– Ничего.
– Я же вижу, ты шевелишь губами.
– Тебе показалось, Зарика, – сказал Борца.
А назавтра, когда они встретились после утреннего обхода врача, Борца, немного смущаясь, сунул Зарике сложенный вчетверо пластиковый листок.
– Что это? – спросила Зарика.
– Так… не спалось вчера… После твоих рассказов о Бете Персея, – сказал Борца.
– Ну и что?
– Попытался я, понимаешь, представить себе этого самого физика там, на звезде…
– Какого физика? – все еще не понимала Зарика.
– Да этого твоего ученого. Который там, по колено в огне, руководит опытами.
– Человек-гора, понятно, – кивнула Зарика.
– Только ты прочитай, когда останешься одна, ладно? – попросил Борца.
Когда Борцу пригласили на очередную процедуру, Зарика развернула листок и прочла стихи Борцы. Стихи наивные, но в чем-то милые – быть может, благодаря своей непосредственности. В них говорилось о звезде, которая светит оттого, что в глубинах ее пылает лава идей, теснятся вихри огня, будто беспокойные мысли. Похоже, что какой-то космический Фарадей ставит здесь свои эксперименты, на чем свет стоит ругая неловких помощников. Опыты не получаются, но физик упорен – он ставит их и в десятый, и в сотый, и в тысячный раз. И вот он, успех! На исполинской ладони изобретателя горит груда алмазов. Но что это? Физик-гигант внезапно швыряет драгоценные каменья под ноги, в огненную лаву. Он жертвует новорожденными алмазами для того, чтобы звезда разгорелась еще ярче…
Зарика иногда расспрашивала Борцу о Федоре Икарове, о легендарном капитане Икарове, которого счастливец Борца – подумать только! – видел собственными глазами, мог общаться с ним: он поступил на первый курс, когда Икаров заканчивал Звездную академию.
– Какой он был? – спрашивала Зарика.
– Ну, какой, какой! Обыкновенный парень, – отвечал Борца. – Даже сутулился немного. В плечах широкий.
– Сильный?..
– Чемпион по дзю-до.
– Солнечной системы?
– Нет, академии. Это тоже не так мало. Ребята у нас были – дай бог, – произнес Борца и умолк, погрузившись в воспоминания.
– Но чем-то же отличался Икаров от остальных? – не отставала Зарика.
– Отличался, – соглашался Борца. – Он лучше всех учлетов перегрузки переносил. Эх, разлетелись наши кто куда: по звездам, как по гнездам, – заключил он ходким присловьем.
Зарике это присловье было незнакомо. Девушка сообразила, что оно родилось, по-видимому, уже после старта «Альберта».
– Как же ты не познакомился с Икаровым, – упрекнула она Борцу, – ходил рядом, дышал с ним одним воздухом…
– А кто мог знать, что Икаров – это Икаров? – резонно возразил Борца. – Он был такой, как все. Зачеты сдавал. Случалось, проказничал. Один раз даже экзамен провалил.
– Ну да! – не поверила Зарика.
– Честное слово. Собственно, это был не экзамен, а учебный поиск. По Луне…
– Расскажи, – попросила Зарика.
– Помню, как все мы в академии были поражены, когда услышали, что Федор Икаров не получил зачет. Скорей, казалось, небо обрушится на землю, чем Федор какую-нибудь дисциплину не сдаст. Он ведь во всем слыл примером. Особенно для нас, младшекурсников. Ну, а потом выяснилось, что Федор просто созорничал… – Борца снова умолк.
– Из тебя каждое слово клещами приходится тащить! – пожаловалась Зарика. – Как же дело-то было?
– Здесь замешана женщина, – загробным голосом произнес Борца.
– Ой, как интересно!
– Понимаешь, на одном курсе с Федором училась одна девушка. Ее звали Май… Май Порт.
– Разве в Звездную академию принимают девушек? – удивилась Зарика.
– Май была единственной… Она очень любила звезды. И Федора Икарова. А он ее – нет. Он любил другую… Старая, как мир, история. В общем-то, Май скрывала свою любовь, хотя все о ней догадывались. Федор и Май частенько подтрунивали друг над другом… Ну вот. Как-то предстояло старшекурсникам сдавать довольно каверзный предмет…
– Какой? – спросила Зарика, с жадностью слушавшая рассказ Борцы.
– Инопланетную аэрофотосъемку. Ее сдавали так. Все учлеты курса разбивались на пары. Один из слушателей должен был в ракете-одиночке исследовать местность какой-нибудь из планет.