ланцетовидной двуусткой. Для этого паразита муравей – лишь промежуточный хозяин, дальнейшее развитие двуустки проходит в теле овцы. Но как ей туда попасть? Вопрос. И тогда эта тварь, как гитарные колки, подкручивает нервные узлы муравьишки, настраивая его на свой лад, и тот становится смиренным инструментом чужого аппетита. Днём муравей ничем не отличается от соплеменников, работая на благо своего народа и его царицы, а ночью выбирается из спящего муравейника, бежит на ближний выгон, карабкается на луговую траву, цепляется челюстями за лист, отпускает лапки-ножки и повисает в ожидании выпущенного поутру на поле стада – чтобы по воле паразита быть съеденным какой-нибудь бараноголовой овцой.
Подобные казусы были мне, конечно же, известны. Один из видов среднеазиатского червя-волосатика, хозяином которого нередко становится жук-чернотелка, заставляет этого пустынного жителя, прежде чем освободить его от своего присутствия, искать проточную воду – ручей, реку или арык. Когда жук добирается до воды (плавать чернотелки, как и большинство других жуков, не умеют и в обыденности своей в открытую воду не суются), он, чтобы течение не унесло его, осторожно, как тяжёлый водолаз, спускается по песку или камню на дно. Там волосатик – водяной житель – выходит из жука четвертьметровой змеящейся нитью, а чернотелка, прожившая жизнь ради пользы врага своего, лишённая дальнейших указаний, гибнет.
Да, я знал об этом, но промолчал.
Капитан нарисовал ещё несколько драматических картин, где живописал, как играет паразит своим кормильцем: из жизни наездников-апантелесов, наездников-афелинусов и каких-то отвратительных червей с тьмой промежуточных хозяев...
– Таких примеров известны сотни, – подвёл он промежуточный итог. – А неизвестны – ещё больше. Да что там говорить! Почему, заразившись гриппом, мы чихаем? Мы помогаем паразиту распространиться. Почему при чесотке мы чешемся? Мы соскребаем себе под ногти яйца клеща, чтобы передать их дальше через касание.
Мимикой Оля изобразила брезгливое «фу».
Я выжидающе молчал, по мере сил воспроизводя онемевшим лицом крайнюю степень недоверия – не к словам Капитана, а к самой его попытке меня заболтать. Я был уверен – он импровизирует от отсутствия выбора, желая обвести меня вокруг пальца при помощи быстрых слов и таким путём уйти от ответа. Что ж, после экономических преобразований многие в России и впрямь перестали понимать, что к чему, получив взамен дар пользоваться микроволновкой и огорчаться, что зарплаты не хватает на машину, однако на сторонников жизни простой и гармоничной законы природы действуют так же, как прежде.
– К чему я это говорю, – улыбнулся Капитан. – Животное царство земли выстроилось в пищевую пирамиду: жук ел траву, жука клевала птица, хорёк пил мозг из птичьей головы...
– Кому булочку с молоком, а кому бабу с ромом, – не выдержал я, однако директор мира мою угрюмую реплику проигнорировал.
– Существует устоявшееся мнение, – продолжил он, – что человек, как настоящий царь зверей, венчает эту пирамиду. Мол, никто, не считая эксцессов, не использует его в пищу по своему хотению, в то время как человек поедает всё что ни вздумается, вплоть до соловьиных языков, бараньих глаз и сахалинского папоротника. – Капитан выдержал драматическую паузу. – Так вот, господа, – это не так. Человек – не вершина. Мой научно-исследовательский институт пришёл к сенсационным выводам: человек – кормовая база Бога. Нет, конечно же, не в смысле банального вдыхания фимиамов и дымов алтарей. Бог паразитирует в человеке, примерно как двуустка в муравье. При рождении Он откладывает в нас личинку – душу. Душа развивается в нашем теле, заставляя его делать совершенно немыслимые и абсолютно самому телу не нужные вещи, а потом, созрев, покидает кормильца, который, выпитый до дна, уже, конечно, не жилец. Ну а душа, откормленная лакомыми чувствами хозяина, воссоединяется с Богом, укрепляя Его и способствуя, так сказать, Его здоровому метаболизму.
Лютка смотрела на Капитана широко распахнутыми глазами – чёрт знает, какую пляску сумасшедших звуков она увидела в его речах. Я вспомнил ноябрьскую проповедь – ту самую, закончившуюся разрывом шарового перуна. Там он был апостол, здесь – сущий аспид, ядовитый змей. Два совершенно разных человека. Кому же верить? Что ж, логика его побед неизбежно должна была привести Капитана к идее богоборчества. За такие дела Иаков был наказан хромотой, а чем Господь ответит этому? И не моими ли руками?
– Нет, я не кощунствую – всё подтверждено экспериментальным путём. Что касается тех времён, когда человек в массовом порядке изводит в себе душу, как солитёра, то есть, выражаясь иносказательно, продаёт душу дьяволу – тогда, как известно, человек в холодном могуществе возвеличивается, а Бог, напротив, слабеет, начинает хворать и киснуть. Мы с Богом оказались связаны крепче, чем нам преподавала церковь – на две стороны: Бог нужен человеку, чтобы очищаться в страдании, а человек нужен Богу, чтобы быть. Возможно, термин «паразит» слишком чувственно окрашен, возможно, сказать следовало бы иначе... Но, знаете ли, как ни назови, а суть всё та же. – В порыве воодушевления, всегда сопровождавшем его импровизации, Капитан вскочил из-за стола. – Тут можно возразить, что Бог, дескать, любит и оберегает человека. Но разве пастух не любит и не оберегает своё стадо, которое даёт ему пропитание? Надо отдать себе трезвый отчёт и восстать против навязанной матрицы. Надо выйти из безответной покорности или слепого святотатства и осознать, что человек и Бог – партнёры, необходимые друг другу соратники, один другому прикрывающие спину. Вождём этого обновляющегося мира будет Россия, но для того она должна возвыситься, стать сильнейшей среди равных. – Глаза Капитана горели, его вдохновенно несло. – По мере воцарения новой России царство земли обретёт порядок. Современное искусство и современная политика идиотов будут заменены новой магией, которая учредит своё искусство и свою политику. Искусство перестанет быть имитацией ритуала, но станет самим ритуалом, а политика превратится в прямое мифотворчество, занявшись сакральной архитектурой народов. Разоблачение и преобразование мира дегенерации, поощряющего жадность, мелочность, корыстолюбие и порицающего анархистский импульс, бунтарское пренебрежение главными ценностями этого мира – деньгами, карьерой, телевизором, связаны с волей новых магов, которая ошибочно определяется как готовность к жертве. То, что для всех было жертвой, для новых магов будет радостью. «Делаю то, что должен» превратится для них в «делаю то, что хочу», поскольку они точно знают, чего хотят и как это получить. Им известен способ. Вот он: единственная возможность получить то, что хочешь, – этого не хотеть. Только так можно проснуться внутри окутавшего нас сна, а затем пробудиться и от самого сна.
Молния не ослепила, гром не грянул, пол не провалился под ногами Капитана.
– Как чувствуешь себя? – не удержался я. – Сапог на голове не жмёт?
– Евграф, – Капитан не думал ни минуты, – ты, кажется, ревнуешь? Напрасно – я уже давно подавил в себе пол и всю энергию телесного низа направил по стволу хребта к вершинам духа. Секс, наряду с пищей и деньгами, одна из составных частей порочной троицы желаний. Любовь и смерть – вот те основные источники эмоций, которыми питается подселённая в нас душа. Однако в мире деградации любовь, заменённая сексом, сделалась предметом потребления – средством приятно возбуждать и волновать кровь. По сути,
Капитан замер на миг, заглянул мне в глаза и, как будто внутри него включилась лампочка, осветился ангельской улыбкой.
– Между прочим, Евграф, священные тантрийские тексты порицают ловлю жуков по постным дням.
«Среда, – отметил я машинально. – Сегодня среда». Я посмотрел на Олю. По мусульманскому поверью, камень бахт приковывает к себе взоры и вызывает веселье. Белая блузка на лютке была столь безукоризненна, что, казалось, пахла раскалённым утюгом. Голова моя шла кругом. Сколько можно мостить стезю проклятья добрыми намерениями? Капитан был сумасшедшим. И всё-таки мне было не догнать его: впереди, за горизонтом, исчезала стремительная черепаха. «Я не готов, – подумал я. – Я не могу его убить».
Мир по-прежнему не рушился. Мир стоял, трепеща, и каменные его колени держали непомерный вес. Всё. Не дожидаясь чая с лимоном, я – чёртов слабак, сузукин сын – повернулся, шагнул к выходу и только
