Создавалось впечатление, что на чердаке для проведения каких-то тайных сатанинских обрядов собралось целое религиозное братство. По всей длине и ширине огромного помещения маячили расплывчатые контуры мужчин и женщин, порой слегка освещенных сбоку или сзади, большинство же едва различимых в полумраке, находившихся в самых разнообразных позах: стоящие, опирающиеся друг на друга, а то и просто лежащие на полу — все без исключения молчаливые и неподвижные.
Это были манекены, подобные тому, подле которого на корточках примостился Гарри. Но Конни все равно стало как- то не по себе от их взглядов, и по коже у нее невольно поползли мурашки.
Один из манекенов мог и взаправду смотреть на нее, тот, который был сделан не из гипса, а из мяса, костей и крови.
6
В этом пристанище манекенов время, казалось, тоже застыло на месте. Влажный воздух был пропитан пылью, смрадом прелых слежавшихся газет, гниющего картона и острым запахом плесени в каком-то из дальних углов, особенно ощутимым в сезон дождей и готовым исчезнуть, когда дожди прекратятся. Гипсовые люди не дыша, молча смотрели на вторгшихся в их обитель полицейских.
Гарри безуспешно силился вспомнить, что еще, помимо ресторана, размещалось под крышей этого дома, кому могли принадлежать эти манекены.
С дальнего от них конца чердака раздались частые, сильные удары железа о железо. Преступник, видимо, хотел расширить одно из торцовых вентиляционных отверстий, чтобы вылезти на крышу, а оттуда рискнуть как-нибудь спуститься вниз.
С полдюжины перепуганных ударами летучих мышей сорвались со своих мест и стали носиться взад и вперед по чердаку, выискивая, где бы укрыться понадежнее, но тщательно избегая при этом ярко освещенных участков. Отдаленный вой сирен не заглушал их тонкий, пронзительный писк.
Когдо мыши пролетали совсем близко, взмахи их кожистых крыльев с мягким шипением рассекавших воздух, всякий раз заставляли Гарри вздрагивать и втягивать голову в плечи.
Ему хотелось, чтобы поскорее прибыло подкрепление.
Удары участились и стали сильнее.
Заскрежетала отдираемая металлическая обшивка. Больше ждать было нельзя.
Оставаясь на корточках и стараясь поменьше производить шума, Гарри начал протискиваться между грудами сваленных друг на друга коробок и ящиков, держась правой стороны, а Конни скользнула между грудами с противоположной стороны. Они возьмут преступника в клещи. Подобравшись, насколько позволяла покатая крыша, поближе к боковой стене со своей стороны, Гарри повернул к торцу, откуда доносились удары.
Повсюду, куда ни кинь взгляд, застыв в одних и тех же вечных позах, маячили манекены. Их гладкие, округлые тела, казалось, впитывали в себя просачивавшийся через узкие вентиляционные отдушины скудный свет, который они, переработав в более яркий, распространяли вокруг: не скрытая мраком их отвердевшая плоть излучала какое-то мутное алебастровое сияние.
Удары прекратились. Однако не слышно было ни лязга выкручиваемой жести, ни треска ломающегося дерева, ни металлического визга вырываемых с мясом гвоздей.
Гарри остановился, прислушался. До него доносился только отдаленный вой приближающихся сирен и писк метав-шихся по чердаку летучих мышей.
Он осторожно двинулся дальше. Примерно в двадцати футах впереди, в том месте, куда упирался остро пахнущий плесенью проход, откуда-то слева просачивался мутный пепельно-серый свет. Очевидно, это и был тот самый воздуховод, который преступник пытался разбить. Но, видимо, так и не сумел до конца осилить. Если бы ему удалось сковырнуть воздуховод, то тупик был бы залит ярким дневным светом.
Внизу на улице одна за другой заглохли полицейские сирены. Целых шесть штук.
Продвинувшись еще немного вперед, Гарри в одной из темных ниш у карниза, в промежутке между двумя балками, увидел груду отделенных от тела конечностей освещенную каким-то неземным, призрачным сиянием. И, вздрогнув, едва не вскрикнул от ужаса. Руки, отрезанные по локоть. Отделенные от рук ладони. Растопыренные, словно просящие, призывающие, молящие о помощи, пальцы. Задыхаясь от омерзения, он вдруг сообразил, что смотрит на груду, запасных частей для манекенов.
Медленно пошел дальше, переваливаясь как утка с oдной ступни на другую, стараясь производить как можно меньше шума, каждой клеточкой телаощущая под ботинками предательский скрип покрытых пылью половиц. Как и полицейские сирены внизу, здесь, на чердаке, потревоженные летучие мыши тоже наконец затихли. С улицы доносились отдельные выкрики и потрескивание коротковолновых полицейских раций, но звуки эти казались далекими и нереальными, словно голоса из кошмарного наваждения, которое он только что стряхнул с себя или в которое, засыпая, только начал впадать.
Сделав шаг вперед, он остановился и внимательно прислушался, не раздастся ли хоть какой-нибудь шорох со стороны преступника, который выдал бы место, где тот укрывается, но маньяк словно в воду канул.
Дойдя до конца прохода, когда до торцовой стены оставалось не больше пяти футов, Гарри снова остановился.
Воздуховод, над которым трудился преступник, должен был находиться где-то сразу же за последней грудой ящиков.
3атаившись, он напряг слух, надеясь услышать дыхание маньяка. Но вокруг стояла тишина. Осторожно двинулся вперед, заглянул за груду ящиков в открывшемся пространстве перед торцовой стеной. Преступника там не было.
Не мог же тот выскользнуть в маленькое квадратное вентиляционное отверстие. На воздуховоде отчетливо вид-нелись следы от ударов и проделанные в нем дырки, через которые на чердак проникали ветер и свет, испещривший рябью теней оставленные преступником следы ботинок в пыли, толстым слоем лежавшей на полу.
Неожиданно внимание Гарри при влекло движение с противоположной стороны чердака, и палец его мгновенно напрягся на спусковом крючке. Из-за груды ящиков выглянуло лицо Конни.
С разных сторон чердака они недоуменно глядели друг на друга. Маньяку удалось каким-то образом зайти им в тыл. И, хотя лицо Конни было скрыто в тени и Гарри не мог его отчетливо видеть, он наверняка знал, что губы ее шевелились, цедя:
— Сука, сука, сука.
Медленно, внимательно оглядывая проходы между ящиками, которые попадались на ее пути и в которых плотно стояли манекены, Конни двинулась в сторону Гарри.
Гарри тоже пошел ей навстречу, также внимательно всматриваясь в мрачные проходы. Чердак был таким широким, а ящиков и коробок, до отказа забивших его, было так много, что все это больше походило на лабиринт. И в лабиринте этом обреталось чудище, которое по свирепости и наглости могло бы соперничать с мифологическим минотавром, человекобыком, пожиравшим людей.
Откуда- то из глубин лабиринта донесся уже знакомый голос:
— 'Я потрясен', 'Мне так тяжко', 'Мелодия парового катка'.
Гарри закрыл глаза. Ах, как хотелось ему улететь отсюда далеко-далеко. Может быть, в царство 'Двенадцати Танцовщиц' с его двенадцатью великолепными наследниками престола, подземными замками света, в садах которых произрастают деревья с золотыми и алмазными листьями, с его заколдованными бальными залами, наполненными прелестной музыкой… Да, неплохо было бы там сейчас оказаться. В этой самой доброй из написанных братьями Гримм сказке. В ней никто никого не поедает, не мучает и не убивает.
— Сдавайся!
Это был голос Конни.
Гарри открыл глаза и нахмурился. Он боялся, что она выдаст их местонахождение. С другой стороны, как он ни старался, как ни прислушивался, так и не смог разобрать, где же находится маньяк: на этом чердаке звуки странным образом распылялись вокруг, и это служило отличной защитой как им, так и,
