змеи, а за ними — диггеры. Полночи на станции шёл бой. К этому времени подоспела подмога с Пролетарской и диггеры со змеями отступили.
Что случилось с партизаном, устроившим пожар, так и осталось загадкой: или он сошёл с ума, или совершил сознательное предательство. Не хотелось верить ни в то ни в другое. Это был храбрый воин, который не один раз побеждал в схватках с врагами и даже один не боялся идти в туннели. Его семья тоже погибла в пожаре. В конце концов решили, что он сошёл с ума.
Сейчас станция была похожа на маленький ад. Стены и потолок были закопчены, большую часть перронов занимали обгоревшие остовы палаток и хижин. На станции было грязно и неуютно. Только на одном из перронов стояли в один ряд убогие хижины, сложенные, главным образом, из обгоревших досок и металлических арматур. Многие жители вообще не имели хижин и просто жили и спали на полу перрона. Людей здесь было человек двести, не больше.
Завидев приближающийся обоз, первомайцы стали подыматься, подходить к путям. Они были все как один худы, с впалыми щеками и глазами и походили на Святых с древних православных икон. Они были одеты в лохмотья, но у каждого на правом рукаве виднелась яркая нашивка в виде большой красной цифры «1». На закопчённой стене станции просматривался барельеф «ПЕРШАМАЙСКАЯ»[6], который явно регулярно подкрашивался. Это алое слово на чёрной стене было вызовом беспросветной действительности.
Жители станции гордились своим названием и любили при случае пафосно сказать: «Первомайцы не отступают». Причиной этому стало особое положение станции — она изначально являлась форпостом Партизанской конфедерации, и была вынуждена сдерживать нападения змеев, диггеров, ленточников, Американцев, да и нападки Центра. После пожара и свирепого набега червей и диггеров, Первомайская практически лишилась экономики. В целях обороны станции первомайцы были вынуждены отозвать людей из Верхнего лагеря (кто ещё был жив) и наглухо замуровать входы в Верхние помещения. Если раньше защита от набегов с Севера являлась одной из главных задач, то теперь это было единственным предназначением станции.
Жили они за счёт незначительных поборов с обозов, шедших от Партизан в другие части метро и наоборот, да гуманитарной помощью с других Партизанских станций. При этом помощь носила скорее военный характер, т.к. Тракторный Завод и Пролетарская понимали, что если рухнет Первомайская, черви, диггеры и другие агрессоры будут у их станций. Учитывая отнюдь не роскошное положение Тракторного и Пролетарской, эта помощь не могла быть очень большой, и разве что удерживала первомайцев от голодной смерти. В последнее время первомайцы стали употреблять в пищу мясо змеев, которых им иногда удавалось убить в туннеле. В многотонной туше убитого червя была лишь сотня-другая килограмм вонючего, но пригодного к употреблению мяса. Но и это было неплохим подкреплением рациона голодных первомайцев.
Как только местные жители перепрофилировались на оборону, полуголодный народ создал военные традиции. Здесь превалировала совершенно необъяснимая гордость за то, что они родились и живут на Первомайской. Они воспринимали себя кем-то вроде казаков или самураев, верили в своё особое предназначение и наряду с православными традициями воспитывали в детях готовность в любой момент умереть за родную станцию.
У каждого воина, в число которых входили женщины и дети лет от десяти, были арбалеты и по два коротких меча. Увидев приближающийся обоз, они подняли мечи, взяли их лезвиями в руки, опустили рукоятками к полу. Очевидно, это было жестом миролюбия и доброжелательности.
Вперёд вышла женщина неопределённого возраста, как оказалось командир местного отряда Партизан. Её нельзя было назвать красивой, но её чёрные глаза притягивали к себе взгляды мужчин. У женщины был рубец на щеке, хотя, как не странно, он не уродовал это мужественное лицо. Голова женщины была побрита налысо. Как и все, она была худа, да и к тому же сутула. Но в её походке, жестах и голосе чувствовались энергия, сила и уверенность:
— Мы рады приветствовать наших братьев и сестёр Партизан. Хранит Вас Бог в Вашем пути.
— Да ладно тебе, Анка, что ты в самом деле? Каждый раз одно и тоже! — как всегда весело и смеясь прощебетала Купчиха, подымаясь на платформу. Лицо Анки смягчилось:
— Привет, Купчиха... Давно не виделись, что-то редко заходить стали.
— Да что ходить-то? — возить уже нечего... Да ты не бойся, Вам жрачки привезли, как обычно.
— Светлана, и ты тут? Иди сюда, красотка, обниму тебя, — Анка схватила в охапку Светлану и оторвала от земли.
— А что за хлопцы с Вами? Не видала таких раньше?
Светлана в двух словах рассказала о появлении москвичей и их миссии. Сначала недоверие, потом удивление, а потом восторг изобразились на лице Анки. Неожиданно громким голосом она торжественно продекламировала на всю станцию:
— Первомайцы! К нам пришла помощь из далёкого города. Бог послал нам воинов добра из другого мира. Теперь мы вместе сразимся за свободу и единство Муоса! Мы изгоним змеев и прочую человеческую и нечеловеческую нечисть с нашей Родины. Ура!
Москвичи были обескуражены той ролью, которая им была приписана с лёгкой руки Анки. Рахманом хотел мягко заметить насчёт того, что планы их миссии не столь грандиозны. Но в ответ на радостный клич Анки, сто глоток местных жителей в один голос заорали:
— Ура! Ура! Ура!
Первомайцы бросились встречать и обнимать уновцев и ходоков. К Радисту подбежало двое пацанят и стали тянуть его АКСУ, выясняя устройство этого странного арбалета.
С момента ухода с Пролетарской прошло всего часа четыре. Дехтер настаивал на том, чтобы продолжить путь. Однако Светлана попросила остаться. Она пыталась объяснить Дехтеру, что само их пребывание на каждой из станций приносит огромную пользу. Их отряд оставляет за собой шлейф эмоционального подъёма у местных жителей. Дехтер сначала пытался настоять на своём, но потом вспомнил слова Талаша и согласился.
Дехтер и Светлана были приглашены на военный совет Первомайцев. Судя по всему это была огромная честь для рождённых вне этой станции. Совет проходил в отдельном служебном помещении без какой-либо мебели. На стенах висели факелы, по центру был белой краской нарисован круг. По контуру круга стали Анка и четыре старших дозоров (высшее командование Первомайцев). Смутившегося от этого ритуала Дехтера, Анка так же пригласила к кругу. Светлане было позволено только стоять в стороне. Стоявшие в кругу взяли друг друга за руки (Дехтера тоже) и стали в один голос повторять какую-то клятву или заклинание, суть которой сводилась к готовности каждого из них умереть за свободу и мир в Муосе. Затем Анка завершила: «Да поможет нам Бог» и начала совет.
— Мы, Первомайцы, со свойственной только нам доблестью стоим на страже мира и порядка в Муосе. Мы изо всех сил отражаем нападения змеев и диггеров, всё чаще вступаем в стычки с ленточниками, несколько раз истребляли разведотряды американцев и бэнээсовцев. Но наши воины гибнут изо дня в день, а напор с Севера и Востока становится всё ожесточённей. Братья Партизаны помогают нам, чем могут, и мы признательным им за это. Но нас слишком мало. Мы готовы сражаться, до последнего воина, в число которых входят и дети. Но я не уверена, что нас хватит надолго...
Анка и все командиры посмотрели на Дехтера. Тот опять растерялся и не знал, что сказать. От него уже второй раз в этом метро просят помощи, на него смотрят, как на какого-то сказочного богатыря, который враз разгонит всех врагов. Но он всего лишь командир спецназа из далёкого Полиса. Всё волшебство, которым он обладает — это автомат Калашникова с двумя магазинами патронов, ну ещё пару гранат и штык-нож. Он не может ничего обещать этим людям...
На помощь пришла Светлана:
— Анка! Анка! Мы помним, как много вы, Первомайцы, делаете для Партизан и для всего Муоса. Мы не меньше вашего хотим победить всех врагов. Но, к сожалению, этого нельзя сделать только силами Первомайцев или всех Партизан, даже если им помогут уновцы. Тем более эти люди пришли к нам из далёкого мира не воевать, а наладить контакт между Москвой и Минском. Но даже сам их приход — это великий знак, посланный нам Богом. Может быть, вернее я думаю, что это поможет объединить Муос. А
