— Да что ты несёшь?
— А то и несу. Последний обоз через Большой Проход три недели назад пришёл. Тоже за своих признали... А как мы ворота открыли, палить с арбалетов стали, еле отбились от них. Троих наших убили, даже тел потом не нашли. Вот я и говорю, Купчиха, или не Купчиха, почём мне знать, что ты — настоящая...
— Да настоящая я, что не видишь? Если не веришь, Серика покличь...
— Точно, Серик то тебя узнать должен, — хихикнуло пол-лица, — Вот ты и заходи, тебя одну проверять будем, а остальные на тридцать шагов назад отступите.
Обоз отошёл назад. Массивные ворота с громким скрежетом приподнялись, открыв внизу небольшую щель, в которую ползком едва протиснулась Купчиха. Как только в тени скрылись её пятки, ворота упали.
Обоз ждал с полчаса. Как Серик «проверяет» Купчиху, все догадывались, но вслух об этом не говорили. Неожиданно ворота заскрежетали и поднялись в человеческий рост. Тот же дозорный кивнул, заходите, мол, проверили, всё нормально.
Когда они вошли на станцию, их окружили со всех сторон центровики. Солдат было человек пятьдесят — видимо весь штатный вооружённый отряд станции. У всех в руках взведённые арбалеты, однако по равнодушным лицам и вялым движениям было видно, что это делается больше для порядка, на всякий случай. Видимо Купчиха в достаточной мере доказала свою подлинность. Из стоявшей неподалёку сторожки вышла сама Купчиха, проказливо улыбаясь и демонстративно поправляя на себе блузку, а за ней и Серик — широкоплечий рыжий детина лет двадцати пяти.
Октябрьская была первой встретившейся им станцией Центра. Станция выглядела чище и приличней, чем все увиденные ими ранее. Жилища и другие помещения здесь тиснулись в 2-3 этажа, но они были собраны из однотипных металлических каркасов, между которыми крепились жестяные, резиновые, фанерные или полотняные «стенки». Каркасы были ржавыми, а стенки дырявыми, но всё-таки геометрическое построение Октябрьских «кварталов» создавало иллюзию аккуратности, чистоты и благополучия местных жителей.
На Октябрьской было необычно (для минских станций) светло. Шесть ламп освещали длинный помост. Геотермальная станция Центра давала возможность для такой расточительности.
Жители станции были одеты в комбинезоны из грубой ткани. На них имелись нашивки или неаккуратно выполненные прямо краской по ткани облезлые цифры от 1 до 9. Они обозначали уровень значимости (или просто УЗ) носителя одежды. Первый уровень (УЗ-1) значимости имели только представители Совета Учёных (впрочем на Октябрьской такие не жили), девятый уровень — мутанты-рабы и приравненные к ним, то есть те, кто не имел здесь никаких прав (их тоже здесь не было — они не спускались с верхних помещений). Цифровые обозначения имелись и на жилищах Октябрьской, обозначая уровень значимости их обитателей. От уровня значимости зависели размер пайка, качество жилища, объём прав и обязанностей, ну и конечно, положение в обществе.
Циничная кастовая система Центра, впрочем, оказалась довольно функциональной. Кастовая раздробленность была эффективным средством против возможных революций, позволяла хорошо управлять народом, а также создавала центровикам стимул для продуктивной работы и повышения уровня образования — единственных провозглашённых критериев, которые позволяли доказать свой более высокий уровень значимости, и не дай Бог, не упасть на более низкий. Хотя для девятого и восьмого уровней значимости (соответственно мутанты-рабы и мутанты-надсмотрщики и к ним приравненные) — перспективы такие не открывались: выше восьмого уровня они подняться не могли. Да и для других слоёв основным способом продвижения вверх являлись не трудовые успехи, а мзда Инспекторам.
Жители других районов Муоса, кроме мутантов, ленточников и диггеров, для центровиков были заведомо УЗ-7, и лишь обучавшиеся в Университете Центра имели тот уровень, который им присваивался после выпускных экзаменов.
Всё это шептала Светлана Радисту, пока они топтались под присмотром военных, обозначенных цифрами «6» и «5». Радист рассеянно спросил:
— А у тебя какой уровень?
— У меня — УЗ-3. Более высокого внешним не присваивают. А для Партизан уровни ничего не значат, сам понимаешь.
Радист внимательно посмотрел на Светлану. Он давно понял, что Светлана очень умна. Видимо это заметили и центровики, когда она, ещё девчонкой, у них лечилась и сами предложили партизанскому руководству выучить девушку, а по результатам учёбы присвоили ей третий уровень значимости.
— А зачем они учат Партизан?
— Ну, во-первых, учат они не только Партизан: у них учатся и Америка и Нейтралы и даже, Светлые диггеры. Во-вторых, это совсем не бесплатно. За обучение одного Специалиста Партизаны отдают по две свиньи в год. В-третьих, Центру нужны союзники, да и в торговле с нами они заинтересованы. А если у нас не будет Специалистов, то мы или вымрем или впадём в дикость. А ведь мы поставляем Центру свинину, кожи, велосипедные механизмы, полотно из леса... Им мы нужны, поэтому они нас и обучают. Хотя делают это ровно настолько, насколько этого достаточно, чтобы мы сводили концы с концами. В сокровенные тайны Центра они нас не посвящают.
— А чего мы ждём?
— Как чего? Главный администратор станции имеет УЗ-3. Он-то точно посчитает ниже своего достоинства общаться с нами. Ему доложили про нас, и он поручил какому-нибудь холую из числа администраторов 4-5 уровня с нами пообщаться. Холуй также должен сделать вид, что он не спешит встретиться с нижайшими седьмого уровня (про мой уровень они не знают — на мне ж не нарисована цифра), а одновременно он демонстрирует свою занятость, а значит повышенную значимость. Мы должны протоптаться, как минимум час, чтобы потешить его значимость, а потом он пригласит нас на аудиенцию.
Они прождали полтора часа, после чего к ним подошёл мужичек, с шестёркой на рубахе, который деловитым торжественным голосом заявил:
— Вас приглашает администратор пятого уровня Аркадий Аркадьевич. Оставьте здесь оружие.
Светлана и Рахманов ушли. Дехтер тоже хотел идти, но Светлана отговорила его, сказав, что из-за маски Дехтера у них могут возникнуть неприятности: администратор или посчитает неснятую маску оскорблением для себя или, ещё хуже, посчитает Дехтера мутантом или ущербным. Тогда его, по местным законам, должны арестовать, нарисовать на нём восьмёрку или девятку (как повезёт) и отправить в верхний лагерь. Дехтер согласился, что ему идти не стоит.
Они вернулись через три минуты. Рахманов о чём-то, бубня про себя, ругался, а Светлана улыбалась одними глазами. Радист спросил:
— Что там?
— Да, как я и предполагала, их значимость не посчитал возможным для себя даже взглянуть на нас. Рахманов распинался ему о цели нашего похода, спрашивал про приёмник, а тот делал вид, что не слышит и якобы внимательно читает очень важную бумагу. В конце только устало протянул: «Свободны».
— И что?
— Да так всегда тут. Он хотел бы взять мзду с нас, но боится. Меня он знает, знает мой уровень, дико завидует и ненавидит. Формально, если на мне не нарисована цифра, он не обязан оказывать мне почести, но рабская привычка всё равно заставляет его чувствовать себя ущербным передо мной. Выпендрился, и отцепился. Хотел бы взять мзду, да боится: а вдруг у меня связи в Центре и я доложу. Ему тогда, в лучшем случае, седьмой уровень, а в худшем — и девятый можно схлопотать.
— Так ведь ты говорила, что на восьмом-девятом только мутанты.
— Не только. Ещё и инвалиды, больные, ущербные. Если кто-то совершит преступление — его делают инвалидом: отрежут там язык или выколют глаз прилюдно — и есть основания считать приравненным к мутанту, а значит присвоить восьмой-девятый уровень. Да и УЗ-7 — это группа риска. Они ночуют внизу, но работа их, главным образом, связана с верхними помещениями или выходами на поверхность. А, значит, они быстро гробят здоровье. Если УЗ-7 приболеет или не выполнит норму, ему могут запретить ночёвку
