— За встречу...
Выпили, закусили, потом почти молча выпили ещё по одной.
Водка была неплохой, хотя градус за время хранения потеряла. Дехтеру и Рахманову в московском метро такую пить не приходилось. И уж точно она не шла ни в какое сравнение с той гадостью, которой их угощали накануне. Приятное тепло разлилось по телу.
Командир, посчитав, что минимум гостеприимства выполнен, кашлянул и заговорил по делу:
— В основном я знаю от своих людей, кто вы такие и каким образом к нам добрались. Поэтому докучать вам с расспросами не стану. Мои тут провели своё расследование и установили, что Вы действительно не из Муоса будете. Мы не нашли ничего, чтобы заставило нас не верить вам. Тем не менее, я хочу знать ваши цели и планы... Если вы не против...
Рахманов, посчитав, что в данной ситуации вопрос относится больше к нему, взял бремя ответа на себя:
— Мы получили радиопередачу из Минска, в которой кто-то из жителей просил о помощи, указывая на какую-то опасность. Мы очень заинтересованы в установлении контактов с другими убежищами, так как это могло бы способствовать нашему выживанию, а в будущем явилось бы основой восстановления цивилизации. Кроме того, это большая эмоциональная поддержка метрожителям — знать, что мы остались не одни в мире. Мы были направлены нашим правительством, по пути встретились с серьёзной опасностью, едва не стоившей всем нам жизней. Мы нашли неподалёку от станции метро «Партизанская» радиопередатчик и мёртвую женщину — автора послания. После этого было решено спуститься в метро на ближайшей станции, где мы столкнулись с тем, что вы называете лесом и лесниками. Пробиваясь через лес, мы попали к вам. Что касается наших задач, то у нас их три: найти авторов сообщения, установить радиоконтакт между Москвой и Минском, и по возможности, оказать вам помощь в устранении угрожающей вам опасности. Ну и четвёртая — вернуться домой. Теперь нам бы хотелось знать, какая станция является инициатором радиосигнала. Если мы установим постоянный радиоконтакт с Москвой, мы можем, вернее обязаны нашим руководством, оказать вам помощь.
Батура слушал всё это, опустив глаза и нервно постукивая пальцами по столу. Потом он устало сказал:
— В настоящее время я один из девяти долгоживущих в лагере. Все мы получали образование в Университете Центра. Я был способным и старательным учеником. В общих чертах я представляю, что такое радиосвязь, но не разу не видел ни одного радиоприёмника и не слышал, чтобы где-то у нас в метро было что-то подобное. В нашем лагере — точно, а в других лагерях Партизан — наверняка, радиосвязи нет. На мой взгляд, единственным местом, где уровень знаний и остаток техники мог позволить создать что-то подобное — это Центр. Поэтому вам, пожалуй, надо туда. Что касается угроз, то самой близкой для нашего лагеря являются лес и лесники. Но, к сожалению, это далеко не единственная и даже не самая страшная опасность. Голод, эпидемии, мутировавшие чудовища, Американцы, дикие диггеры, и наконец, ленточники. Мы окружены бедами и опасностями со всех сторон и кольцо сужается. Иногда мне кажется, мы здесь все сгрудились в зыбком пузыре, который вот-вот лопнет... Снова я о грустном...
Батура, страдальчески улыбнулся, разлил на сей раз по полрюмки, кивнул собеседникам и махом выпил налитое.
— ...К счастью за всё метро я не в ответе. Мне бы с моим лагерем разобраться. А первой проблемой моего лагеря является лес с лесниками. Как мне доложили, вы прошли с боем от Партизанской. Кстати сказать, это когда-то была столичная станция Партизан, оттуда и название. Восемь лет тому назад там человек семьсот народу жило только в Нижнем лагере. Зажиточная была станция. В Верхний лагерь только в тридцать уходили. Они поставили мощные решётки со стороны леса, покрепче тех, которые вы видели, и понадеялись на них. К решёткам патруль выставляли всего три человека, чтобы обрубали побеги леса, которые через решётки лез. Но лес оказался сильнее. Он обмотал побегами решётку и вырвал её вместе с фундаментом. Орда лесников, сметя заслон, кинулась в лагерь. Лесников были тысячи и почти у каждого шишка на брюхе. Около сотни детей и баб убежали, пока лес с лесниками не отрезали путь остальным. Я тогда с нашими выступил им на помощь, но лес уже был на полпути. Со станции ещё были слышны крики, а помочь мы ничем не могли. Пришлось паять свою решётку и усиленный заслон выставлять.
Так вот мысль у меня, поквитаться с лесом. После того, как вы прошлись по Партизанской и туннелю, лес, а лесники — особенно, не скоро силы восстановят. Надеюсь очистить туннель до Партизанской и саму станцию захватить. Поможете?
Рахманов, несколько смутившись, ответил:
— Видите ли. Я вам объяснял, что у нас приказ, которым установлен следующий приоритет задач: обнаружение инициатора радиосигнала, установление радиоконтакта между Минском и Москвой, а уже потом — оказание помощи вашим людям. К сожалению, до выполнения первых двух задач приступать к третей, рискуя жизнями наших людей, мы не можем.
— Ладно, я так и думал, — грустно, но без обиды, заметил командир, — Однако если мы позаимствуем у вас один огнемёт, непосредственной угрозы жизням ваших людей это не составит? У нас есть небольшой запас бензина, сами мы пытались сделать огнемёт, но ничего достаточно эффективного и безопасного не получалось. А ваш — это просто чудо. Извиняюсь за хамство, мы уже его испытали. С ним мы с лёту прожжём лес аж до Партизанской.
Дехтер было дёрнулся что-то возразить, но Рахманов, поняв, что монолог Батуры по поводу заимствования огнемёта является скорее констатацией факта, а не просьбой, положил на плечо Дехтера руку и с деланной вежливостью ответил:
— Конечно, конечно. Берите. Мы рады вам помочь.
Было видно, что командир Партизан уже давно считал огнемёт своим, однако столь быстрое «урегулирование вопроса» его явно обрадовало, и он быстро разлил оставшееся в бутылке по рюмкам, поднял рюмку и сказал:
— Вот и славненько, за победу...
Когда все выпили, он доброжелательно продолжил:
— Вам нужно в Центр — там вы найдёте, что ищите. Я вам дам проводника, который вас проведёт. Пока будете идти по владениям Партизан, вам особо ничего не угрожает, но потом будьте бдительны. Выходите рано утром — вместе с Ходоками — у нас как раз очередной обоз собрался. А мы завтра выступаем на лес, всем лагерем. С других лагерей Партизан отряды также подходят. Славная будет бойня, жаль, что не увидите.
Они ещё с полчаса поговорили. Батуру развезло. Видимо сказывалась ослабленность организма. В порыве пьяной откровенности он рассказал, что когда он был помоложе, в лагере был установлен 25-летний возрастной ценз, затем, с учётом нехватки людей в Верхнем лагере и перенаселением нижнего, ценз был снижен сначала до 24, потом до 23 лет. Объединённый Совет Верхнего и Нижнего лагерей, председателем которого является он, может по результатом единогласного голосования, продлить на один год срок нахождения в нижнем лагере Партизанам, совершившим подвиг или представляющим особую значимость для лагеря. Но это случается очень редко.
Исключение — специалисты — лица, получившие образование в Центре, главным образом медики, электрики, зоотехники и командир, как главный администратор лагеря. Однако даже Специалисты лишались этого звания и немедленно оказывались в верхнем, в случае совершения провинности или в связи с невозможностью выполнения обязанностей специалиста по состоянию здоровья или по другим причинам, или если на их место приходил другой специалист. Ситуация с продовольствием в лагере в последнее время ухудшается, они находятся на грани голода и поэтому в Совете всерьёз поговаривают о снижении возрастного ценза до 22 лет.
— Если это случится, — с горькой усмешкой сказал командир, — я сам откажусь от звания Специалиста и уйду в Верхний лагерь. Я не имею никакого права жить так долго...
Как оказалось, проводником им назначили Светлану. Она была специалистом по внешним связям (своего рода «коллега» Рахманова), и поэтому ей поручили сопровождение уновцев в Центр.
Им разрешили идти в Центр с плановым обозом, состоящим из двух велодрезин. Велодрезина — ужасное ржавое сооружение — установленная на рельсы тележка метров семи длиной, с крепящимися по бокам восьмью сидениями и педальными приводами.
