5
Оля появилась в пять минут четвёртого. Генеральный директор «Лемминкяйнена» со свитой (бодрая, подтянутая Анфиса плюс свежестриженый Василий со своим волосяным хвостиком) прибыл двумя минутами раньше. Я попросил Капу пригласить в мой кабинет Стёпу Разина, и вскоре мы, демократично рассевшись вшестером вокруг совещательного стола, приступили к делу.
– Итак, – обыденным тоном сообщил Капитан, – мы бросили вызов миропорядку. Более того, мы бросили его сознательно, поскольку мир отклонился от Божеского замысла, а Господь, как говорят отцы церкви, спасает нас, но не без нас. Ведь мы пришли на этот свет, чтобы натворить здесь дел и обнаружить себя – именно в этом и заключается труд спасения души. Конечно, Господь всё управит и Матерь Божия покроет, но безрассудная надежда на такую милость – вовсе не свидетельство веры, напротив – знак духовного обольщения. Бог ждёт от нас дел веры, а не только поста и молитвы. Пока что никто не исключал мужество из числа добродетелей, и в минуту, когда следует проявить бесстрашие и решимость, следует действовать, а не искать благословений и знамений. Тем более что искать их глупо, они – везде.
Я посмотрел по сторонам – нет, не в поисках знамений, а в безотчётной жажде смысла: присутствующие тоже были озадачены. Немудрено – мы собрались на совещание, а не на проповедь. Незаурядный Стёпин кадык был возбуждён и, что ли, насторожен; Анфиса с профессиональным вниманием тюкала «пилотом» в зелёный переплёт блокнота и косилась на божницу с образами в красном углу; Василий сцепил на столе руки замком и, уперев в них неподвижный взгляд, крутил большими пальцами незримое колечко; Оля, зачарованно моргая, смотрела на одной ей видимый танец капитанских слов. До сегодняшнего дня, в течение недели, от генерального директора не было звонков, а в псковском офисе трубку брала зеленоглазая Соня. На дворе Рождественский пост – не ходил ли он паломником к святым местам?
– Православный христианин по афонским, сохранившим преемственность и византийскую чистоту понятиям, – как бы в ответ на мои предположения, понемногу входя в раж, продолжал Капитан, – это свободный, решительный, здравомыслящий, неустрашимый, стойкий и смиренный ратник Христов. Причём его смирение – отнюдь не безволие, а великодушное и безропотное принятие всего, что выпадает в жизни на его долю. В Афонской обители обычное дело на вопрос, как дела, услышать: полемос – война. Потому что вся жизнь христианина – война. С врагами телесными и бесплотными. Поэтому половина православных святых – монахи, а другая половина – воины. Трепет, – уже гремел Капитан, – трепет охватывает при виде загорающихся глаз, выпрямляющихся спин и расправляющихся плеч ветхих монахов, когда заходит речь о врагах отечества и веры. «Врага – убей», – просто сказал мне ангелоподобный афонский старец Иоаким, когда я спросил его о тех, кто оскверняет в человеке образ Божий, кто лицемерие и ложь – орудие дьявола – почитает за добродетель, а деньги ставит выше спасения. Это даже мощнее заповеди Филарета Московского: люби врагов своих, бей врагов отечества, ненавидь врагов веры. Боже мой, как много у нас ещё дел для свершения! Как повезло нам с умом, душой и талантом родиться в России!
Капитан замолчал, чтобы сунуть в рот извлечённую из кармана брюк карамельку. Я воспользовался антрактом – позвал Капу и попросил её сделать для всех кофе.
– Нет-нет, – встрепенулась Анфиса. – Мне, пожалуйста, стакан воды без газа. – Похоже, она чётко знала грань между пользой и удовольствием и преступать её себе не позволяла.
Да-а... В такой роли, в роли пламенного апостола, видеть Капитана мне ещё не доводилось. Кажется, его свите тоже.
– Я хотел уточнить, – подал голос Василий. – Вы, Сергей Анатольевич, сказали про вызов миропорядку...
– Да, – перекатывая за щекой карамельку, перебил его Капитан. – Мы бросаем ему вызов ежедневно и по многу раз – ведь именно из этого слагается поэма будней. Но сейчас речь не о героизме утренней стопки и не о подвиге проезда в автобусе зайцем. Мы бросили такой вызов, что в дело вступили силы, превосходящие разум человека. Причём не только на нашей стороне. Это, вероятно, доставит нам ряд неудобств, возможно даже, необратимого свойства.
– Что вы имеете в виду? – Я тоже хотел об этом спросить, но Оля меня опередила.
– Смерть, – непринуждённо ответил директор – и трудно было не заметить цвет этого слова. Оно было пепельно-белёсым.
– Чью смерть? – Анфиса даже перестала тюкать ручкой по блокноту.
– Не знаю. Просто смерть. – Капитан с хрустом разгрыз конфету. – Но эти неудобства не должны нас пугать, поскольку без них всё равно не обойтись. В мире существует закон жертвы. Он прост и суров: чем больше жертва, тем больше воздаяние. Так неужели мы для собственного спасения не пожертвуем своим мнимым покоем и благополучием? Неужели испугаемся поношения, зная, что истина не боится ни критики, ни даже клеветы, а боится обличения только ложь – опора нечистого? Неужели Царствие Небесное и благодарность потомков променяем на жирные гранты, презентации, лукавую славу и всё то, что считает благополучием цивилизация «Макдональдса»? Неужели первородство продадим за чечевичную похлёбку?
Несмотря на кажущуюся беспричинность (впрочем, так и положено пророку позитивной шизофрении), представление было эффектным. Я даже решил подарить – тоже без всякой причины – Капитану одну сработанную мною штуку – безделицу для украшения зияющих пустот: прозрачный зеленоватый шар на ореховой подставке, внутри которого недвижно плыл солидный двухдюймовый плавунец, разведя в широком гребке задние ноги-вёсла. По совести, причина если и не для дарения, то хотя бы для прощания с этой чудесной вещицей всё же была: в последнее время она представлялась мне навязчивой метафорой куска, фрагмента ожерелья прожитой Олиной жизни.
Молчание длилось, наверное, полминуты, прежде чем Стёпа Разин, как школьник, съевший с товарищами перед уроком весь мел, поинтересовался:
– А что мы такого сделали?
– Мы объявили войну Америке, – сказал директор «Лемминкяйнена». – И я рассчитываю, что мы эту войну выиграем. Афон молится за нас.
– С нашими-то технологиями? – усомнился Василий.
– Они будут воевать с призраком и падут жертвой собственной алчности. – Капитан был невозмутим и рассудителен. – Разве можно выиграть сражение с призраком? И потом, дух западной технической изощрённости вызывает серьёзные сомнения, стоит только задуматься о его истоках.
– Очень интересно. – Я приготовился услышать нечто занимательное и не ошибся.
– Запад чёрт знает до какой поры не знал бани, – сообщил Капитан. – Не умея решить проблему радикально, он понаторел в разных гигиенических уловках: копоушки, носоковырки, спиночёски и прочая чепуха. Там изобрели даже индивидуальную нательную блохоловку. Постепенно страсть к обслуживанию тела вошла в привычку, в общий план жизни, так что, очистив себя и став беленьким, западный человек взялся своё тело
В кабинете было довольно жарко – холода? ещё не грянули, но топили уже и в хвост и в гриву, – однако на финальной фразе генерального директора мне показалось, будто воздуха стало больше и он сделался легче. По крайней мере, произошло какое-то движение, ожили лица, а тут как раз Капа принесла кофе и стакан воды для Анфисы.
Я закурил. Оля и Василий тоже. Глобус демонстрировал нам шероховатую нашлёпку Тибета с где-то затерявшейся в нём Шамбалой. Проходя мимо, Капа глобус случайно задела, и он, провернувшись, словно молитвенный барабан, предъявил на обозрение двойную грушу Америк.
– Итак, – Капитан размешал в чашке кубик сахара, – об отличной Олиной работе мне известно. Крепкий, грамотный, литой материал. Идея о точечной корректировке геологического сайта тоже очень правильная. Её будем разрабатывать и дальше. Что касается оригинальной схемы конструкции Земли, предложенной Евграфом, тут и говорить нечего – прекрасная теоретическая база, убедительно, актуально, заманчиво. И вообще, хочу поблагодарить тебя, – он обратился непосредственно ко мне, – за прекрасную организацию
