– Живому именины, мёртвому помины, – невольно сорвалось с моего языка. – Не надоело?
Хозяин посмотрел на меня с требовательным непониманием.
– Шутка не удалась, – пояснил я. – А почему вы говорите мне всё это, не таясь?
– Услуга за услугу. – Вкусивший беленькой художник явно намекал на прочистку унитаза. – И потом – Сергей заверил, что если вы спросите о смерти, значит, вы уже готовы встать на путь камня.
Да с чего он взял?!
– Скажите, а сам Сергей Анатольевич...
– Не-е-ет, – осклабился Георгий Владимирович, энергично помотав седым хвостом. – О нём вы у него и спрашивайте.
Конспирологический устав у них, что ли, такой? Тамплиеры домодельные... Вот уж вправду: в мире исчезли белые пятна, но появились тёмные места. Ну что же, моя любовь к Мейринку ещё не иссякла, хотя ничто так не охлаждает её, как чтение Мейринка.
4
Всё это вполне могло оказаться спектаклем, лукавым лицедейством, специально инсценированным для меня по просьбе Капитана, набившего руку на карах и розыгрышах и блестяще насобачившегося строить многоходовые комбинации, в чём я имел возможность убедиться, работая с ним в паре на поприще разделки под орех корыстолюбивой Америки, империи товарного добра. Возможно, это был даже розыгрыш без цели – просто от избытка витальных сил. А может быть... Так или иначе через две рюмки интересы колоритного Георгия Владимировича переместились в область визуальных искусств, где я был не шибко силён, а ещё через две его словам уже невозможно было верить. В частности, сперва он заявил, что страдает тягой к поглощению заведомо несъедобных предметов, называемой в медицине геофагией, а следом признался, что любит сметану, потому что в ней нет костей.
Однако театр будней на этом сегодня не закончился.
Поспешно попрощавшись с плывущим старичком, то и дело хватавшим меня за руку, я улизнул из мастерской, выбрался из подъезда, прошёл вдоль торцевой стены дома, свернул за угол и направился к крыльцу акционерного общества закрытого типа «Лемминкяйнен». Таиться больше не имело смысла – не сегодня, так завтра облакист всё равно расскажет Капитану о моём визите.
На дверях стоял говорящий замок с видеоглазком. Я нажал кнопку, и обезображенный демонами электричества голос Анфисы приветливо хрюкнул:
– Здравствуйте, Евграф! Мы вас не ждали.
– Я сам не ожидал, да бес попутал. – Чистая правда.
Вслед за тем в замке что-то пискнуло, потом щёлкнуло – путь был свободен.
Анфиса, выскочив из своего кабинета, встретила меня в прихожей.
– Директор мира у себя?
– У него посетитель, – обворожительно и несколько двусмысленно улыбнулась Анфиса. Уж не кокетничает ли она со мной? Почему, собственно, нет? Она вполне ещё ягодка, а добродетель, как правило, человек обретает в отсутствие выбора.
– Так что же, подождать?
– Думаю, вы можете пройти. – Улыбка порхала возле её губ, как послание, как нечто отдельное, принадлежащее уже не столько ей, сколько мне.
Конечно, было бы лестно одержать верх над Белобокиным на Бородинском поле девичьих симпатий, но ход этому делу давать решительно не стоило. Люди ценят лишь то, чего на всех не хватает, поэтому доступность подчас, вопреки ожиданию, оказывает женщине медвежью услугу. Нельзя сказать, что «синие чулки» – девицы тяжёлого поведения – выигрывают у кокоток в этой партии, но всё же...
– Хочу признаться вам, Анфиса, – экспромтом признался я, – в боях за сомнительные идеалы юности я потерял его... – Тут мне пришлось немного замешкаться в поисках приличествующего эвфемизма. – То есть своё средних размеров достоинство. Потерял под самый корень. И тем не менее, поверьте, всякий раз при встрече с вами я испытываю фантомную эрекцию.
Сказать настоящую пошлость очень не просто, но, кажется, мне это удалось. Закинув голову, Анфиса столь самозабвенно рассмеялась, что я заметил отсутствие верхней левой шестёрки у неё во рту.
– А Оля знает? – поинтересовалась она, придя в себя.
– Такое не скроешь. – Немного смущённый обстоятельством собственной речи, я, не оглядываясь, проследовал по лестнице наверх.
Из-за двери компьютерных разбойников неслись гарцующие звуки испанской гитары, раскручивающей маховик какого-то жгучего болеро. Невольно приосанившись, притопывая на ходу в такт музычке, кастильской иноходью (как мне казалось) я проследовал по коридору в приёмную директора. Соня подняла на меня зелёные глаза.
– Сделайте мне чай, голубушка, – попросил я, берясь за ручку директорской двери. – Если можно, с лимоном.
Дверь под моим напором распахнулась, но не успел я переступить порог, как изнутри всего меня, вплоть до изнанки глаз, ошпарила горячая, ослепляющая, мигом взвихрившая / смешавшая все внутренние ритмы и энергии волна – за столом напротив Капитана сидела Оля.
5
Немой сцены не получилось. Объятый жаром, словно живой рак в присыпанном укропом кипятке, я механически прошёл в логовище Капитана, взялся для устойчивости за спинку стула и улыбнулся – подозреваю, очень глупо. Вот результат дурацкой инициативы – кто спешит жить, тот постоянно расквашивает нос о будущее.
– Каким тебя ветром? – Капитан закрыл и убрал в ящик стола что-то глянцевое с картинками – не то торговый каталог, не то выставочный буклет. Надо думать, перед моим внезапным появлением они с люткой его изучали.
Что сказать, я не знал. Выручила география.
– Северным. – Я посмотрел на собиравшуюся корпеть в библиотеке над геологической наукой лютку. – Здравствуй, Оля.
– Привет. – Она была заметно смущена, что выдавало напускное оживление. – А мы тут...
– Ты очень кстати, Евграф, – атаковал меня директор мира. – Мы только-только собрались наметить контуры грядущих целей. Вчера ещё подковёрные кардиналы «золотого миллиарда» держали нас за гоношливых сявок, продавали чеченкам по дешёвке пояса шахидов, а нашим дурам – презервативы, чтобы не плодились, делили нас так и сяк на части, оттяпывали от нас куски и ловили нашу ряпушку и сайру – теперь им уже не до того. Между прочим – нашими с тобой молитвами. С меркантильным человечником, собственно говоря, покончено. Осталась малость – закрепляющая дело жертва. О чём нам, кажется, с недавних пор потусторонние бояре назойливо напоминают. Я думаю, ты это понял по участившемуся у тебя в «Танатосе» служебно-бытовому травматизму.
– Какая жертва? Для чего? Кому? – Впрочем, ответы на эти вопросы меня сейчас совсем не волновали.
– Таков завет традиции, – обрадовался диалогу Капитан. – Он непонятен и именно поэтому должен соблюдаться неукоснительно. В традиции всё прекрасно, особенно то, что неразумно, абсурдно, непостижимо – этот солнечный бред свидетельствует о превосходстве традиции над мелким и мелочным разумом.
Конечно, Капитан умел сбить с толку кого угодно, но сейчас меня и дух святой бы не пронял. Я молчал, показывая всем своим довольно жалким видом, что ожидаю объяснений, что если есть ещё на свете кто-то, кто ожидает объяснений, то я среди этих слабоумных – чемпион породы.
– Ты спрашиваешь, что это за грядущие цели? – совсем в другую сторону исполнил он риторическое па. – Я скажу. И ты, как искушённый жуковед, поймёшь меня.
И он сказал. В животном мире, сказал он, паразиты не только приспособились использовать тело хозяина как источник пропитания и благоденствия, но овладели также техникой изменения стереотипа его (хозяйского тела) поведения в своих корыстных интересах. Иначе говоря, как выяснила наука, паразиты оказались способны управлять хозяином в видах собственного благополучия, и тот покорно следует воле пожирающего его захребетника даже в том случае, если это грозит ему бесспорной гибелью. В качестве хрестоматийного примера описываемого феномена Капитан привёл поведение муравья, заражённого
