Американская дырка

– Я хочу завести питомник по разведению жуков.

– После такой победы? Да-а, жест достойный Диоклетиана... или кто там променял царство на капусту. И что же, в этом деле, ну... в деле распятия жуков ты достиг успехов?

– Я здесь один из лучших. – В художественных салонах мои жуки и впрямь пользовались завидным спросом. Вспомнив про охотничьи трофеи в кабинете Капитана, я уточнил: – В своём деле я имею такой же авторитет, как чучельник Фокин – в своём.

Я не преувеличивал – мои хрущи, карабусы, дровосеки, носороги и копры, составленные в причудливые композиции, полные цвета и воздуха, света и тьмы, всегда были востребованы ценителями прекрасного. Сложнее было с экзотикой. Сам я предпочитал Палеоарктику, поскольку мог лично до неё дотянуться, но на потребу массового вкуса делать рамки приходилось в основном с тропическими тварями. Конечно, у меня были поставщики – на Филиппинах, в Таиланде, на Суматре и в Конго, был даже один непоседливый миссионер-итальянец, который, скажем, присылал жуков из Ботсваны, а деньги ему просил переводить уже в Бирму, – конечно, время от времени я покупал в «Зоопарке живых насекомых», угнездившемся в Зоологическом музее, каких-нибудь дохлых камерунских вилоносов или лощёных бурундийских бронзовок, но одно дело поймать или самому вывести жука в садке, а другое... Любой рыбак знает, чем выуженная рыба отличается от покупной. Всем.

– А если у тебя будет свой питомник?

– Тогда, считай, у меня нет равных. Проблема – в хороших экземплярах колеоптер, и только.

– То есть ты будешь на самой вершине?

– Ну да.

– Что ж, как говорил Цвейг, каждый знает свой звёздный час. У одних он уже позади, другие чувствуют себя на пике, а кто-то видит свой звёздный час вдалеке, может быть за смертью.

– А ты? Где твой звёздный час?

Капитан вздохнул так, будто собрался нырнуть.

– Для ощущения полноты жизни мне требуется созвездие.

И он, покопавшись вилкой в салате, рассказал такую историю.

Когда-то у него был друг – отличный музыкант, волшебник, виртуоз, владыка чёрно-белых клавиш, король скрипичного ключа. Случилось так, что этот Божьей милостью искусник увлёкся традиционными науками: алхимией, каббалой, астрологией, сакральной историей и географией, а также психоделикой и спиритизмом. Войдя во вкус, он принялся взывать к духам древних мастеров и искать смысл жизни. В результате регулярных практик ему удалось чрезвычайно развить таившуюся в нём сверхперсональную чувствительность – он постиг истину и обрёл путь. Его наставником на этом поприще стал александрийский мудрец Патрокл Огранщик, известный ещё как полководец Дионисий Никатор, благочестивый столпник Павлин Калугер и разбойник Гиеракс Чёрный, который не один год держал в страхе Никею, Никомидию, Анкиру и Эфес. Патрокл Огранщик прожил долгую, неистовую и густую жизнь. Он был богатым землевладельцем, архитектором, пиратом, поэтом, полководцем, философом, содержателем публичного дома, алхимиком, аскетом-столпником и, наконец, разбойником, настолько кровожадным, что, несмотря на седины, его прозвали за злодейства Чёрным. Причём во всех делах, какими только он ни занимался, он достигал совершенства.

На спиритических сеансах друг Капитана беседовал с духом Патрокла Огранщика, после чего записывал всё, что успевал запомнить. Через девять месяцев он подготовил капитальный труд, в котором изложил основные положения учения этого необычайного мыслителя. Главная идея заключалась в следующем: человек, достигший вершины в своём деле, должен оставить былые занятия, отрясти с сандалий прах, сменить имя и начать всё сначала на новой ниве. «Добравшись до вершины, – говорил Патрокл Огранщик, – остановись. Не пытайся покорить небеса – ты сорвёшься и разобьёшься о камни. Но и покой не к лицу тебе: оставаясь на вершине и пожиная плоды своего дарования, ты уподобишься свинье, которая не в силах оторваться от помойного корыта. Спустись вниз и взойди на вершину по другому склону – таким образом ты избавишься от однообразия жизни». Патрокл Огранщик сравнивал человека с драгоценным камнем: «Шлифуя разные грани, ты постепенно превратишься в бриллиант или сапфир. Шлифовке поддается любой минерал – не поддаётся шлифовке только дерьмо».

Эта мысль Патрокла Огранщика глубоко поразила друга Капитана, и он решил изменить свою жизнь. Он бросил музыку, дом, прежний круг, бросил всё, и с тех пор Капитан его не видел. В туманной дали, под новым именем он идёт на вершину по другому склону, и гора, по которой он поднимается, шлифует в нём новую грань.

Учение это получило определённую известность, и у него нашлись последователи, так что со временем образовался даже некий клуб адептов, своего рода тайная ложа вольных камней, где ступени посвящения соответствуют числу огранённых сторон «камня». Ходят слухи, будто в ложе Патрокла Огранщика, нося уже иные имена, состоят Цой, Свин, принцесса Диана, Тимур Новиков, Сергей Бодров и кое-кто ещё из особ того же сорта, но это, разумеется, фольклор, афанасьевские сказки. Хотя кто знает, где таится правда-матка... Как бы там ни было, в своё время каждый переходит незримую черту, за которой всё лучшее остаётся в прошлом. Почувствовав эту границу, оказавшись на другой стороне, надо либо уйти из дома и не вернуться, либо, прижав ласты, плыть по течению в окружении мирных мелочей жизни и уже не трепыхаться. Всякое барахтанье здесь выглядит жалким, поскольку в этой области люди, убитые собственным прошлым, превращаются в насморк. Ну а тех, кто ушёл из дома и не вернулся, можно понять, лишь уйдя из дома и не вернувшись.

– Когда ты получишь питомник, – сказал Капитан, – и окажешься на пике, у тебя появится возможность подняться на вершину по другому склону. Но чтобы идти по этому пути, тебе придётся бросить всё.

– Всё? – бессознательно переспросил я.

– Всё, Евграф.

«И даже лютку», – мысленно добавил я за Капитана.

У меня не было слов. Я достал из сумки ореховую подставку и зелёный шар с плавунцом (их я захватил, когда отвозил Олю и Анфису чистить пёрышки на Графский), полюбовался на просвет буро-матовым бороздчатым жуком, вставил шар в подставку и вручил полированную каплю Капитану. По внутреннему мотиву это походило на ритуальный выкуп, на жертвоприношение – я отдавал малое, чтобы сберечь большое. Такое обрезание. Да что там – я был готов за Олю продать душу каким-нибудь саентологам, и пусть потом за это меня терзают в аду, словно кусок красной глины.

– Царский подарок, – сказал Капитан, разглядывая плавунца. – Разве это ещё не вершина?

– Нет, – был мой ответ.

Думаю, мы друг друга поняли, хотя со стороны, возможно, походили на розеттский камень, иссечённый тремя мёртвыми языками. Причём греческий олицетворяла незримо порхавшая над нами лютка.

3

История Патрокла Огранщика долго не давала мне покоя. Более того, я как-то исподволь и сразу поверил в существование таинственной ложи вольных камней, безотносительно к тому, состоят ли в ней Свин и принцесса Диана или нет. Возможно, мы и впрямь живём в эпоху полунебытия, так что фантазия, поданная как информация, становится для нас уже важнее реальности, иллюзия побеждает сущее, призраки входят в мир вещей, уравниваются с ними в правах и даже заставляют вещи преображаться в соответствии с невещественным замыслом о них. Разве это не новый виток готических времён? Разве это не Новое Средневековье?

Нетрудно догадаться, о каком созвездии говорил Капитан, непонятно было только, когда он в очередной раз достигнет вершины, когда исчезнет вновь, когда опять уйдёт из дома и не вернётся... Путём долгих раздумий я решил для себя вот что: да, он ввёл в олимпийские виды спорта скоростное свежевание барана, да, он поставит в Стокгольме грохочущий памятник Альфреду Нобелю, он даже, вероятно, забьёт осиновый кол Америке в печёнку и убьёт в ней упыря, но вывести породу певчих рыбок... Это – извините. По Патроклу Огранщику, это называется «покорять небеса». Здесь он должен остановиться.

Впереди – недалеко уже – брезжила звезда 2011 года. За моим окном воронье гнездо на тополе было накрыто шапкой снега. Чета ворон обычно, втянув шеи, ночевала рядом с гнездом на ветке (чистила о неё клювы и сточила кору до голого луба), но позавчера, репетируя новогодний шабаш, гимназисты целый час взрывали во дворе петарды, так что вороны устрашились и второй день не показывались.