Голова самодовольно осмотрел подчинённых нейтралов. Они заржали глупой пошлой шутке, а Голова между тем продолжал:
— Ну то и ладно, хрен с тобой, можешь мне не давать, оброк заплатишь и дуй себе дальше. А вот эти рыла что-то мне не знакомы, — под «этими рылами» Голова подразумевал уновцев.
Выступила Светлана:
— Голова, пропускай. Ты, что не слышал, как нам досталось в туннеле?
— В том-то и дело, что со слухом у меня всё о-о-очень хорошо. Слышал я и автоматную пальбу и взрывы. Да и на зрение я отродясь не жаловался: вижу, у друзей твоих новых, оружие какое-то странное, и одеты они по-интере-е-е-есному. Ты Купчиха с Ходоками проходи. А вы, хлопчики, возвращайтесь.
— Да ты что? У нас же раненные. Да и погибших похоронить по-людски надо.
— Раненных и у нас хватает. Ну дело ж не в этом. Что ж я ни человек? Раненных так и быть, пропущу, да и мёртвых ввозите. А вот эти, пусть дуют, откуда пришли. Я не пропущу их на станцию. Сама Конвенцию знаешь, устав станции запрещает пропускать чужаков. А уж эти — точно не Партизаны, а других членов Конвенции я в вашей стороне не знаю.
Светлана, еле сдерживая себя, максимально вежливо пыталась убедить командира Нейтралов:
— Да причём тут Конвенция? Эти люди не из Муоса, из другого метро — из Москвы. Они пришли к нам на помощь. Они помогут нам победить ленточников и змеев.
— Ах из Мо-о-о-сквы-ы-ы-ы? Были тут у нас уже одни помощники-освободители из Америки, знаешь, чем всё закончилось. Тем более этих не пропущу.
Дехтер положил руку на цевьё своего автомата, перекинутого за спину. Для других спецназовцев это было знаком: «Готовься к бою». Вроде бы ничего не изменилось, никто не пошевелился. Но только Дехтер подаст знак — и начнётся стрельба. Каким-то образом взвинченность уновцев передалась и ходокам, которые невзначай перехватывали рукоятки своих арбалетов. Исход возможного боя предсказать было трудно, но отступать не ходоки не спецназовцы не собирались. Между тем Купчиха продолжала театрально завывать:
— Да что-о-о ты за чу-у-учело такое? Аль креста на тебе-е-е нет? Зажрался ты не-е-ейтрал пога-а- аный. Нам что возвращаться и сдо-о-охнуть в туннеле том? А ты, мо-о-о-орда, пойдёшь и обоз наш сожрёшь?
Эти невинные слова, совершенно непонятным образом задели Голову. Он, брызгая слюной, не то со злобой, не то с обидой начал, заикаясь, кричать на весь туннель:
— Да что ты ссыкуха трындишь такое? Это на мне-то креста нет? Кто жопы ваши партизанские от ленточников прикрывает? Кто, бля, от эпидемий тут дохнет, пока вы там бульбу со шкварками жрёте? Да ты, сучка, знаешь, что у нас в том году половину детей от кровянки повымерло? Да ты знаешь, что урожай наш на поверхности ползуны сожрали? Тебя волнует, что мы жрать до весны будем? Ты слышала, что мы уже с поверхности траву радиоактивную носим, чтоб свиней наших кормить? А потом сами с голодухи этих свиней радиоактивных жрать будем? У тебя, заразы недоделанной, дети есть-то? Так вот знай: у меня были — трое, осталась одна дочурка и та в лазарете лежит, от цинги и рахита доходит. А ты, бля, мне тут укоры вставляешь. И эти пидоры, что с тобой невесть откуда припёрлись, тебе поддакивают и думают, как станцию нашу бедолажную со света свести...
Купчиха сделала шаг вперёд и уже было открыла рот, чтобы продолжить спор и привести более едкие и весомые аргументы, но Светлана, положив ей руку на плечо, обратилась к Голове со словами, которые Дехтеру показались уже знакомыми:
— Атаман! Сообщество Партизан с высоким уважением относится к Вашей миссии. Нам известна та роль, которую Вы играете в нашем метро. Но мы сюда пришли сегодня не с простым коммерческим обозом. Впервые за много лет у всех членов Конвенции появилась надежда. Мы действительно нашли друзей из другого мира — из Московского метро. Они проделали долгий путь, чтоб помочь нам, и я уверена, что они помогут нам справиться с нашими общими врагами. Мы должны пройти через вашу станцию или боковыми туннелями в Центр. Мы может пойти боковыми туннелями, хотя шансов дойти у нас будет меньше и вам это облегчения не принесёт. Нам лучше пройти через вашу станцию. И в качестве компенсации того урона, который мы можем принести своим проходом, просим вас принять тройную плату за проход.
При этих словах Купчиха встрепенулась и явно собиралась что-то возразить, но Светлана крепко сжала ей плечо.
Атаман Нейтральной некоторое время стоял молча, а потом подошёл к краю бруствера, спустился по металлической лестнице и крикнул:
— Освободить проход!
Нейтралы начали спускаться и выходить из дверей дрезины — их было человек двенадцать. Атаман обратился к гостям:
— А вы чё стоите, как на поминках? Налегай!
Всей толпой, хватаясь за металлические штыри и специальные выдвижные поручни, москвичи, ходоки и нейтралы начали откатывать тяжёлую бронедрезину в сторону Нейтральной. Противоупоры предварительно были убраны, но и при этом толкать её было не просто. Очевидно, броня дрезины была не тоньше пятнадцати сантиметров. В двадцати метрах от места стоянки дрезины был выдолбан в породе специальный боковой туннель длиной метров в двадцать. По уложенной в этот аппендицит ветке рельсов оттолкали дрезину, чем освободили проход в туннеле. Пока мужчины толкали дрезину, Купчиха громким злобным шёпотом спросила у Светланы:
— Ты одурела, баба? Трёхкратную пошлину? Да это ж целая дрезинища с грузом — треть того, что мы везём!
— Если мы пойдём боковыми ходами, мы вряд ли довезём даже свои задницы.
Купчиха что-то недовольно пробубнила, но спорить не стала.
Когда грузовые дрезины прокатили в образовавшийся проход в туннеле, бронедрезину откатили обратно, установили противооткатные упоры.
Купчиха невесело обернулась и насмешливо крикнула Голове:
— Бувай, дружок!
— Тебе того же Купчиха. Не забывай, что обещали насчёт тройной платы.
Вошли на Нейтральную. Станция представляла собой подземный полуразрушенный форт. Когда-то станция называлась Купаловской. Она была передовой в битвах между Востоком, Партизанами, Центром, Америкой. Станция переходила из рук в руки и каждая новая власть пыталась создать её неприступной крепостью. После подписания Конвенции между враждующими, станцию из «Купаловской» переименовали в «Нейтральную». По условиям Конвенции эта станция не принадлежала не одной из сторон и являлась буферной зоной с целью предотвращения стычек и войн между Америкой, Партизанами и Центром.
Но вскоре у членов Конвенции появились новые враги — змеи, диггеры, ползуны, ленточники, отодвинувшие былые противоречия на задний план. Станция снова стала передовой борьбы с внешними врагами. На Нейтральной жили выходцы со всех станций подземки, а также с бункеров и дальних поселений. В зависимости от происхождения они объединились в кланы. Кланы враждовали друг с другом, по прежнему деля себя на американцев, партизан, центровиков и поселенцев. Но для внешних они называли себя Нейтралами и гордились этим. Знаменем станции являлся кусок серого полотна. Каждый Нейтрал обязан был носить серую повязку. Серый цвет — не белый и не чёрный и не цветной — символизировал нейтральность станции.
В соответствии с Конвенцией, каждый, кому удавалось сбежать на Нейтральную, становился гражданином данной станции. Но возврат на родину для него уже был заказан. Поэтому на станции собрались, главным образом, изгои: мутанты, преступники, повстанцы со всех уголков Муоса.
На станции разводили кур и свиней, которых кормили слизнями. Слизней, в свою очередь, разводили и собирали в туннелях, а также в норах, вырытых самими нейтралами или прорытых змеями. Ежедневно группы нейтралов уходили в норы для сбора слизней, рискуя встретится со змеями, диггерами или даже ленточниками — и далеко не каждый день они возвращались в полном составе. Но станция жила, став межой на границе. Она не давала вчерашним врагам снова схлестнуться в безумной схватке. И благодаря системе укреплений кое-как отражала набеги новых врагов.
