно-двойных звезд, но Бета Персея на особом счету. Астрофизики Земли считали, что экспедиция «Альберта» должна помочь разгадке магнетизма. Кое- какие данные мы, конечно, привезли. Ну, а расшифровать их – это уж дело ученых Земли. Мы, альбертиане, свое сделали, – заключила Зарика.
По палатам они расходились неохотно. Так много нужно было рассказать друг другу! Но режим есть режим.
– Если бы ты знал, какое это царственное зрелище – двойная звезда Алголь с близкого расстояния! – сказала однажды Зарика, и глаза ее заблестели. – В человеческом языке нет слов, чтобы передать ее красоту. Даже снимки, даже фильмы – не то. Разве что стихи… Но писать их я не умею. Потом, попозже, когда «Альберт» лег на стационарную орбиту, превратившись в заурядный спутник Беты Персея, это чувство притупилось. Все занялись обычным делом – измерениями, исследованиями магнитного поля звезды, все увязли в цифрах да графиках. Собственно, это было главное, чем мы занимались в космосе. Но поначалу… О, поначалу, когда мы только шли на сближение с Алголом… – Зарика задумалась. – Представь себе два океана, которые вращаются друг относительно друга. Вращаются – и никак не сольются. Один океан голубой, с красными прожилками, время от времени из него выскакивают золотистые протуберанцы. Другой океан – темно-вишневый, волны его медлительны, словно засыпающая лава. В этом огненном океане высилась кирпично-красная гора, поразительно похожая на фигуру человека. Не знаю, то ли тени виноваты, то ли движение «Альберта», с борта которого я вела наблюдение, но мне казалось, что фигура не является неподвижной. Она вроде бы то слегка наклонялась, то снова выпрямлялась. Мне чудилось – только ты не смейся, пожалуйста! – что это какой-то ученый ставит на звезде чудовищные по масштабу опыты. Представляешь? Вокруг него в кипящей лаве нарождаются новые химические элементы, синтезируются атомные ядра, бушуют вихри огня, а он стоит по колено в огне и невозмутимо руководит опытами… Ну вот, я так и знала, что ты будешь смеяться!.. Нет, умом-то я понимала, что все это страшная чепуха. Как бы тебе объяснить… Просто я играла сама с собой в такую игру. Я была тогда совсем девчонка. Что ты бормочешь, Борца?
